Говорят люди земли Тидас: «Мы ничего не имеем против того, чтобы пропустить вас, так как учение ваше в нашем космосе давно звучит, и ничего нового вы людям и духам не скажете. Мы предупредим людей земли нашей и постараемся предупредить людей земель других, что вы, духи, к „Ничто“ близкие, учение соответствующее проповедуете. А учение ваше вытекает из того, что вы утверждаете в сознании своем (сами, быть может, не подозревая), что может быть абсолютно непознаваемое, тогда как для нас всех нет ничего абсолютно непознаваемого. Что из того, что, ощущая солнце земли своей, я его не тем сознаю, чем оно в действительности является? От этого оно не исчезнет и не перестанет существовать. К тому же, мало ли непознаваемого? Непознаваемы бесконечности времен и пространств, но из этого не следует, что их нет. Мало интересно для душ наших ваше учение о непознаваемости того, кого Богом именуют. Но хотелось бы знать, что еще несете вы с собой. Каково ваше учение о том, как должны относиться люди друг к другу и к иным, живущим на земле существам?»

Отвечают им духи Сомнения: «Скажите, кого вы живыми существами называете?» — «Нет ничего мертвого на землях, — говорят им люди земли Тидас. — В неподвижнейшем металле, в неподвижнейшем камне мощный вихрь ионов со страшной силой носится в круговом вращении. А движение — это жизнь, и жизнь может принять такую форму, при которой она с тем, что мы называем мышлением, свяжется и с тем, что началом душевным именуется». — «О, мы говорим только о людях. Мы учим, что вражда между людьми пагубна для них… для мучителей больше, чем для мучеников, пагубна».

Говорят люди Тидас, к стоящим на страже обращаясь: «Мы просим пропустить пришельцев с земли, зеленым светом сверкающей, на те земли, где мы были. Они не помешают обитателям земель этих к верхам подниматься и не замедлят подъема людей. Они и полезны будут: заставят людей о многом думать». Расступилась стража и пропустила духов Сомнения на землю, зеленым светом, цветом надежды сверкающую. Просыпались люди земли Тидас и разговаривали о снах своих, и все они одинаковые сны видели, как будто все из далекого путешествия возвращались.

«А вы, Леги, на зеленой земле бывшие, не встречались ли с эманациями земли Тидас, с людьми зеленой земли слившимися?» Отвечают Леги, на земле зеленой бывшие: «Кажется нам, что встречались мы с душами земли Тидас, в тела людей зеленой земли вошедшими». — «А с духами Сомнения встречались ли на землях зеленых?» — «О, да, часто встречались мы с ними, и людям, с которыми мы были, духи Сомнения только помогали ясно увидеть миры высокие и почувствовать эманации Бога Великого».

114 Шабаш

Сам не знаю, как я очутился в долине на высоком плоскогорье, и так неуютно почувствовал себя, что начал искать местечко, где бы мог спрятаться. Воздух, которым я дышал, казался мне неподвижным и странно густым. Ровный и тусклый свет, озаты, имеющие рты, которые постоянно открывались и закрывались. И услышал я громовой голос, как бы из высот исходящий: «Придите и ешьте, ибо все это жило и во всем этом жизнь трепещет и в вас перельется». Я содрогнулся, увидев, как не стесняемые одеждами красавицы жадно рвали руками куски мяса окровавленного и пожирали их, игриво и ласково улыбаясь в то же время соседу. Я видел, как все пирующие пили из кубков напиток, на кровь похожий, в то время как тихий, но внятный голос, говорил им: «Пейте хмельную влагу, пейте её, и пусть проснутся в вас ваши страсти тяжелые, да увидите вы их и прельститесь ими!»

Я видел как обольстительно прекрасными становились дамы; как прекрасны становились рыцари — отвагой и мужеством горели очи их; но я видел вместе с тем, что длинные, как жала змей, как хвосты скорпионов заостренные высовывались языки красавиц и острые высокие чёрно-грязные рога как бы вырастали у рыцарей. Ник-то, кроме меня не замечал этих длинных языков и рогов, а я не знал, что подумать. Вдруг радостные крики и веселый говор пронесся между собравшимися, и я увидел трех человек в коротких плащах с какими-то, похожими на арфы музыкальными инструментами в руках. Они пели, восхваляя любовь рыцарей и дам, хвалили воинские подвиги, славили сильные удары меча, те удары, которые надвое разрубают врагов; они восхваляли пиры, веселые песни, но не слышал я в этих песнях похвал великодушию, щедрости, верности, не слышал похвал подлинным рыцарским доблестям. Все сводилось к наслаждению благами жизни, и только. Даже когда они воспевали любовь, я не слышал слов о жалости и верности. Когда пропели свои песни трубадуры, им ответил хор дам, и в их песнях восхвалялось только наслаждение любовью: не было и речи о милосердии, о жертвенности…

