— Когда-то тут озеро было. Потом заросло, стало зыбучим болотом. Отец рассказывал, что еще во время войны сюда не каждый мог сунуться. Партизаны по тайным тропкам ходили… А теперь ничего. Иди смело!

Был уже час дня, когда под ногами у нас оказалась песчаная почва Острова, поросшая сухим, жестким брусничником.

— Давайте устроим лагерь на самой вершине, среди сосен! — предложила Ольга. Это, конечно, было здорово: поставить палатку на высоком месте, откуда все вокруг видно. Но именно здесь, на самой вершине холма, уже устраивал лагерь кто-то другой задолго до нас. Вокруг черного кострища валялись старые газеты, консервные банки, бутылки, грязные обрывки целлофановых оберток и пакетов.

— Фу! — сморщила нос Татьяна. — Пойдем отсюда, выберем другое место.

Но Виктор, сняв рюкзак, молча стал собирать оставленный кем-то мусор. Хотя мне и было противно касаться всех этих отбросов, я стал помогать ему. Мы вырыли ямку, сложили туда банки, бутылки, весь мусор и забросали землей. Место стоянки теперь выглядело совершенно иначе.

— Ежели каждый станет костер на новом месте разводить, то скоро в лесу и грибам расти будет негде, — сказал Виктор.

Тучи на небе сгущались. Мог пойти дождь, и мы решили поставить палатку и остаться тут на ночь. Я, Леонид и Виктор принялись оборудовать лагерь, а Оля с Татьяной и Женькой пошли собирать сухие сосновые сучья для костра.

Прежде всего мы выбрали такое место, чтобы во время дождя вода не подтекала под палатку. Вместо стоек мы использовали стволы двух сосен, росших неподалеку одна от другой. Натянув между ними главную палаточную веревку, мы быстро закрепили колышками углы палатки и сложили в нее рюкзаки.

К этому времени вернулись Татьяна с Олей. Они насобирали не только дров, но и целую кучу великолепных, с плотными коричневыми шляпками белых грибов. Это были настоящие боровики, с ножками как бочоночки. Здесь, вдали от дорог и деревень, их никто не собирал, поэтому грибов было множество.

Самым последним вернулся к палатке Женька. Он притащил большую охапку сухих сучьев и, отдуваясь, бросил их рядом с уже горевшим костром. Капитан в это время изо всех сил дул на огонь. Он стоял на коленях, опершись руками о землю и наклонившись к самому костру. Брошенные Женькой сучья упали так неудачно, что один из них, подскочив, ударил капитана прямо в лоб. Он вскочил, схватился рукой за ушибленное место и даже замахнулся на Женьку с досады:

— Чтоб тебе провалиться!

Женька испуганно попятился и тут же, у всех на глазах, действительно провалился. Совсем недалеко от палатки он вдруг исчез, ушел в землю по самую шею. Высовывалась только его круглая голова с оттопыренными ушами. Мы все так растерялись, что некоторое время молча смотрели друг на друга: Женькина голова с вытаращенными от испуга глазами — на нас, а мы — на нее.

Первым пришел в себя Виктор. Одним прыжком он подскочил к провалившемуся и схватил его за руку. Я ухватил Женьку за другую руку, и мы вдвоем выдернули его наверх. Я сделал шаг в сторону и почувствовал, что тоже проваливаюсь. Но теперь это было уже не так неожиданно и потому не страшно. С помощью Виктора и капитана я тоже выбрался из этой странной узкой и хорошо замаскированной ямы.

Костер, грибы, обед — все было забыто. Мы принялись раскапывать эту подземную ловушку.

— Наверное, это партизанский тайник! — объявил наш капитан. — Тайники всегда устраивают так, чтобы их не было видно.

— Не смейте его раскапывать! — закричала Татьяна. Там что-нибудь может взорваться!

Мы отошли от ямы и начали совещаться. Вообще говоря, партизанский тайник, конечно, мог быть заминирован. Но зачем это партизанам? Так глубоко в лес, да еще на самую середину обширного болота, которое в то время было настоящей трясиной, фашисты вряд ли могли забраться. Значит, и минировать свое убежище было ни к чему. К тому же и я, и Женька уже побывали в этом убежище. И оно не взорвалось.

