*   *   *

Бывшая русская земля, собственность на которую отнята у народа, стала предметом торговли. Она, вместе со своими недрами, своими полезными ископаемыми, т. е. драгоценностями, со всем, что на ней растет, живет, стала предметом торговли и пущена правительством “с молотка” по дешевке.

 

 

 

 

Тетрадь 1991

 

*   *   *

Кающиеся Разбойники

 

Тяжкое впечатление производит лицезрение многолетних партийных власти­телей страны, Государства и партии, недавних членов Политбюро, ныне стоящих со свечой на публичном молебствии. Кого может обмануть этот бесстыдный маскарад, он позорит и Церковь. Люди без каких-либо принципов, безо всякого подобия совести, голое честолюбие и властолюбие.

Я могу понять заблуждение, иди — покайся. Вчера он держал в руке партийную нагайку или наган, сегодня — свечу, завтра он отдаст приказ уничто­жить страну: свою или чужую, ему все равно. Честолюбивый глупец способен на все, он может спалить Рим, отсечь голову кому угодно: своему приятелю [или великому человеку], священнику.

У него нет ничего своего, его потребности: жрать и командовать. Для удовлетворения этих страстей он способен сделать что угодно. Такой человек не имеет ни ума, ни воли, он не произнес ни одного серьезного слова.

Это кукла, надутая дурным воздухом. Игрушка, марионетка в руках всемирных палачей, уничтожающих целые народы и, прежде всего, русский народ.

*   *   *

Разговоры о России, о Санкт-Петербурге — это чудовищный обман русских людей, которым хотят сменить лишь форму рабства , не более. Нас ждет большая беда. За свою бесценную землю, залитую кровью наших предков, народ получит соевую похлебку и американскую консервированную тушенку. Нового русского “Дядю Тома” надо подкормить, чтобы он получше работал.

Практически целыми страницами, систематическими передачами и каналами владеют несколько людей, например: “Взгляд”, “Браво”. Расистские вкусы и симпатии. Вы не увидите здесь достойного, приличного человека. Неимоверное богатство русской культуры обращено в якобы ненужный хлам.

Систематически просвещает нас литературный критик Лакшин, театровед Н. Крымова. Это люди специфического образа мышления. Они заряжены ненавистью к...

Откуда они взялись за последнее столетие, по чьей команде они наводнили нашу страну и завладели всеми “узлами” жизни — властью, прессой, торговлей, искусством, к которому они абсолютно бездарны, неспособны произвести...

Хозяева Мира, а они — есть , и не надо кричать о “демократических свобо­дах”. Всему миру известно, что демократическая Америка является суперколо­ниальной державой, кровью и деньгами устанавливающей мировое Господство, не останавливаясь перед истреблением целых народов.

*   *   *

22 авг. Жуткие, мрачные события последних дней, потрясающие, кроме прочего, чудовищным скудоумием, какой-то фантастической легкомыслен­ностью. Люди — по ту сторону добра и зла (но, может быть, и не все, правда). Неустойчивость жизни ужасающая, речи — полнейшая безграмотность, явление “шпаны” стало всеобщим: в семье, на работе, среди так называемой “интелли­генции”, в политической жизни, в искусстве, которое все заражено шпанскостью, и даже в церкви это есть вроде Варлаама на митинге.

*   *   *

Идет скоропалительное создание класса паразитов.

Смысл, сама идея их существования: борьба за власть над другими, над всеми, среди которых они находятся, за власть путем вооруженной силы, силы денег, золота, коварства и обмана; доказательство любым способом того, что они всегда правы, что бы они ни говорили, что бы ни доказывали или кричали в виде лозунгов, всегда лживых, ибо в основе их существования лежит одна и та же идея. Неспособные к созидательному труду, ничтожные в творческом отношении, они способны лишь уничтожать, разрушать.

*   *   *

Падение России — как смерть Христа, убитого римлянами и евреями на наших глазах. Теперь эти собаки делят его тело и одежды. Кроят карту мира.

 

Демократия

 

Итак, Демократия — т. е. власть демоса — народная власть.

