5. По непонятной причине Сапегин не указывает кто и зачем отозвал его из полка, заставив бросить без присмотра Якова, не объясняет, кому он поручил опекать его в свое отсутствие. Хотя подробно перечисляет виноватых, называя должности и фамилии, не стесняясь в выражениях: «Комдив вместе с начартом дивизии… бросили… в панике… Я виню… начальника артиллерии корпуса генерала Казакова…» Проследив дальнейшие судьбы названных в письме командиров, я выяснил, что войну они закончили так:

командир дивизии полковник И. Д. Васильев – генерал-полковником танковых войск, Героем Советского Союза;

начальник артиллерии корпуса генерал-майор артиллерии В. И. Казаков – генерал-полковником артиллерии, Героем Советского Союза, а в 1955 г. он стал маршалом артиллерии.

Что касается других командиров, то начарт дивизии полковник М. А. Липовский закончил войну генерал-майором артиллерии, а замполит дивизии полковой комиссар В. Г. Гуляев – генерал-майором, членом ВС танковой армии.

Так что никакого следа случай с пленением сына вождя в их судьбе и карьере не оставил. Такое вполне могло быть, если Яков на самом деле никогда не воевал в составе их корпуса, дивизии и полка. Сапегин же, как указано в документах Артакадемии, погиб в бою (надо отметить, что в этом документе он записан как Сопегин). Кстати, на интернет-сайте «Мехкорпус» указано, что в начале войны командиром 14-го гаубичного артполка был майор Коротеев, а полковник Сапегин даже не упоминается.

6. Поскольку полковник Сапегин пишет, что он командир 308-го легкого артиллерийского полка, который, как я установил, входил в состав 144-й стрелковой дивизии, то можно предположить, что его перевели на эту должность после того, как эта дивизия прибыла из Ярославля. По данным интернет-сайта http://ru.wikipedia.org/wiki/, 144-я стрелковая дивизия «…04–05.07.1941 года разгружалась около Орши. 15. 07. 1941 года дивизия сосредоточилась на северном берегу Днепра… 19.07.1941 года Рудня была отбита (после залпа катюш батареи капитана Флёрова И. А.), но вечером 20.07.1941 года вновь оставлена. К 31.07.1941 года с боями отступила северо-восточнее Смоленска, попала в окружение. Остаткам дивизии в количестве около 440 человек удалось переправиться на восточный берег Днепра 03–04.08.1941 года».

Эти последние даты, 3–4 августа 1941 г., почти совпадают с датой письма Сапегина Василию Сталину.

Поэтому возможно, что письмо Сапегина – это часть операции прикрытия истинных обстоятельств и даты попадания Якова Джугашвили в плен.

Итак, что же характерно для всех перечисленных выше документов?

1. Ни в одном из них почему-то не изложен последовательно, без пропусков, как это полагалось в те годы, жизненный путь Якова – где жил, где и когда учился и работал (не указаны годы его переезда в Москву из Грузии, окончания школы, поступления на рабфак и в МИИТ и их окончания, женитьбы на Юлии Мельцер; даже не упоминается Ленинград и т. п.). Это наводит на мысль, что какие-то аспекты его жизни по какой-то причине скрываются, и главное – место его последней работы и должность. Видимо, эти сведения могут раскрыть совершенно иные обстоятельства его попадания в плен – например, что он был интернирован 22 июня 1941 г. на территории Германии.

2. Очень невнятны и противоречивы документы об учебе Якова Джугашвили в Артакадемии, где он, похоже, учился на особых основаниях, скорее всего совмещая учебу с основной работой.

3. Нет ясности по поводу его военной службы после окончания Академии и его участия в боевых действиях после 22 июня 1941 г.

