— Вы забываете, что если нет законных владельцев, а их нет, имущество выставляется на торги, в которых, уважаемый Геральд Владимирович, победит тот, кто даст больше денег.

— Кто же даст, по вашему, больше за этот богом забытый уголок?

— Тот, кому он дорог и необходим. Я например.

Сказав это, Инна поднялась и, не прощаясь, покинула помещение, а её собеседнику пришлось отвечать двери: "Вы, оказывается, тёмная лошадка, Инна Евгеньевна. Но и мы не пальцем струганы, — включив селектор, он коротко распорядился: — Литвинова Инна, к завтрашнему дню я должен знать о ней всё. Особенно меня интересует её финансовое положение и кто за ней стоит."

7.

Напугала дяденьку бывшая журналистка. Завтра он узнает, что кроме долгов и воспоминаний за душой у неё нет ничего. Ни рубля, ни ваучера. "Не горюй, Нульча, — подбадривала она себя по дороге домой, — главное ввязаться в драку, а там посмотрим." Из дома позвонила Светлане справиться о делах. Они крепко сдружились за последнее время. Беда сплотила их, таких непожих, единых в стремлении защитить своих детей. "Да какие у нас дела, всё по-старому. Чемоданное настроение. Кроме малышей. Колокольчики вон бегают по двору. Устроили разведку тут неподалёку, даже познакомились с экскаваторщиком, который сносит наш старый забор… Уже сваи привезли на новый. Представляешь новый забор с колючей проволокой, током и вооруженной охраной?"

Сергей переживал молча, бессильный чем-нибудь помочь. Вставал в пять утра, делал привычную разминку, смывал остатки сна холодным душем. Затем садился на старенький велосипед, предварительно пристегнув протез к педали, и ехал в деревню за молоком. Там его ждали. Когда возвращался — у низвергнутого забора оживала немногочисленная техника и копошились чужие люди. Вторую неделю подряд интернатовских детей будило не пение петухов, а тарахтение экскаватора, прогревающего двигатель.

Света сохраняла видимое спокойствие, чтобы дети ни о чём не догадовылись. Они бурно радовались новому ограждению, новым людям и большим машинам, сгружавшим длиннющие бетонные балки и кучи желтого песка. "Пока мне официально не прикажут убираться, я словом не обмовлюсь и с места не сдвинусь!" — звучало твёрдо и лишь Валерия Никитична, исчерпавшая все запасы карвалола и валерианки, знала чего стоит и из чего состоит такая непоколебимость.

— Светлана, вам денег не предлагали ещё за то чтобы побыстрее освободить помещения?

— Нет. Но несколько мамочек уже выразило желание забрать детей… Я-то думаю, раньше не видно их и не слышно, а тут — извольте подготовить документы, да поживее. Ну как после этого их называть, кукушек продажных? Деньги, небось, на себя потратят, а малышню сбагрят куда подальше. Мушину мамашу помните — она регулярно донимает меня звонками!

Из беседы с подругой-союзницей Света не делала секрета, и в их разговоре молча участвовали все кто находился в учительской. Валерия Никитична с тревогой следила за директорской рукой, готовой вот-вот схватиться за сердце, нянечка Клаша качала головой, а недавно принятая учительница начальных классов Зоя чертила на обложке журнала цепочку вопросительных и восклицательных знаков.

— Дорогие мои, не хочу скрывать от вас, дела наши обстоят не лучшим образом. На маму Саши Воржецкого пытались надавить, правда, для начала — пряником, но кнут впереди. Нас не так-то просто купить, столько лет в этих стенах дорогого стоят. Иннины силы на исходе, она, как и мы, почти исчерпала свой боевой потенциал… Нам всем осталось надеяться только на чудо.

Сергей застал в кабинете унылые лица и отзвук имени, которое давно различал среди множества других женских имен. Света ошибалась, полагая, что он увлёкся Инной во время её бурной карьеры манекенщицы. До недавнего времени Сергей ничего об этом не знал. А узнал, когда обнаружил в директорском кабинетике "случайно" положеный на видное место глянцевый журнал с лицом, отдалённо напоминающим Иннино. Уловка сработала, он забрал журнал с собой и долго изучал в своей подсобке — крохотной каморке с мутным освещением в виде сороковольтовой лампочки без плафона. Вздрагивал при каждом звуке извне, как мальчишка, поглощенный запретными фотографиями. Серебряные длинные волосы, струящиеся по плечам, спадающие на грудь и угадывающиеся под серебряным шёлком соски. Гладкая белая кожа, пронзительные серые глаза в обрамлении осыпанных серебром ресниц и блестящие крупные губы с намёком на улыбку. Инна Хофрост — псевдоним, в переводе с английского означающий "иней". Холодная северная красавица, хрупкая, словно льдинка и неприступная, как айсберг.

