Элементарный здравый смысл подсказывал, что потеря союзника на востоке усилит опасность для самих западных держав. Но в рамки здравого смысла не укладывались антисоветские замыслы, на протяжении многих лет вынашивавшиеся в правящих сферах «западных демократий», и они продолжали действовать ему вопреки. Поздно вечером 1 сентября английский и французский послы в Берлине вручили Риббентропу идентичные ноты. Констатируя факт вторжения германских войск на польскую территорию, правительства обеих стран заявляли: им «кажется», что создавшиеся условия требуют выполнения ими взятых в отношении Польши обязательств. Если германское правительство не представит «удовлетворительных заверений» в том, что прекратило агрессию, Англия и Франция окажут помощь полякам.

По смыслу ноты являлись ультиматумом. Однако это был самый странный в дипломатической практике ультиматум: в нем не указывался срок выполнения Германией выдвинутых условий.

– Если на ноту не последует ответа, – заявил британский премьер в палате общин вечером 1 сентября, – то у посла правительства его величества есть указание… потребовать свой паспорт! Затребовать паспорт – это значит пригрозить разрывом дипломатических отношений. Разве в такой помощи нуждалась Польша!

Не менее циничной была позиция и французского правительства.

– Вот уже на протяжении пяти часов Германия ведет военные действия против Польши, – заявил польский посол Лукасевич французскому министру иностранных дел утром 1 сентября. – Что вы намерены предпринять?

– Сегодня будет объявлена всеобщая мобилизация, – ответил Бонне.

– Когда вы начнете военные операции?

– Наша конституция запрещает предпринимать какие-либо военные акции или предъявлять ультиматум без предварительного обсуждения в парламенте. Его созыв назначен на завтра, в полдень.

– Но ведь это страшно долго! Польша истекает кровью!

– Депутаты и сенаторы находятся в отпуске. Им нужны сутки, чтобы прибыть в Париж…

Лондон, 2 сентября. Гендерсон сообщает Галифаксу добытые английским военным атташе в Берлине сведения. Неожиданное упорное сопротивление поляков сорвало германо-фашистское расписание операций. Тяжелые потери с обеих сторон. Впредь до разгрома Польши Гитлер намерен придерживаться на западе строго оборонительной тактики. Германский генеральный штаб рассчитывает осуществить запланированный разгром Польши в течение трех недель.

Обращения польского правительства к Англии и Франции с каждым часом становятся все более настоятельными. Срочно требуется обещанная по соглашениям помощь со стороны авиации союзников. Пользуясь своим полным господством в воздухе (большая часть польских самолетов была уничтожена на аэродромах в первые же часы войны) в результате вероломного нападения, германские воздушные силы препятствовали завершению мобилизации польской армии и доставке войск к линии фронта. Беззаветный героизм и мужество польских летчиков не могли противостоять численному и техническому превосходству гитлеровской авиации. Появление над рейхом хотя бы нескольких воздушных подразделений союзных стран могло бы коренным образом изменить обстановку, сократить громадные жертвы, которые несло польское население.

Утром Лукасевич с нетерпением ожидает Бонне. А тот вел в Елисейском дворце переговоры с французским премьером.

– Установлен ли срок для Германии во вчерашней ноте? – спросил посол.

– Нет, парламент еще не заседал. Соберется после полудня.

– И какой срок будет установлен для ультиматума?

– Я полагаю, – ответил Бонне, – сорок восемь часов.

– Это слишком долго! Польша уже тридцать шесть часов отражает агрессию! Наше население несет огромные потери!.. Где же молниеносный контрудар, который Гамелен обещал Касприцкому?

