Василий Киреев • Ён? (Наш современник N1 2004)

 

Василий КИРЕЕВ

 

Ён?

Часы, забытые на рояле

Вспомнилась шутка послевоенных лет. Её привезли в село молодые ребята, которые после сельской семилетки поучились годик в городах, в первую очередь Донбасса, в школах ФЗО или ремесленных училищах горняцкого профиля, а летом приехали в черной форменной одежде, в черных же фуражках с кокардой (по-моему, перекрещенные молоток и разводной ключ), с начищенной бляхой с далеко видными буквами “РУ”.

Кругом еще разруха, бедность, ни у кого никаких предметов роскоши, это потом появились патефоны (с пяток на всё село), велосипеды. Наручных часов, даже так называемой “штамповки”, и то не было. Даже у взрослых, подавно — у мальчишек, в том числе и у ФЗОшников.

Бывало, встретят ФЗОшника местные парни и спросят:

— Сколько время, парень?

А он картинно закатит до локтя рукав форменной робы, покажет пустое запястье и ответит:

— Пять минут, как свистнули.

Или (с огорчением):

— Ой, опять на рояле забыл.

…Больше всего меня поражает в русском человеке его всегдашняя готов­ность пошутить над самим собой. Как бы ни трудна была жизненная ситуация, способность его к самоиронии помогает ему переносить житейские невзгоды, в конечном счете — сохранять веру в то, что всё равно жизнь станет лучше.

Ён?

Не знаю, что это: то ли анекдот, то ли действительный случай из сель­ской жизни. А рассказал мне об этом забавном случае директор одной из сельских школ, который одновременно был секретарем парткома в колхозе.

В общем, летом около МТФ поставили стог сена, а как коров перевели осенью на стойловое содержание, сено стали давать скоту. Где-то до февраля всё было в порядке: стог день ото дня укорачивался, но ровно настолько, сколько сена скармливалось животным. А в феврале стало заметно, что стог начал таять быстрее — кто-то сено подворовывал. Это беспокоило руководство колхоза и фермы, и — естественно — секретаря парткома. Он решил вора поймать. В 9 вечера — а зимой это уже, считай, ночное время — пошел на МТФ. Зашел в сторожку — там четыре мужика в карты играют.

Обинячком спросил: может, вам что о воре известно?

Мужики перестали играть, задумались, потом один из них обвел взглядом остальных троих и спросил:

— Ён?

— Толькя ён, — уверенно подтвердил второй.

— Кому боле? — отмел все сомнения третий.

— Боле некому, — подвел итог четвертый.

Секретарь парткома ожидал, что прозвучит теперь имя вора, но мужики, посчитав разговор оконченным, вновь взялись за карты.

— Ну, так кто же? — спросил секретарь.

— А леший его зная, — ответили мужики.

 

Корова раздора

Гришка и Иван — соседи. Никогда между ними ссор не было. Жили, можно сказать, как одной семьёй. Поэтому, когда Гришке пришла мысль купить на двоих одну корову, Иван с этим тут же согласился.

— Правда что, — сказал он. — Зачем нам столько молока. И стеречь реже...

А нынешней весной, только выпустили скотину на волю, как их корова нырнула на колхозное поле, где её и засек начальник участка. Составили акт, передали его на административную комиссию для определения наказания за потраву озимой пшеницы.

Гришка и Иван пришли на комиссию вдвоём. А им говорят:

— Придётся вам, мужики, пятьсот рублей штрафу заплатить.

— Сколько? — испуганно произнёс Гришка. — Пятьсот? Я не буду платить. У нас корова на двоих. У Ивана передняя часть, а мне досталась задняя. Пусть Иван и платит: корова передней частью ела.

Иван аж рот открыл: не ожидал такого поворота.

Корову вскорости продали. А Иван с Гришкой уже, считай, месяца три друг с другом не разговаривают. А как хорошо жили!

 

А кто ж коров кормить будет?

Представьте себе: была молочно-товарная ферма. А на ферме служит мужик. Участник войны, одна нога не сгибается: последствие ранения. Пришел с фронта в 1944 году, поболел малость, а потом стал корма на ферму подвозить. Никогда на ферме не возникало проблем с этим делом. И вдруг мужик заболел. Утром стало плохо. А к вечеру ясно: всё, пришел конец. Коровы ревут.

Зав. фермой кричит:

— Где Семенович, так его растак!