В который раз, господа, она возглашается? За свою жизнь я слышу ее беспрерывно, безостановочно, неумолимо, каждый раз она подразумевает как будто бы разное, а в самом деле абсолютно одинаковое. Прежде всего — единообразие и диктаторскую неумолимость. Только демократия и ничего более. Кто же доказал, что она — единственный выход из создавшегося тупика, главное — единственный и притом знаемый безошибочно вождями, а главное — возгла­шателями-пропагандистами.

Демократия и ничего более. Любая другая точка зрения — подозрительна, враждебна, отрицается, подлежит громкому посрамлению, искоренению , уничто­жению. Сколько людей за эти годы, высказывавшие хоть какое-либо сомнение в абсолютной верности избранного пути, изгоняются из полити­ческой и из общественной жизни, сходят на нет, да просто ли изгоняются? За судьбой их интересно было бы последить. Какова она есть или будет — эта судьба?

Открытые работники служб ЦРУ, вроде дикторов по TV, состоящие в услужении пропагандистской , построенной по типу откровенно фашистскому — желанные гости, перешли на работу в радио и TV бывшего Советского Союза, а ныне неизвестной страны, не имеющей опять даже названия, кроме аббревиатуры РСФСР.

*   *   *

Главной пружиной перестройки становится делец, капиталист, приобрета­тель, биржевой маклер, Чичиков... со своей таинственной шкатулкой — Сатанин­ская фигура, исчадие ада в сущности. Гоголь все это почувствовал и ужаснулся.

Достоевский же придал этому явлению вполне конкретные черты: “Настоящий хозяин в Европе — жид и его банк” (“Записки писателя”). С той поры это гибельное для мира явление выявилось в очевидности. Оно приобрело уже территориально-государственные черты и нависло над миром в образе ново­явленного Иуды: в одной руке (левой) — звенящий кошель с тридцатью серебрениками, в другой руке — ядерная бомба.

*   *   *

В 1991 году исполнилось 170 лет со дня рождения и 110 лет со дня кончины Ф. М. Достоевского. О его значении говорить много не приходится. Преследуемый русскими прогрессистами (замечу к слову, не всегда русскими), сторонниками прогресса, улюлюкающими ему при жизни, участник и действующее лицо общественно-литературной борьбы, занимавший в ней крайне правое крыло, церковник и монархист, друг Константина Петровича Победоносцева, впоследст­вии руководителя Синода, кажется, помните, того самого, который “простер над Россией совиные крыла” — эффектно сказано Блоком, мишень всяческих карикатур, шаржей, литературных “хохм” бульварных остряков, Достоевский сошел в могилу за два месяца до злодейского убийства императора Александра II бесами того времени: С. Перовской, распутной дочерью, производителем бомб Желябовым, метателями поляками Гриневицким, Кибальчичем, Рысаковым, Гесей Гельфман — беременной девицей, собиравшей бомбы.

Эта банда убийц увековечена во всем русском обществе, во всей России (уже гиблой): в названиях улиц, площадей, больниц, школ и т. д. при обязатель­ном изучении всеми русскими детьми ее биографии и исторического подвига. Ибо убийство, само по себе, стало предметом восхищения и подражания, предметом воспитания: герой — сын, предающий отца (кинофильм знаменитого Эйзенштейна), стихотворение Симонова “Убей немца!”.

Стихотворения чекистских поэтов — Михаила Светлова (Шейнкмана), “Красный судья Горба” Михаила Голодного (Эпштейна), осуждающий на смерть всех, кто предстает перед его красным столом, в том числе и родного брата, что особенно поощрялось вождями и руководителями. В основе этого супертеррора лежали не только классовые интересы. Да и о каких “классовостях” у Зиновьева, Троцкого, Каменева, Свердлова можно говорить?

Несомненно — в основе геноцида, истребления христианских (главным образом) народов лежали мотивы Религиозного подвига, завоевания земли, истребления иных, иноверных племен, борьба с иноверцами-христианами. Никакими классовыми признаками нельзя объяснить неслыханные за последние 2000 лет казни: дворян, купечества, фабрикантов, помещиков, высокого духовенства и простых монахов, рабочих и десятков миллионов крестьян, солдат и матросов, генералов и офицерского корпуса, армии и флота. Истреблялись не сословия, а народы. И если бы не нужен был рабский слой для рабского труда, были бы истреблены все русские до единого человека, за исключением немногих, связанных семейным родством с ними, и то — строго по выбору.