Таков трагический финал «реального искусства».

1 Со временем Геннадий Гор пересмотрел свой взгляд на «буржуазное мышление». Бывший противник обэриутских чудачеств в статье о культурной жизни Ленинграда 20-30-х годов «Замедление времени» (Гор Г. Геометрический лес. Л.: Сов. писатель, 1975.

С. 384-423) отдал должное смелому новаторству обэриутов и в частности Даниилу Хармсу.

И Как уже говорилось, сокращение ОБЭРИУ составлено из следующих элементов СБ – объединение, ЭР – реальное, // – искусство. У – не является словопрсдставителем. Его молгно рассматривать как частицу слова «искусство».

Но скорее всего У вносит в аббревиатуру игровой и даже пародийный характер. Счь*сл игры – в нарушенли принятой логики сокращении. У – приставлено просто так, смеха ради, но веселой логике детско;: срисчааки потому, что кончается на у.

Ключевым в этом сокращении является слово РЕАЛЬНОЕ, открывающее двер^ в поэтику обэриутов.

Реальное и реалистическое – слова одного корня. В повседневной речи мы их часто смешиваем. Но в искусствоведении, в теории литературы эти с-.ова имеют разный вес.

В применении к искусству слово «реальное» означало у обэриутов то, что искусство реально, как сама жизнь. Искусство ничего не отражает. Живгт само по себе. Первично оно или вторично – неизвестно.

Вернее, оно к то и др›юе вместе: «Истинное искусство стоит в ряду первой реальное^!, оно создает мир и является его первым отражением» '.

Из утверждения, что искусство реально, как и действительность, следовало, что оно живет по своим законам, имеет свою логику.

Эти общие положения были высказаны до обэриутов, явившихся вторым поколением авангарда в русской культуре. Многие идеи достались им по наследству. О самодвижении слова, о слове вне быта и пользы заявляли в своих манифестах футуристы. Бунтарям литераторам вторили живописцы, утверждавшие, что беспредметное искусство – это и есть современный реализм 2. Литературоведы и лингвисты, примыкавшие к авангардному движению, писали об имманентном развитии словесного искусства, о практическом и поэтическом языке, которые чем дальше уходят друг от друга, тем выразительнее.

Рассуждения о специфике искусства связаны с пониманием его особой художественной логики. Она у обэриутов необычна, странна, обратна принятому. Логике противостоит алогизм; связи, развитию – фрагментарность и случайность; психологии, характеру – маска.

«Может быть, вы будете утверждать,- писали обэриуты в Декларации,- что наши сюжеты «не-реальны» и ‹не-логичны»? А кто сказал, что «житейская» логика обязательна для искусства? Мы поражаемся красотой нарисованной женщины, несмотря на то, что, вопреки анатомической логике, художник вывернул лопатку своей 1 X а р м с Д. Полет в небеса. С. 483 2 См: М а л е в и ч К. От искусства к супрематизму. Новый живописный реализм. Пг., 1915.

12 героине п отвел ее в сторону У искусства своя логика, и она не разрушает предмет, но помогав i его познать» '.

Особенностью JTOII логики были фантастичность действия и персонажей, условность пространства, походившего на сценическую площадку, да и время развивалось сиеппческп: то двигалось рывками, то скручивалось жгутом. Аналог такой логики – в сновидениях, волшебных сказках. В гоголевской фантасмагории «петербургских повестей». А если ближе – в футуристических драмах, в гротескных персонажах Хлебникова, свободно разгуливавших по периодам истории.

Обэриупл заставчяли говорить покойников, переносили действие с земли ка небеса, подслушивали беседу лошадей н воробьев. Они катили время в обратную сторону, а когда надоедало – растягивали его, как резиновый шланг Столь же свободно обращались они и с категорией причинности, а потому в их изображении всегда нелепо выглядят те, кто считает, что причина найдена: судьи, врачи, учителя В творчестве обэриутов было много парадоксального. Одним из парадоксов следует считать защиту ими позитивистского тезиса о реальных законах поэтического языка и погружение этого языка в иррациональные дебри художественной фантазии. Европейский позитивизм встречался с русским алогизмом («чушью»), проходил обработку образами народной веры в чудесное.

