Как дети хмурые страданья, толпой теснилися воспоминанья в мозгах настойчивых животных.

Казалось – прорван мир двойной и за обломком тканей плотных простор открылся голубой.

«Вижу я погост унылый,- сказал бык, сияя взором,- там на дне сырой могилы кто-то спит за косогором.

Кто он жалкий, весь в коростах, полусъеденный, забытый, житель бедного погоста, грязным венчиком покрытый? Вкруг него томятся ночи, руки бледные закинув, вкруг нею цветы бормочут в погребальных паутинах.

Вкруг него, невидны людям, но нетленны как дубы, 140 141 возвышаются умные свидетели его жизни Доски Судьбы ' И все читают стройными глазами домыслы странного трупа, и мир животный с небесами тут примирен прекрасно-глупо.

И сотни, сотни лет пройдут, и внуки наши будут хилы, но и они покой найдут на берегах такой могилы Так человек, отпав от века, зарытый в новгородский ил, прекрасный образ человека в душе природы заронил!» Не в силах верить, все молчали, конь грезил, выпятив губу, и ночь плясала, как вначале, шутихой с крыши на трубу, и вдруг упала. Грянул свет, и шар поднялся величавый, и птицы пели над дубравой – ночных свидетели бесед.

3. ИЗГНАННИК Птицы пели над дубравой – ночных свидетели бесед,- и Водолей сиял, на травы лия первоначальный свет, и над высокою деревней, еще превратна и темна, окружена сияньем древним, вставала русская луна.

Изба стояла словно крепость внутри разрушенной природы, открыв хозяину нелепость труда, колхоза и свободы.

' «Д о с к и С у д ь б ы» – произведение В Хлебникова Могила поэта в Новгородской губернии (Примеч автора) В 60 х годах прах Хлебникова перенесен на Новодевичье кладбище в Москве.- Сост 142 Кулак был слеп как феодал, избу владеньем называл, говорил: «Это моя изба», или: «Это моя новая амбарушка», а сам, пожалуй, ночь не спал, но только псов ворчанье слушал.

Монеты с головами королей храня в тяжелых сундуках, он был изгнанник средь людей, и рядом с ним гнездился страх.

И рядом с ним гнездились боги в своих задумчивых божницах; лохматы, немощны, двуноги, в коронах, латах, власяницах, с большими необыкновенными бородами они глядели из-за стекол, а там кулак, крестясь руками, поклоны медленные кокал.

Кулак моленью предается, пес лает, Парка сторожит, а время кое-как несется и вниз по берегу бежит.

Природа жалкий сок пускает^ растенья полны тишиной, лениво злак произрастает – короткий, немощный, слепой.

Земля, нуждаясь в крепкой соли, кричит ему: «Кулак, доколе?» Но чем земля ни угрожай – кулак загубит урожай.

Ему приятно истребленье того, что будущего знаки.

Итак, предавшись утомленью, едва стоят, скучая, злаки.

Кулак – владыка батраков – сидел, богатством возвеличен, и мир его, эгоцентричен, был выше многих облаков! А ночь, руками шевеля, как ведьма, бегает по крыше, 143 то ветер пустит на поля, то притаится и не дышит, то, ставню выдернув из окон, кричит: «Вставай, проклятый ворон, идет над миром ураган, держи его, хватай руками, расставляй проволочные загражденья, иначе вместе с сундуками умрешь и будешь без движенья! Сквозь битвы, громы и труды я вижу ток большой воды – Днепр виден мне, в бетон зашитый, огнями залитый Кавказ, железный конь привозит жито, чугунный вол привозит квас.

Рычаг плугов и копья борон вздымают почву сотен лет, и ты пред нею, старый ворон, отныне призван на ответ!» Кулак ревет, на лавке сидя, скребет ногтями толстый бок, и лает пес, беду предвидя, перед толпою многих ног И слышен голос был солдата, и скрип дверей, и через час одна фигура, виновата, уже отъехала от нас.

Изгнанник мира и скупец сидел и слушал бубенец, с избою мысленно прощался, как пьяный на возу качался.

И ночь – строительница дня – уже решительно и смело как ведьма с крыши полетела, телегу в пропасть наклоня.

4. БИТВА С ПРЕДКАМИ Ночь гремела в бочки, в банки, в дупла сосен, в дудки бури, ночь под маской истуканки выжгла ляписом лазури, 144 ночь гремела самодуркой, все к чертям летело, к черту, волк, ударен штукатуркой, несся плача, пряча морду.