Потеряв самообладание и перейдя на крик, посол обвиняет Францию в постыдном предательстве. Бонне, чтобы избавиться от нежелательного визитера, рекомендует ему обратиться к Даладье…

А что делает Гамелен, начальник штаба и главнокомандующий вооруженными силами Франции, на котором прежде всего лежит ответственность за ее безопасность и выполнение взятых ею военных обязательств? У него два лика, и, совмещенные, они создают стереоскопический портрет: упорный антисоветчик и капитулянт. Все остальное – лишь доведенные до редкой для человека в мундире степени навыки искусного ведения политической интриги, умение ловко использовать разного рода доводы для оправдания пораженческой позиции. Свой послужной список генерал-капитулянт ведет еще с весны 1936 г., когда совершенно сознательно дал возможность гитлеровцам ликвидировать рейнскую демилитаризованную зону. Наиболее важным «достижением» генерала, однако, было активное участие в срыве англо-франко-советских переговоров о пакте взаимопомощи в 1939 г. Следующим шагом стало его предательство Польши.

После начала операций на польском фронте Гамелен вместе со своим штабом – чтобы не мешали политики! – сразу же перебрался в Венсенский замок близ Парижа, где массивные средневековые башни и стены сложены из темно-красного кирпича. Кабинет генерала расположен в подвальной части. Через узкое окно – вполне достаточное для кругозора Гамелена – виден земляной откос глубокого рва, опоясывающего замок. В этом рву некогда по приказу Наполеона был расстрелян герцог Энгиенский… Размышляя о былом величии Франции, генерал тайно подготавливает ее поражение.

2 сентября к Гамелену явился польский военный атташе в Париже.

– В соответствии с соглашением от 19 мая Франция обязалась оказать Польше, в случае агрессии против нее, немедленную помощь авиацией. Где же она? – спросил полковник. – Ведь вся германская авиация сейчас брошена против нас!

Гамелен оказался прижатым к стене, но вскоре сумел вывернуться.

– Это неверно, – возразил он. – Две трети германских эскадрилий находятся на западном фронте.

Генерал явно лгал. Читая эти строки в книге одного из его сотрудников тех дней, задаешься мыслью – не начал ли Гамелен уже в то время писать свои мемуары, увидевшие свет после войны?

Когда же польский военный атташе заявил о намерении доложить о беседе своему правительству, Гамелен выставил его за дверь.

Такова реальная цена «гарантий», предоставленных западными державами Польше.

«Святой водой оживить повешенного…»

В разгаре первый день нацистского вторжения в Польшу. С рассвета над Варшавой кружат самолеты со свастикой, не прекращаются вой сирен и глухие разрывы. Бомбы падают на жилые кварталы, школы и больницы, на людей, не успевших укрыться, на памятники, одиноко стоящие среди вдруг опустевших площадей. Но цель одна: сломить дух польского народа. Вместе с тем кошмары первых бомбежек – это своего рода «психическая атака» гитлеровцев на капитулянтов в Лондоне и Париже.

Около 16 часов, несмотря на объявленную воздушную тревогу, по безлюдным улицам в направлении дворца Брюлль – цел ли он еще? – мчится автомашина с посольским флажком на крыле. Это посол Франции Л. Ноэль, получив через Бухарест срочное поручение Бонне (прямая связь с Парижем оказалась нарушенной), спешит на переговоры к Беку.

Поездка связана с определенным риском, и все же Ноэль испытывает удовлетворение: политический замысел, над которым он столь долго и настойчиво трудился, действуя душа в душу с Бонне, удалось осуществить! К нему пришло это чувство еще рано утром, когда разбудили взрывы бомб.

Правда, не все получилось так, как планировал Ноэль. Осенью прошлого года, сразу после Мюнхена, он направил в Париж письмо на 14 страницах, главной целью которого было вооружить Бонне аргументами, для того чтобы «пересмотреть», а, точнее говоря, ликвидировать французские обязательства в отношении Польши. События, однако, развивались несколько иначе: под давлением Чемберлена, рассчитавшего комбинацию «в более широких рамках», Даладье присоединился к провозглашенным в Лондоне «гарантиям» Польше. И вот теперь ему, Ноэлю, приходится под вой сирен начинать нелегкие переговоры.