Острая вспышка за глазами, как удар хвоста.

Объясни.

— Могучий волен поднять сушу посреди моря. Волен стирать в песок горы — или громоздить их за облака. Он волен творить и разрушать по своему желанию. Но главное — он имеет власть над "морем и потоком", откуда мы черпаем энергию. За десяток полётов стрелы Могучий гасит чужую магию — а противостоять ему простым оружием так же бессмысленно и бесполезно, как рубить мечом скалы.

И ты ищешь другого Могучего на того, который угрожает вам? Ах-ха! Смело! Что ж, удачи вам, странники.

— Постой!

Что тебе нужно от меня? Я не настолько силён, чтобы помогать вам — даже если бы я хотел помочь, а я не хочу. Разбирайтесь сами, ходящие по тверди.

— Но можешь ты хотя бы ответить на три вопроса?

На один. Хотя… вы не похожи на охотников за перьями, вы не ищете корысти. Пусть будет два вопроса, но не больше.

— Спасибо и на том, — буркнул Эхагес.

— Ты знаешь свой мир, крылатый, — сказал Владыка, — скажи, нет ли здесь того, кто мог бы нам помочь или хотя бы подсказать, где искать помощь?

Нет. Просить у тех, с равнин, что бы то ни было… нет.

— Тогда второй вопрос. Как ты, столь непохожий на нас, можешь объясняться так просто и понятно? Если это — особое искусство, я и мои спутники не отказались бы научиться этому. Умение говорить с непохожими облегчило бы нам путь.

Крылатый впервые издал горлом звук. И был тот звук — рокочущее шипение.

Научиться? Научиться?! Это очень просто! Надо вылупиться в клетке у охотников до перьев Свободных, под замком у ЛЮДЕЙ, и провести там первую треть жизни. Тогда вы тоже сможете говорить и понимать без слов всякого, кто знает мысли ЛЮДЕЙ и других ходящих по тверди, подобных им! Это — простая наука!

— Прости, если я по неведению затронул то, что причиняет боль.

Нечеловеческий гнев свистнул ударом бича, вспорол воздух, заставляя шевелиться волосы.

Боль? Нет! Я — Свободный, и тот, кто попробует причинить мне боль — умрёт! Я помню свою боль, но помню и то, как отомстил. Прощайте, странники.

Крылатый развернул свои великолепные крылья, мгновенно напрягся — и прянул в небо. Живая молния, брат ветров.

Я вспомнил. За Долиной Жара Глубин есть пещеры. Там живёт маг, знающий много миров. Он может подсказать вам что-нибудь, может и уничтожить. Он не любит людей, ибо сам был человеком, но любит необычное, и я не знаю, что возьмёт верх, если он увидит вас. Ищите его под Триглавым пиком.

— Спасибо за совет, Свободный! — крикнул Эхагес.

— Ему не нужна благодарность двуногих, "ходящих по тверди", — заметил долго молчавший Тиив. — Он действительно Свободный. И поступил так, как захотел, не думая о наших чувствах.

— Верно, — сказал Владыка. — Но всё же он дал совет. Последуем ему.

Глава пятая

Долину Жара Глубин странники пересекли по воздуху: Пламенный счёл, что время дороже затраченных сил. Найти гору, которую крылатый назвал Триглавым пиком, оказалось просто, а вот поиск входа в пещеры затянулся. Эхагес и Тиив успели наловить в горной речке рыбы, приготовить её и даже частично съесть, когда Владыка спустился к ним с известием об успехе. Покончив с рыбой, странники поднялись ко входу в пещеры и по очереди протиснулись в узкую щель, так хорошо скрытую, что уже в нескольких шагах взгляд скользил мимо неё.

Тишина. Темнота.

Почти сразу подземный, вернее, подскальный ход расширился. Дно его было ровным, и в голову сами собой лезли мысли о заброшенных шахтах и горных выработках. Высота хода тоже была не маленькой, нагибаться приходилось лишь Владыке, да и то через раз. Вот только темнота… Но искусство майе помогало людям ориентироваться без света, а для Пламенного мрак глубин просто не был мраком.

