Аммирал-вдовец по морям ходил,

По морям ходил, корабли водил,

Под Ачаковым бился с туркою,

Наносил ему поражение,

И дала ему государыня

Восемь тысяч душ в награждение.

В той ли вотчине припеваючи

Доживает век аммирал-вдовец,

И вручает он, умираючи,

Глебу-старосте золотой ларец.

"Гой, ты, староста! Береги ларец!

Воля в нем моя сохраняется:

Из цепей-крепей на свободушку

Восемь тысяч душ отпускается!"

Аммирал-вдовец на столе лежит…

Дальний родственник хоронить катит.

Схоронил, забыл! Кличет старосту

И заводит с ним речь окольную;

Всё повыведал, насулил ему

Горы золота, выдал вольную…

Глеб – он жаден был – соблазняется:

Завещание сожигается!

На десятки лет, до недавних дней

Восемь тысяч душ закрепил злодей,

С родом, с племенем; что народу-то!

Что народу-то! С камнем в воду-то!

Всё прощает бог, а Иудин грех

Не прощается.

Ой, мужик! мужик! ты грешнее всех,

И за то тебе вечно маяться!

– --

Суровый и рассерженный,

Громовым грозным голосом

Игнатий кончил речь.

Толпа вскочила на ноги,

Пронесся вздох, послышалось:

"Так вот он, грех крестьянина!

И впрямь страшенный грех!"

– "И впрямь: нам вечно маяться,

Ох-ох!.."- сказал сам староста,

Опять убитый, в лучшее

Не верующий Влас.

И скоро поддававшийся

Как горю, так и радости,

"Великий грех! великий грех!"-

Тоскливо вторил Клим.

Площадка перед Волгою,

Луною освещенная,

Переменилась вдруг.

Пропали люди гордые,

С уверенной походкою,

Остались вахлаки,

Досыта не едавшие,

Несолоно хлебавшие,

Которых вместо барина

Драть будет волостной,

К которым голод стукнуться

Грозит: засуха долгая

А тут еще – жучок!

Которым прасол-выжига

Урезать цену хвалится

На их добычу трудную,

Смолу, слезу вахлацкую,-

Урежет, попрекнет:

"За что платить вам много-то?

У вас товар некупленный,

Из вас на солнце топится

Смола, как из сосны!"

Опять упали бедные

На дно бездонной пропасти,

Притихли, приубожились,

Легли на животы;

Лежали, думу думали

И вдруг запели. Медленно,

Как туча надвигается,

Текли слова тягучие.

Так песню отчеканили,

Что сразу наши странники

Упомнили ее:

Стоит мужик -

Колышется,

Идет мужик -

Не дышится!

С коры его

Распучило,

Тоска-беда

Измучила.

Темней лица

Стеклянного

Не видано

У пьяного.

Идет – пыхтит,

Идет – и спит,

Прибрел туда,

Где рожь шумит.

Как идол стал

На полосу,

Стоит, поет

Без голосу:

"Дозрей, дозрей

Рожь-матушка!

Я пахарь твой,

Панкратушка!

Ковригу съем

Гора горой,

Ватрушку съем

Со стол большой!

Всё съем один,

Управлюсь сам.

Хоть мать, хоть сын

Проси – не дам!"

– --

"Ой, батюшки, есть хочется!"-

Сказал упалым голосом

Один мужик; из пещура

Достал краюху – ест.

"Поют они без голосу,

А слушать – дрожь по волосу!"-

Сказал другой мужик.

И правда, что не голосом -

Нутром – свою "Голодную"

Пропели вахлаки.

Иной во время пения

Стал на ноги, показывал,

Как шел мужик расслабленный,

Как сон долил голодного,

Как ветер колыхал,

И были строги, медленны

Движенья. Спев "Голодную"

Шатаясь, как разбитые,

Гуськом пошли к ведерочку

И выпили певцы.

"Дерзай!"- за ними слышится

Дьячково слово; сын его

Григорий, крестник старосты,

Подходит к землякам.

"Хошь водки?" – "Пил достаточно.

Что тут у вас случилося?

Как в воду вы опущены!…"

– "Мы?.. что ты?.." Насторожились,

Влас положил на крестника

Широкую ладонь.

"Неволя к вам вернулася?

Погонят вас на барщину?

Луга у вас отобраны?"

– "Луга-то?.. Шутишь брат!"

– "Так что ж переменилося?"..

Закаркали "Голодную",

Накликать голод хочется?"

– "Никак и впрямь ништо!"-

Клим как из пушки выпалил;

У многих зачесалися

Затылки, шепот слышится:

"Никак и впрямь ништо!"

"Пей вахлачки, погуливай!

Всё ладно, всё по-нашему,

Как было ждано-гадано.

Не вешай головы!"

"По-нашему ли, Климушка?

А Глеб-то?.."

Потолковано

Немало: в рот положено,

Что не они ответчики

За Глеба окаянного,

Всему виною: крепь!

"Змея родит змеенышей,

А крепь – грехи помещика,

Грех Якова несчастного,

Грех Глеба родила!

Нет крепи – нет помещика,

До петли доводящего

Усердного раба,

Нет крепи – нет дворового,

Самоубийством мстящего

Злодею своему,

Нет крепи – Глеба нового

Не будет на Руси!"

Всех пристальней, всех радостней

Прослушал Гришу Пров:

Осклабился, товарищам

Сказал победным голосом:

"Мотайте-ка на ус!"

– "Так, значит, и "Голодную"

Теперь навеки побоку?

Эй, други! Пой веселую!"-

Клим радостно кричал…

Пошло, толпой подхвачено,

О крепи слово верное

Трепаться: "Нет змеи -

Не будет и змеенышей!"

Клим Яковлев Игнатия

Опять ругнул: "Дурак же ты!"

Чуть-чуть не подрались!

Дьячок рыдал над Гришею:

"Создаст же бог головушку!

Недаром порывается

В Москву, в новорситет!"

А Влас его поглаживал:

"Дай бог тебе и серебра,

И золотца, дай умную,

Здоровую жену!"

– "Не надо мне ни серебра

Ни золота, а дай господь,

Чтоб землякам моим

И каждому крестьянину

Жилось вольготно-весело

На всей святой Руси!"-

Зардевшись, словно девушка,

Сказал из сердца самого

Григорий – и ушел.

– --

Светает. Снаряжаются

Подводчики. "Эй, Влас Ильич!

Иди сюда, гляди, кто здесь!"-

Сказал Игнатий Прохоров,

Взяв к бревнам приваленную

Дугу. Подходит Влас,

За ним бегом Клим Яковлев,

За Климом – наши странники

(Им дело до всего):

За бревнами, где нищие

Вповалку спали с вечера,

Лежал какой-то смученный,

Избитый человек;

На нем одежа новая,

Да только вся изорвана,

На шее красный шелковый

Платок, рубаха красная,

Жилетка и часы.

Нагнулся Лавин к спящему,

Взглянул и с криком:"Бей его!"

Пнул в зубы каблуком.

Вскочил детина, мутные

Протер глаза, а Влас его

Тем временем в скулу.

Как крыса прищемленная,

Детина пискнул жалобно -

И к лесу! Ноги длинные,

Бежит – земля дрожит!

Четыре парня бросились

В погоню за детиною,

Народ кричал им: "Бей его!",

Пока в лесу не скрылися

И парни, и беглец.