Вепрь, муха, все собранье птиц повыдернуто с сосен, «Ах,- кричало,- наказанье, этот ветер нам несносен!» В это время, грустно воя, шел медведь, слезой накапав, он лицо свое больное нес на вытянутых лапах.

«Ночь! – кричал.- Иди ты к шуту, отвяжись, Веельзевулша!» Ночь кричала: «Буду! Буду!» Ну, и ветер тоже дул же – так, скажу, проклятый ветер дул, как будто рвался порох! Вот каков был русский север, где деревья без подпорок.

Солдат Слышу бури страшный шум, слышу ветра дикий вой, но привычный знает ум: тут не черт, не домовой, тут не демон, не русалка, не бирюк, не лешачиха, но простых деревьев свалка.

После бури будет тихо.

Предки Это вовсе неизвестно, хотя мысль твоя понятна, посмотри: под нами бездна, облаков несутся пятна.

Только ты – дитя рассудка – от рожденья нездоров, полагаешь – это шутка столкновения ветров.

Солдат Предки страшные, отстаньте! Вы – проклятые кроты – землю трогать перестаньте, открывая ваши рты.

Непонятным наказаньем вы готовы мне грозить, объяснитесь на прощанье – что желаете просить? Предки Предки мы, и предки вам, тем, которым столько дел, мы столетье пополам рассекаем и предел представляем вашим бредням, предпочтенье даем средним – тем, которые рожают, тем, которые поют, никому не угрожают, ничего не создают.

Солдат Предки, как же? Ваша глупость невозможна! Хуже смерти! Ваша правда обернулась в косных неучей усердье! Ночью, лежа на кровати, вижу голую жену, вот она сидит без платья, поднимаясь в вышину.

Вся пропахла молоком…

Предки, разве правда в этом? Нет, клянуся молотком, я желаю быть одетым! Предки Ты – дурак, жена – не дура, но природы лишь сосуд, велика ее фигура, два младенца грудь сосут.

Одного под зад ладонью держит крепко, а другой, наполняя воздух вонью, на груди лежит дугой.

Солдат Хорошо, но как понять – чем приятна эта мать? 146 Предки Объясняем: женщин брюхо, очень сложное на взгляд, состоит жилищем духа девять месяцев подряд Там младенец в позе Будды получает форму тела, голова его раздута, чтобы мысль в ней кипела, чтобы пуповины провод, крепко вставленный в пупок, словно вытянутый хобот, не мешал развитью ног.

Солдат Предки, все это понятно, но, однако, важно знать – не пойдем ли мы обратно, если будем лишь рожать? Предки Сволочь, дылда, старый мерин, недоносок рыжей клячи, твой рассудок непомерен, верно, выдуман иначе! Ветры, бейте в крепкий молот, сосны, бейте прямо в печень, чтобы, надвое расколот, был бродяга изувечен1 Солдат Прочь! Молчать! Довольно! Или расстреляю всех на месте! Мертвецам – лежать в могиле, марш в могилу и не лезьте! Пусть попы над вами стонут, пусть над вами воют черти, я же, предками не тронут, буду жить до самой смерти! В это время дуб, встревожен, раскололся. В это время волк пронесся, огорошен, 147 защищая лапой темя.

Вепрь, муха, целый храмик ч муравьев, большая выдра – все летело вверх ногами, о деревья шкуру выдрав.

Лишь солдат, закрытый шлемом, застегнув свою шинель, возвышался словно демон невоспитанных земель.

И полуночная птица – обитательница трав – принесла ему водицы, ветку дерева сломав.

5. НАЧАЛО НАУКИ Когда полуночная птица летала важно между трав, крестьян задумчивые лица открылись, бурю испытав.

Над миром горечи и бед звенел пастушеский кларнет, и пел петух, и утро было, и славословил хор коров, и над дубравой восходило светило, полное даров.

Слава миру, мир земле, меч владыкам и богатым! Утро вынесло в руке возрожденья красный атом.

Красный атом возрожденья, жизни огненный фонарь, на земле его движенье разливает киноварь.

Встали люди и коровы, встали кони и волы, вон – солдат идет, багровый от сапог до головы.

Посреди большого стада кто он – демон или бог? И звезда его крылата блещет, словно носорог.

148 Солдат Коровы, мне приснился сон.

Я спал, овчиною закутан, и вдруг открылся небосклон с большим животным институтом.

Там жизнь была всегда здорова, и посреди большого зданья стояла стройная корова в венце неполного сознанья.