Трижды повернув, проход выровнялся, уводя странников всё глубже в недра. Стоячий воздух давил не столько на грудь, сколько на мысли. Беззвучие становилось плотнее с каждым шагом, угнетая привыкших к просторам Равнин. В этом походе Эхагес впервые в жизни оказался в горах и нашёл, что они по-своему хороши — но вот нутро торчащих костей земли при тесном знакомстве не пришлось ему по вкусу. Совсем не пришлось. Ни капельки. Только жёсткая самодисциплина и гордость избранного не давали ему впасть в уныние. Судя по ворчащему шёпоту за спиной, Тииву пещеры нравились ещё меньше.

Тихий звук шагов изменился. Иные чувства помимо слуха подтвердили: проход выводит в подземный зал. Снежный Кот сердито прошипел что-то и вызвал магический свет — не очень яркий, желтоватый, как от горящего смоляного факела.

Эхагес моргнул. Зал оказался больше, чем можно было подумать, вслушиваясь в эхо. Своей формой он напоминал слабо изогнутый цилиндр, лежащий на боку, с неровно срезанной снизу третью объёма. И был этот зал чем-то вроде перекрёстка: в стенах его темнело самое малое полдюжины входов-выходов. Покрутив головой, Владыка выбрал не без некоторого колебания самый широкий и высокий из них, такой ровный, что невольно приходило на ум сравнение с проспектом. Пожалуй, по нему вполне мог бы пройти, не задевая стен, их недавний знакомец — златокрылый Свободный. Даже Тиив поумерил недовольство — однако вызванный свет не погасил, хотя каждую минуту, пока с его ладони лилось это сияние, он тратил столько же сил, сколько за пять-шесть минут быстрого бега.

Закончился подземный "проспект" неожиданно. Вряд ли могло быть что-то более странное, чем находящиеся на неизвестной глубине огромные, подстать городским, окованные чёрным железом ворота. С одной из закрытых створок свисала квадратная доска, на которой тускло светились неживым синим огнём незнакомые символы.

— Что здесь написано? — подумал вслух Эхагес.

— Записка для незваных гостей, — хмыкнул Тиив. — Часы приёма с рассвета до полудня, по праздникам и выходным не беспокоить. Или предупреждение: кто откроет ворота и войдёт, тот никогда уже не увидит света дня…

Пламенный подошёл к створкам поближе, коснулся, постоял.

— Это не настоящее, — сказал он.

Словно услышавшие эти слова, ворота плавно, без единого звука (и впрямь не настоящие?) распахнулись во тьму. Ждущая за ними пустота глотала свет, призванный Тиивом, не отпуская из своего чрева ни единого отблеска.

Больше того: звуки она глотала тоже. И робкие попытки Эхагеса заглянуть вперёд с помощью чувств, отточенных мэлль, успеха не принесли. Неизвестность впереди не желала выдавать ни одной из своих тайн.

— Сай, вы что-то различаете… там?

— Нет. Завеса хороша… Но нельзя вечно стоять на пороге.

И Владыка первым шагнул во мрак.

Какова бы ни была природа завесы, роль свою она играла действительно хорошо. В первый раз за время блужданий под не поддающимися воображению толщами камня Эхагес утратил ориентировку. Ничего не видно, ничего не слышно, присутствие Владыки ощутимо как сквозь слой ваты; и ясно, что стоит шагнуть в сторону ещё чуть дальше, как даже это скромное ощущение будет задавлено мраком. Единственное чувство, на которое можно опереться — холодная твёрдость камня под ногами.

Завеса исчезла внезапно.

Новый зал был тяжеловесно величав. Горящие по стенам факела чередовались с серым мрамором колонн. Стрельчатый потолок терялся в высоте, смутно белея лепниной. А далеко впереди, на том конце стелющегося от ворот тёмно-зелёного ковра, был трон на ступенчатом возвышении. И на этом троне сидел Он, маг и король; на его прямых плечах лежала чёрным бархатом власти тишина подземелий.

Приблизьтесь, — велел он без слов. Трое странников пошли по малахитовой зелени ковра вперёд, как Он хотел. Где-то на середине пути Эхагес понял, что ему кажется странным: даже сидя на троне, маг был равен ростом Владыке — и казался не человеком, а роднёй гигантов.