У каждого обэриута в пределах общей системы была своя художественная логика. Так, поэтика Заболоцкого, соединенная многими нитями с творчеством Введенского, во многом отличалась от «столбцов» «авто-ритета бессмыслицы», как назвал себя в начале пути автор «Елки у Ивановых».

Понятно, что индивидуальные системы находились в движении, эволюционировали. Так, в центре размышлении Хармса – ив конце 20-х годов, и в середине 30-х – стоял вопрос о прекрасном, а значит, и о вечном, бессмертном. Об этом и «Лапа», и «Старуха» – произведения разных периодов. Как резко они отличаются! Многие страницы «Лапы» написаны по методу цисфинита 2, то есть «логики бесконечного небытия» (Хармс помещает даже „цисфинитный" рисунок в текст). Эта «логика», точно ножницы, перерезает все скрепы и нити принятого порядка Предметный мир рассыпается, и его части, обломки, все причины и следствия принятой логики уносятся, как супрематические конструкции Малевича, в Великий Космос. По-другому построена «Старуха». Повесть тяготеет к психологическому повествованию, к «петербургскому жанру».

1 Афиши Ленинградского Дома печати. С. 11.

2 Термин Даниила Хармса.

••«Ill I III! I Такая полифония развивающихся индивидуальных систем затрудняет задачу вычленения общих принципов литературного сооб- щества.

«Уважай бедность языка»,- сказано у Введенского. Вот еще один методологический парадокс. Оживают покойники, по русскому лесу разгуливает жирафа – «чудный зверь», молодой человек из-под носа дворника улетает на небо – и «бедность». Нет, свою фантазию, насмешку художники в узде не держали. Заслон выставлялся многословию и пустословию. Обэриуты не были охотниками до лирическтх самоизлияний, до «раскрытия души» – не принимали языка синволистско-акмеистских групп. Проходили мимо психологизма, глухи были к общественной патетике.

Они хотели не столько сказать о себе, сколько выразить свои главные мысли о мире Не прибегая к средствам «научной поэзии», не боясь упрека в дилетантизме. Прошло, как они считали, время поэтов гамаюнов и трибунов. Естественный человек, «естественный мыслитель» (а он всегда беден) стал основным персонажем обэриутов.

Он до всего хочет додуматься сам. Его обычное состояние – размышление. Вот как это состояние «объясняется» в стихотворении А. Введенского «Приглашение А1еня подумать»: Нам непонятное приятно, Необъяснимое нам друг,» Мы видим лес, шагающий обратно, Стоит вчера сегодняшнего дня вокруг.

«Естественный мыслитель» – чаще всего чудак, «отпавший от века». Так сказал о Велимире Хлебникове Заболоцкий. Для обэриутов и Хлебников, и его герои – разнообразные маски авторского «я» – были примером современного мыслителя. Многие персонажи их произведений, подобно Зангези, герою одноименной «сверхповести» Хлебникова, бормочут странные мысли о мире – «бедные», «безумные», «сырые».

Ближайшие предшественники обэриутов – футуристы (кубо- и эго-). От них обэриуты переняли эксцентрику, эпатаж антиэстетизмом. И не только переняли, но значительно усилили традиции футуристического Смеха.

Бог смеха античной мифологии Мом, он же Момус, был любимейшим богом обэриутов (ср. с формулой творчества Заболоцкого – Мьгсль-Образ-Музыка: Мом,- найденной в начале 30-х годов), но богом, который находился в подчинении Балаганное балагурство, гипербола, гротеск, ирония, пародия – многочисленные виды смешного лишь усиливают, сопровождают их поэтические идеи ', суть которых ' О месте смешного в поэтике обэриутов см.' Герасимова А.

ОБЭРИУ (проблема смешного)//Вопр. лит. 1988. №4. С. 48-79.

14 глубоко серьезна. И нередко трагична. Исследователь языка Хлебникова В. П. Григорьев пишет, что «смех будетлянина слишком обременен смехом смерти в XX веке» '. О тех, кто пришел после Велимира Хлебникова, тоже можно сказать, что их смех отравлен «смехом смерти».