Гну пред тобою низко спину

За сладко-вкусный твой горох.

Я им объелся! Я в восторг

Пришел!.. Как сахар, как малину,

Я ел горошины твои.

Отменно ты меня уважил!

Я растолстел, я славно зажил,

Я счастлив! Словно как любви

Краснокалеными устами

Я отогрет! – и жизнь моя

Светлостеклянными струями

Бежит, как утлая ладья,

Бежит проворно, звонко, прытко,

И вот (подарок невелик,

Но от души – не от избытка)

Стихов отборных четверик

Тебе я шлю… На, ешь!.. Что? будет?..

Авось придет тебе на вкус…

А не придет – я не боюсь:

Не выдаст друг и не осудит!

Почтенный, добрый и прямой,

Неприхотливый, не сердитый,

Подарок старого пииты

Ты примешь ласковой душой,

Хоть он нелепый и пустой…

(1844)

(Подражание Василию Кирилловичу Тредьяковскому)

Покоясь спят все одре мягком на,

Тем приятства вкушая от мягкого сна;

С лирой лишь в руке не дремлет пиит;

Того горит око и лира звенит;

Хвалит он нощь, свет дневной запрудившу,

В просвещенном же уме его родившую виршу…

Некий Орфей как певал, ему так все внимали,

Что мухи, жуки, журавли, граки и индейки

Скакали…

(1845)

Я на Невском проспекте гулял

И такую красавицу встретил,

Что, как время прошло, не видал,

И как нос мой отмерз, не заметил.

Лишь один Бенедиктов бы мог

Описать надлежащим размером

Эту легкость воздушную ног,

Как, назло господам кавалерам,

Избегала их взоров она,

Наклоняя лукаво головку

И скользя, как по небу луна…

Но нагнал я, счастливец! плутовку,

Деликатно вперед забежал

(А кругом ее публики пропасть)

И "Куда вы идете?" – сказал,

Победив(ши) врожденную робость.

Ничего не сказала в ответ,

Лишь надула презрительно губки,

Но уж мне не четырнадцать лет:

Понимаем мы эти поступки.

Я опять: "Отчего ж вы со мной

Не хотите сказать ни словечка?

Я влюблен и иду как шальной,

И горит мое сердце, как свечка!"

Посмотрела надменно и зло

И сердито сказала: "Отстаньте!"

Слышу хохот за мной (дело шло

При каком-то разряженном франте).

Я озлился… и как устоять?

На своем захотелось поставить…

"Неужель безнадежно страдать

Век меня вы хотите заставить?" -

Я сказал… и была не была!

Руку взял.. Размахнулася грозно

И такую злодейка дала

Оплеуху, что… вспомнить курьезно!

Как, и сам разрешить не могу,

Очутился я вмиг в Караванной.

Все судил и рядил на бегу

Об истории этой престранной,

Дал досаде и страсти простор,

Разгонял ерофеичем скуку

И всё щеку горячую тер

И потом целовал свою руку -

Милый след всё ловил на руке

И весь вечер был тем озабочен…

Ах!.. давно уж на бледной щеке

Не бывало приятней пощечин!

(1845)

Смертных ты поишь, настоян горячей водой,

Тем, чтоб согренье желудка дать той -

Прекрасный, как оных древних сказок нектар,

С ромом мешаясь, внутри ты производишь пожар,

Что крутит в голове, входя в ту чрез брюхо,

От чего красен нос и зело горит ухо -

Палке подобно брошенной вверх, тогда воспарит

Сила та, что в пиите вирши творит.

По дороге ль зимой ехавши, зябнет купец,

Перву беседу с то(бо)й в ночлеге творит

Молодец;

Полевой, за отчизну дерясь, офицер

Привязан к тебе на такой же манер;

Ловчий, под осень крутясь на полях,

Без тебя прозябая, готов кричать – ах!

Мудрости пускаясь умом в глубину,

С теми ж профессор имеет привычку одну;

Мы же, пииты, пиющие тя,

Одами да чтим повседневно двумя.

(1845)

1

Жил-был красавец, по имени Карп, Пантелея

Старого сын, обладатель деревни Сопелок

(Турово тож), трехаршинного роста детина,

Толстый и красный, как грозды калины созрелой -

Ягоды сочной, но горькой, – имел исполинскую силу,

Так что в Сопелках героя, подобного Карпу,

Не было, нет и не будет, – между мужиками

Он сиял, как сияет солнце между звездами.

Раз на рогатину принял медведя, а волка,

Жива и здрава, однажды в село притащил

За полено;

Храбро смотрел на широкое горло ведерной бутыли,

Кашей набитый бурдюк поглощал как мельчайшую

Птичку,

Крепкий мышцею, емкий гортанью, прекрасного пола

Первый в Сопелках прельститель…

…Таков-то

Карп Пантелеевич был. Но, к несчастью, и слабость

Также имел он великую: в карты играть был

Безмерно

Страстен. – В это же время владел Вахрушовым

Обширным

Пенкин, Кондратий Степаныч, весьма благодушный

И плотный мужчина.

Долго бездетен он был и обет произнес пред

Судьбою

…

Только б судьбы всеблагие его наградили

Сладким родительским счастьем, – и небо ему

Даровало

Трех сыновей и дочь. Сыновья назывались: первый

Сидор, Федор другой и Венедикт третий; а имя

Дочери было дано Степанида. Мальчики были

Тощи и желты; звездой красоты расцвела

Степанида.

Прелесть ее прошла по губернии чудной молвою.

Горничных девок и баб окруженная роем, как будто

Свежим венком, сияла меж них Степанида, сияла,

Будто малина в крапиве. Не только в уезде,

Даже в губернии самой, где лучшие жены

Очи чаруют, подобной красы не видали:

Прелесть ее могла привлечь и губернских

Надменных,

Гордых чиновников в город уездный и даже

В скромный приют деревенский.

2

Однажды, под вечер,

Проса пригоршню похитив тихонько в амбаре

(С доброю целью не грех иногда и похитить!),

Дева идет к ручейку, где встречать уж издавна

Гуси-любимцы привыкли кормилицу-деву…

Весело корм шелушат с алебастровых ручек

Добрые птицы дворные и вздор благодарный возводят

К деве прекрасной, как будто любуяся ею.

Только один и не ест и приветливой ласки не ищет.