— Нет, вряд ли здесь могут быть мины, — покачал головой Виктор. — А вот оружие и патроны… Это может быть!

— Будем раскапывать! — сказал я. — Капитан, прикажи девчонкам отойти куда-нибудь подальше. Чтоб не мешали.

Притихшие Татьяна и Ольга сели рядом с палаткой, а мы с Виктором осторожно начали раскопки.

Партизанский тайник оказался очень узкой щелью длиной в пять шагов и шириной в один. Сверху щель была перекрыта настилом из коротких, совершенно уже истлевших отрезков бревен диаметром пятнадцать-шестнадцать сантиметров, поверх которых когда-то лежал слой мха, засыпанный землей. Причем это перекрытие было как бы врезано глубоко в почву и нисколько не возвышалось над ее поверхностью.

Можно было свободно ходить прямо по убежищу и не замечать его. Наверное, те, кто побывал здесь за год или за два до нас, ходили по нему и ничего не замечали — так оно было здорово замаскировано. И мы бы тоже его ни за что не заметили, если бы не Женька. Но бревна перекрытия уже настолько сгнили, что буквально рассыпались под ним в прах. Просто удивительно, как они столько времени выдерживали тяжесть земли, которая была насыпана сверху. Ведь ее слой был сантиметров в тридцать. А глубина убежища почти в рост человека.

В такой крытой щели могли с трудом уместиться три-четыре человека. Да, скорее всего, этот тайник служил лишь складом оружия или продовольствия. В углу мы нашли девять штук позеленевших винтовочных патронов. Но кроме них ничего отыскать не удалось, хотя мы весь песок, все гнилушки и истлевший мох перебрали руками. Уж очень нам хотелось обнаружить записку или какие-нибудь другие следы, оставленные партизанами.

Однако винтовочные патроны, хоть и ржавые, тоже кое-что значили. Я хотел их почистить, а потом вытащить из них пули. Вдруг там, внутри, записка? Но капитан отобрал у меня эти реликвии войны, сказав, что их нужно сдать в краеведческий музей или, в крайнем случае, в сельсовет. Впрочем, никакой записки там быть не могло: пустой патрон был бы легче других, да и пуля сидела бы в нем не так плотно. Я каждый из них в рунах подержал, взвесил на ладони и пули попробовал пошатать. Все они сидели очень прочно. Нет, это были обычные винтовочные патроны. Видимо, кто-то из партизан их обронил. А может быть, они были насыпаны здесь большой кучей и, когда их раздавали бойцам, эти девять штук остались незамеченными.

Я зарисовал разрез обнаруженного нами партизанского тайника и поставил на чертеже приблизительные размеры, потому что рулетки для точного измерения у нас с собой не было.

Потом мы пообедали домашним салом и хлебом с луком. Вкусно было очень, но после еды всем ужасно захотелось пить. В конце концов мы с Виктором решили пойти на болото и попытаться найти там хоть лужицу. На самом его краю он попросил у меня мой большой складной нож и стал копать ямку примерно в метре от края болота, на сухом месте. Я стал помогать ему, вспомнив, что где-то читал про такой способ добычи воды Нужно невдалеке от болота вырыть колодец, в который натечет отфильтрованная землей вода. После того как она отстоится, ее можно пить.

На дне нашего небольшого колодца действительно вскоре показалась вода Мы ее вычерпали руками и, подождав, пока ямка снова наполнится, один за другим напились. Вода была хоть и не нарзан, но вполне пригодная для питья. Утолив жажду, мы вернулись к палатке и довольные улеглись отдохнуть

— Ну, напились воды с головастиками? — спросила нас Оля.

— Напились.

— Вкусно?

— Ничего.

— Б-р-р! Ни за что бы не стала!

Но голос у нее был не слишком уверенный. Скорее наоборот. Она как бы спрашивала у нас: «А это не слишком противно?»

Немного погодя Татьяна тоже не выдержала:

— Их там много?

— Кого?

— Головастиков…

Мы с Витькой прыснули. Ну что за народ эти девчонки! Прямо умирают от жажды, а воду с болотным запахом пить боятся. Ведь это они нарочно про головастиков спрашивали. Знают, что никаких головастиков в этом болоте нет и не может быть. А все-таки спрашивают!