— Заболел, — говорят. — Умирает.

Он — к нему домой. Стучит в окно. Баба Семеновича выглянула. Говорит ей:

— Позови-ка мужика!

— Да преставился он, — говорит баба.

— Как преставился?! А кто ж коров кормить будет?

 

Жених

Девушкам после окончания средней школы приходится одновременно решать две проблемы: получить профессию и выйти замуж. Какая из них важнее — трудно сказать.

Лена поступила в педагогический институт. Как известно, там учатся в основном девушки, и перспектив найти мужа мало. Тем не менее на третьем курсе у неё появился жених, предложил ей выйти за него замуж. Она сказала об этом родителям. Отец сказал, как отрезал: учись. Подчинилась отцу. Парень слинял.

Наконец получила диплом. Красный. Приехала домой. Собрались родственники. Столы во дворе накрыли. Стулья поставили, Лене — во главе стола. Отец смотрит: она ещё один стул рядом с собой ставит.

— Кому это? — спрашивает он.

А она диплом на стул кладет и говорит ему:

— А это, папочка, мой жених.

 

Загадка Кириленко

H. H. был долгое время помощником первого секретаря горкома КПСС. Первые менялись, а он всё служил: то водички минеральной принесёт, то карандаши очинит, то почту отправит...

Пришел очередной новый первый. После окончания Высшей партийной школы при ЦК КПСС. Знаком с членом Политбюро ЦК Кириленко. Поэтому его портрет велел повесить в приёмной и в кабинете.

А потом вдруг Кириленко исчез из газет и с телеэкрана. Поехал в Чехо­сло­вакию и вдруг пропал. H. H. несколько дней мучился, пытаясь определиться, как быть с портретами Кириленко: вдруг там, в Москве, что-то серьёзное стряслось по вине Кириленко, а здесь его портреты висят.

“За это и меня повесят”, — думал он полусерьёзно.

Первого в кабинете ещё не было. Зазвонил телефон. Звонили помощнику.

— Слышь, H. H., говорят, что Кириленко уже в Политбюро нет. Так ты пройди по кабинетам, посмотри: нет ли где его портрета. Сними на всякий случай.

H. H. тут же портрет в приёмной стал снимать. Входит первый:

— Что это ты делаешь?

— Да дай, думаю, пыль сотру, — не сказал правды H. H.

 — А... а... а... то надо, — равнодушно заметил первый. Через минуту- две затрезвонил телефон от первого.

— Зайди-ка!

Н. Н. зашёл.

— Сними и этот, — он показал на портрет Кириленко. — Видишь, весь в пыли. Протри, давай, а там видно будет.

Видимо, ему тоже из обкома позвонили.

 

Ты, Иван, не прав

В школе протекли трубы водопровода. Пришли сварщики, двое. Вчера заваривали свищи в корпусе, где учатся начальные классы. Сегодня дежурная учительница говорит учителям:

— Что же с нашими детьми? Вы знаете: то один заматерится, то другой. Прямо инфекция какая-то.

— От сварщиков набрались, — высказала догадку завуч.

Учителя пошли к сварщикам: так, мол, и так, вы, ребята, поосторожнее разговаривайте, не материтесь, помните: вокруг вас дети. А то они, как губка, все впитывают. Вот сегодня некоторые матерятся.

Один из сварщиков забожился:

— Вот, накажи нас Бог, мы вчера ни разу не сругнулись. Да нам и разговаривать некогда было. Раз только Иван вверху варил, а мне — я внизу стоял — окалина за ворот упала. Так и то… Я ничего… Я только голову поднял и сказал Ивану: ты, Иван, не прав.

 

Один из способов увеличения рождаемости

Молодая учительница, назовем ее Татьяна, после окончания университета была направлена на работу в школу, где директор славился чрезмерной придирчивостью, в основном к оформлению бумаг, а что касается предмета, который она преподавала, — истории, то тут он был порядочный невежда. Если разбирал посещенный урок, то его замечания дальше несоблюдения каких-либо формальностей не шли: вот на доске число не было написано, ведро для уборки класса и веник лучше держать в левом углу — тогда их почти не видно; выводы из ваших объяснений пусть дети записывают и подчеркивают, да под линеечку, а не как бык по дороге... Добро бы он этим ограничился, но он об этом и этими же словами поведет разговор на педсовете, где учителя может довести до плача.