Изменить стиль страницы

Об усмиренной, «укрощенной» героине мечтает рассказчик, в горячечном монологе которого, возможно, сопрягаются, накладываются друг на друга, сливаются оба значения слова, выбранного им для характеристики погибшей.

Развитие же сюжета обнаруживает крах «теории» героя, основанной на «бесовской гордости»: Кроткая остается неукрощенной, ее бунт сменяется молчанием, а молчание — самоубийством.

Мотив молчания — один из ключевых в повести: не случайно слова словообразовательного гнезда «молчать» встречаются в тексте 38 раз[270]. Герой произведения, называющий себя мастером молча говорить, оказывается способным только на монолог и автокоммуникацию, он на молчание напер, и героиня начала примолкать; диалог же его и Кроткой невозможен: оба персонажа замкнуты в своем субъективном мире и не готовы к познанию другой личности. Отсутствие диалога служит причиной катастрофы, в молчании, разделяющем персонажей, зреют отчуждение, протест, ненависть, непонимание. Молчание сопровождает и гибель Кроткой:

Стоит она у стены, у самого окна, руку приложила к стене, а к руке приложила голову, стоит этак и думает. И так глубоко задумавшись, стоит, что и не слыхала, как я стою и смотрю на нее из той комнаты. Вижу я, как будто она улыбается, стоит, думает и улыбается...

Гибель героини соотносится с реальным фактом — самоубийством швеи Марии Борисовой, выбросившейся из окна с образом в руках. Этот факт был прокомментирован Достоевским в «Дневнике писателя»: «Этот образ в руках — странная и неслыханная еще в самоубийстве черта! Это уж какое-то кроткое, смиренное самоубийство. Тут даже, видимо, не было никакого ропота или попрека: просто — стало нельзя жить. "Бог не захотел" и — умерла, помолившись. Об иных вещах, как они с виду ни просты (выделено Ф.М. Достоевским. — Н.Н.), долго не перестается думать, как-то мерещится, и даже точно вы в них виноваты. Эта кроткая, истребившая себя душа невольно мучает мысль»[271].

«Смиренное» самоубийство Достоевский противопоставляет самоубийствам от «усталости» жить, от утраты «живого чувства бытия», от безотрадного позитивизма, порождающего «холодный мрак и скуку»[272]. «Кроткая» самоубийца в повести сохраняет веру. Ей «некуда идти» и «стало нельзя жить»: ее душа осудила ее за преступление, за «гордость», в то же время она не терпит подмен и лжи. Героиня «фантастического рассказа» попала в дьявольский круг лжеобщения: Закладчик, «как демон», требует, чтобы она «падши, поклонилась ему... Закон Божьего мира — любовь извращается в дьявольскую гримасу — деспотизм и насилие»[273]. Своей смертью Кроткая разрывает этот круг. Символический характер в главе II повести приобретают пространственные образы: дважды — в сцене несостоявшегося убийства и перед самоубийством — героиня оказывается «у стены», смерти она ищет «в отворенном окне». Образ стены, который появляется в ситуации выбора, — знак замкнутости пространства и символ невозможности выхода; «отворенное окно», напротив, метафора «просвета», освобождения, преодоления «демонской твердыни»[274]. Сохранившая веру героиня принимает смерть как волю Бога и предает себя в его руки. Старинный, семейный образ Богоматери служит символом покрова, зашиты Богородицы.

В сюжете повести Кроткая подвергается трем нравственным испытаниям: искушению продать себя, искушению предать, искушению убить, — но, преодолевая их, сохраняет чистоту души. Символом ее нравственной победы и одновременно ««адлома» становится ее пение. Не случайно в этой сцене концентрируются метафоры, актуализирующие смыслы: 'болезнь', 'срыв', 'гибель': Как будто бы в голосе было что-то надтреснутое, сломанное, как будто голосок не мог справиться, как будто сама песенка была больная. Она пела вполголоса, и вдруг, поднявшись, голос оборвался...