Письмо отцу из плена

Существует еще один очень важный в судьбе Якова документ – записка отцу:

Галина Яковлевна и некоторые исследователи судьбы Якова сочли эту записку (в общем-то, единственное, кроме упомянутой выше открытки, известное его письмо) немецкой фальшивкой по двум причинам. Во-первых, потому что впервые она была напечатана в немецких листовках о пленении Якова Джугашвили, причем вместе с сообщением о том, что Яков сдался в плен добровольно и что эта записка доставлена его отцу Иосифу Сталину «дипломатическим путем». Во-вторых, потому что факсимильная копия записки попала к Галине Яковлевне вместе с копией гестаповского «Дела № T-176» о пребывании Я. Джугашвили в плену, которое ей передал помощник министра обороны США в 2003 г. И в-третьих, потому что проведенное экспертизой Минобороны РФ сравнение с подлинными рукописными документами Якова – открыткой от 26. 6. 41 и тетрадкой с его конспектами – показало, что это высококачественная подделка.

Однако есть несколько соображений, не позволяющих со всем этим согласиться.

Нельзя забывать о том, что подлинник письма от 19 июля 1941 г., которое было доставлено Сталину «дипломатическим путем», был обнаружен в сейфе Сталина после его смерти. Вряд ли он стал бы хранить гестаповскую фальшивку в своем сейфе.

Не верится и в то, что все фото Якова в плену смонтированы из его довоенных фотографий, как утверждала в последние годы своей жизни Галина. Откуда у Якова на фронте могло взяться такое количество собственных фотографий? Если же Яков действительно был убит в бою, то кто-то из находившихся рядом, зная, чей он сын, просто обязан был взять его документы, в том числе фотографии. Ведь рядом с детьми Сталина постоянно находился охранник, даже в школе в мирное время, а здесь, в боевой обстановке – и вдруг никого?! Появились даже публикации с предположениями, что рядом с Яковом в его полку действовал немецкий агент, или «инициативник», подталкивающий события к попаданию сына Сталина в плен. Что же, немецкие спецслужбы лучше наших знали о назначениях и перемещениях сына советского вождя? Это трудно даже предположить. Другое еще более нелепое предположение – снимки немцам передала жена Якова Юлия Мельцер!

А откуда у немцев могли взяться образцы его почерка? Упоминаемая некоторыми авторами фантастическая история с разбитой немецким снарядом штабной машиной 14-го артполка выглядит очень неубедительно. Допустим, немецкие спецслужбы завладели уцелевшими штабными бумагами, допустим даже, что по совпадению среди несгоревших бумаг оказалась какая-то бумага с образцом почерка Якова (только какая – его единственная роспись в ведомости финчасти за единственную полученную в июне майскую зарплату, если он в начале мая закончил академию и начал службу в гаубичном артполку?) и немцы все же получили возможность написать письмо его почерком, но откуда им было известно, как ведется переписка в семье Сталина? А ведь в записке Якова всего 24 слова, но это же целое письмо, при этом абсолютно в «телеграфном» стиле его отца.

Вот для сравнения письмо Сталина матери, посланное в 1935 г.:

Всего 18 слов, причем предыдущее письмо такого же объема было отправлено ей 3,5 месяца назад, а следующее будет послано через полгода! Или его же письмо любимой жене Н. C. Аллилуевой:

Аж 20 слов – расчувствовался Иосиф Виссарионович!

Так что стиль и краткость письма от 19 июля 1941 г. свидетельствуют о том, что оно скорее подлинное, чем сфабрикованное.

Теперь попытаемся вникнуть в его содержание. Первое, что удивляет: в письме нет никаких попыток оправдаться за попадание в плен и объяснить, при каких не зависящих от него обстоятельствах это произошло. Про них, в отличие от Якова, пишут авторы многочисленных публикаций о нем (например, немцы неожиданно выбросили в наш тыл десант, или у батареи кончились снаряды, или он был тяжело ранен и в бессознательном состоянии захвачен врагом и т. п.). Не сказано, где это случилось. Яков как бы имеет в виду, что отец и так прекрасно понимает, как и где это произошло.