Послышались веселые звуки арф, красные рыцари и дамы составили быстро движущийся хоровод. Хоровод этот часто разрывался: то одна, то другая пара танцующих вырывалась из него и, крепко обнявшись, неслась в диком танце, а то вырывались из хоровода и танцевали одиночки. Наконец, вместо хоровода я увидел толпу, тесно прижавшихся друг к другу мужчин и женщин, что-то отрывисто, несвязно бормотавших. В это время я услышал медью звучащий голос: «Помните, что близка смерть и вы не знаете и знать не можете, что будет за нею. Спешите же наслаждаться жизнью до пресыщения, чтобы не жаль было умирать. Нет наслаждения выше наслаждения тела, ибо наслаждения духа — не для этой жизни!»

Подошли немолодые уже красные рыцари и разодетые дамы и говорят: «Не ослабла в нас жажда наслаждения, но нас обходят и мы боимся получить отказ, если начнем ухаживать». А медный голос отвечал: «Как вы глупы! Разве нельзя надеть на себя, на свое тело прекрасную маску? Разве нельзя достать такую маску, что она сделает вас более обворожительными, чем вы в молодости были? Мало этого — выдумайте наслаждения неслыханные, наслаждения запретные, и вы снова молодыми себя почувствуете и найдете себе тех, кто вами наслаждаться станет».

Подошли к пожилым несколько молодых дам и мужчин и говорят: «Мы устали! Нас не радуют утехи любви. Что делать, не лучше ли заняться наслаждениями духовными?» Ответил им голос: «Вы глупы! Разве нельзя совместить те и другие? Вы, дамы, отныне сделайтесь мужчинами и подражайте им, а вы, мужчины, сбросьте доспехи рыцарские и оденьте платья женские и женщинам подражайте, а за тем говорите о чем-либо возвышенном. Увидите, как интересна станет ваша жизнь».

Замолк голос медный…

И увидел я, что собрался круг громадный, посреди которого кто-то говорил: «Не довольно ли верить тому, во что нельзя верить? Я не говорю, что не было на земле тысяча двести лет назад того, кто назвал себя Иисусом. Но сколько вздора написали о нем люди и многое присочинили к его жизни и забыли сказать о нем многое же». Один спросил у него: «А что же неверного в евангелиях?» Отвечает говоривший: «Никогда не говорил Он, что кто-либо за какой-либо грех будет караться геенной огненной. Никогда не проклинал Он смоковницу, но увидев, что она засохла, сказал, что она не даст более плодов. Никогда не выгонял продающих и покупающих в храме и не опрокидывал столов и скамей, но убедил менял и торговцев голубями не заниматься в храме меной и торговлей… Одно и то же событие в евангелиях относится к разным моментам Его жизни в Палестине. Так, например, никто не знает, когда миропомазала Его Магдалина. В одном Евангелии говорится, что Ему на кресте дали уксус и желчь, а в другом — вино и мирру. В одном Евангелии он запрещает ученикам брать с собой сандалии и посох, а в другом говорится, что Он велел брать сандалии и посох…»

Перебил рассказчика нетерпеливый голос: «Зачем говоришь ты это? Два раза был разговор о миропомазании и два раза, а, может быть, и десять раз оно было! Одним ученикам в одно время Он советовал брать сандалии, ибо такое время года было, а в другое время и другим ученикам советовал не брать их. Одни давали Ему уксус и желчь, другие — когда Он не принял этого напитка — вино и мирру… Зачем ты говоришь пустяки?» — «Как пустяки? Он то не велит дотрагиваться до себя, то требует, чтобы вложены были пальцы рук в раны Его». — «Напрасны разговоры твои, и я не хочу пояснять тебе недоразумения твои. Не ясно ли тебе, что в одном случае в астральном, а в другом случае в физическом теле был Он?»