В беззащитной открытости Богу героиня приближается к смирению. Именно это качество в трактовке автора является основой истинной кротости, разные понимания которой сталкиваются в структуре текста.

Смерть Кроткой разрушает временные связи в оставленном ею мире: в финале произведения формы времени утрачивают локализованность и конкретность, рассказчик обращается к вечности. Бесконечность его страдания и безмерность его одиночества воплощаются в гиперболических образах «мертвого солнца» и вселенского молчания (молчание героев распространяется уже на внешний мир), а слово кроткая включается в новые контрастирующие параллели: «Кроткая—жив человек» и «Кроткая —мертвец»:

Косность! О природа! Люди на земле одни — вот беда! «Есть ли в пол жив человек?» — кричит русский богатырь. Кричу и я, как богатырь, никто не откликается. Говорят, солнце живит вселенную. Взойдет солнц и — посмотрите на него, разве оно не мертвец?

Герой повести «обобщает свое одиночество, универсализируе его как последнее одиночество рода человеческого»[275].

Смерть одного человека в произведениях Достоевского часто интерпретируется как гибель мира, в данном же случае это смерть Кроткой, которую рассказчик сопоставляет с «небом». В финале повести она сближается с «солнцем», переставшим «живить» вселенную. Свет и любовь, которые именно Кроткая могла принести в мир, не смогли в нем проявиться. Истинный смысл кротости, внутреннего смирения — та «правда», к которой в финале приходит рассказчик: «Истина открывается несчастному довольно ясно и определительно»[276]. Заглавие же произведения с учетом целого по прочтении всего текста воспринимается уже как евангельская аллюзия: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю» (Мф. 5:5)[277].

Связь заглавия повести с текстом, как видим, не статична: это динамический процесс, в ходе которого одна точка зрения сменяется другой. В семантической структуре слова-заглавия по мере развертывания текста выделяются такие значения, как 'уступчивая', 'не являющаяся кроткой', 'укрощенная', 'робкая', 'бессловесная', 'смиренная'. Семантическая сложность заглавия противостоит первоначальной упрощенной оценке рассказчика.

Энантиосемичное заглавие повести Достоевского является нетолько многозначным, но и многофункциональным. Оно связано со сквозной оппозицией текста «гордый — кроткий» и соответственно выделяет его конфликт. Заглавие служит знаком лирического начала «фантастического рассказа» и обобщает изображаемое, отражает развитие образа героини и динамику оценок рассказчика в сопоставлении с авторскими, выражает важнейшие смыслы про изведения и конденсирует инвариантные темы и мотивы творчества писателя. Оно, наконец, раскрывает интертекстуальные автоинтертекстуальные и связи произведения.

Вопросы и задания

1. Определите значение названия повести Ф.М. Достоевского «Белы ночи» как знака, воспринимаемого до знакомства с текстом.

2. Определите формально-семантические связи заглавия с текстом. Укажите, с какими планами текста оно связано

3. Выявите «приращения смысла», развивающиеся у заглавия по мере развертывания сюжета.

4. Определите смысл заглавия «Белые ночи».

5. Укажите основные функции этого заглавия.

вернуться

270

Значимость этих единиц в тексте подчеркивается их повтором, ср.: Я все молчал, и особенно, особенно с ней молчал... почему молчал?.. А я усиливаю молчание, а я усиливаю молчание. 

вернуться

271

Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. — Т. 23. — М., 1982. — С. 146.

вернуться

272

Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. — М., 1982. – Т. 23. — С. 145-146. 

вернуться

273

Мочульский К. Гоголь. Соловьев. Достоевский. — М, 1995. — С. 398. 

вернуться

274

«Демонская твердыня» — устойчивое аллегорическое обозначение гордости.  

вернуться

275

Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. — М., 1963. — С. 207. 

вернуться

276

Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. — М., 1982. — Т. 24. — С. 5.

вернуться

277

См. отсылку к евангельскому тексту в финале «Кроткой»: «"Люди, любите друг друга" — кто это сказал? Чей это завет? Ср.: «...заповедую вам, да любите j друг друга» (Иоанн, 15:17).