Его Инна, являющаяся в самых сладких снах, ничего общего с инеем не имела. Ещё до первой встречи с нею он много раз любовался её ликом, увековеченным на огромной иконе святых великомучениц Софии, Веры, Надежды и Любови. Кроткий мудрый взгляд Софии глубоко запал в душу, также в детстве смотрела на него мать. Увидев Инну, он догадался, что эту святую писали с неё, а может быть, кто знает, она вновь вернулась к людям во спасение. Боясь прослыть еретиком, Сергей не поделился своим открытием с батюшкой. Никому не рассказал живому, доверился лишь бумаге. Графические портреты женщины оживляли блёклые стены, излучая нежность и покой. Покой и сдержанность были её внутренним стержнем. Сергей не мог представить Инну, бьющуюся в истерике. Казалось — это последний костёр, в котором она сгорит без остатка. Каждый вечер он спускался в свою каморку, чтобы остаться с нею наедине. Сумеречный подвал поглощал и рёв пришлых моторов, и детские крики.

8.

Инна вздрогнула всем телом от звонка в дверь, который прозвучал неожиданно резко. Открывать? Она никого не ждала… Вдруг это киллер? Сейчас модно "отстреливать" препятствия. Переборов минутный страх, открыла. На пороге стоял симпатичный мужчина лет тридцати с кейсом в руке. Деловой костюм, шикарные ботинки — он мало смахивал на киллера.

— Здравствуйте, Инна Евгеньевна! Мы можем поговорить с вами?

— Вы не киллер? — осведомилась просто так, на всякий случай.

— Нет, — голос ровный и спокойный. Естественно, так он тебе и скажет. Но вошедший зачем-то распахнул перед ней плащ и поднял руки: — Можете обыскать, если хотите.

Она пожала плечами и, махнув в его сторону рукой, отправилась в комнату. Гость снял плащ, аккуратно повесил на вешалку и последовал за ней:

— А что, есть проблемы?

— Пока не знаю… Вы располагайтесь, где удобно. Чаю хотите?

— Хочу кофе. У вас замечательная джезва, кофе в ней должно иметь изысканный вкус.

Полностью израсходовав кредит испуга, она решила не удивляться.

— Не удивляйтесь, — продолжил он её мысли, — кухня хорошо просматривается из прихожей.

— Ладно, не буду. Хороший кофе требует времени. Пойду прокалю песок. Подождёте?

Поймала кивок и ушла. Кофе и правда получился славный — можно было насытиться одним запахом. В гостиную Инна внесла поднос на руках и ультиматум в голосе:

— Я догадалась, кто вы. Так что не будем тянуть: если вы решили меня купить, то это вам дорого обойдётся!

Её тон ничуть не смутил гостя, видимо бывало и хуже.

— Насколько дорого?

— Очень дорого.

— Слишком туманно. Да ладно, Инна Евгеньевна, ну их, эти финансовые заморочки! Я готов с вами торговаться, но только после того, как вкушу сей божественный напиток. Проявите же человеколюбие!

Инна, смирившись с его прихотью, присела на краешек дивана и стала наблюдать за необычным кофеманом. Никак не получалось разозлиться на него, и потом гость разительно отличался от людей, виденных ею ранее в стане врага. Чисто выбритое лицо с тонкой полоской бородки на скулах. Открытая "голливудская" улыбка. Костюм продуман до ниточки и смутно знакомая брошь на лацкане — золотой раскрывшийся тюльпан, инкрустированный россыпью бриллиантовых капель.

— Кто вы?

Он подмигнул ей:

— Меня зовут Марат. Я представляю частное лицо, которое заинтересовано в вашей работе. Раз уж мы затронули финансовую сторону, рад сообщить, что мой хозяин — человек небедный. Но, глубокоуважаемая Инна Евгеньевна, прежде мы должны с вами обсудить условия сотрудничества. Нам, как и вам нужны гарантии.