Эклипс, родившийся в 1764 году, получил свое имя в честь великого затмения, случившегося как раз в тот год; он появился на свет в конюшне Уильяма, герцога Камберленда, который умер всего лишь год спустя.

Лошадь была куплена с торгов мистером Уильямом Уальдменом, торговцем лондонского мясного рынка, за семьдесят пять гиней.

Впервые Эклипс участвовал в скачках на кубок в Эпсоме в 1769 году. Его выступление потрясло всех знатоков скаковых лошадей; они поняли, что перед ними чудо, выдающееся явление, которое навсегда останется в истории конного спорта.

Еще мальчиком граф Хелстон слышал, как его отец рассказывал об Эклипсе и его блестящей победе, вспоминая о которой говорили: «Когда Эклипс на финише, остальные еще на старте».

Граф надеялся, что Делос или какая-нибудь другая лошадь из его конюшни оправдает ожидания и станет подобной знаменитому Эклипсу.

Однако ни в чем нельзя быть окончательно уверенным до тех пор, пока лошадь не примет участия в бесчисленном количестве больших забегов по ровной местности, в так называемых «гладких скачках».

Пожалуй, владеть Эклипсом или лошадью, подобной ему, говорил себе граф, — это все, чего только человек может желать от жизни!

Он взглянул на картину, висевшую над камином. Это был портрет Эклипса кисти Джорджа Стаббса.

Благородную, темно-гнедую масть лошади красиво подчеркивали белое пятно на лбу и белый чулок на правой задней ноге. Для своего времени это была довольно крупная лошадь, пятнадцать ладоней и три дюйма в высоту2.

Ноги ее от бедра до колена были очень длинными; грудь — широкая и мощная, а туловище, — длинное и округлое.

Благодаря этим качествам резвость лошади была необычайной, шаг — замечательным, что в сочетании с ее огненным напористым темпераментом обеспечило ей одно из первых мест в анналах беговой дорожки.

Проследив за взглядом своего друга, лорд Яксли заметил:

— Надо признать, Делос сегодня финишировал великолепно. Как ты думаешь, есть у него шансы выиграть дерби?

— Я еще не решил, будет ли он участвовать в этих скачках, — ответил граф.

— Ты будешь вынужден включить его в программу, тебе не позволят увильнуть, — возразил лорд Яксли.

— Уверяю тебя, я поступлю так, как сочту нужным, — спокойно ответил граф. — Никому еще не удавалось заставить меня сделать что-либо против моей воли.

Его друг, сидевший по другую сторону камина, взглянул на него и подумал, что тут он, пожалуй, прав.

Ему лучше всех было известно, как непреклонен и тверд бывает граф, когда примет какое-либо решение.

Лорд Яксли очень любил своего друга; можно сказать, что они дружили чуть ли не с пеленок.

Они учились в одной школе, служили в одном полку и, в довершение ко всему, как ни удивительно это может показаться, в один и тот же год унаследовали свой титул.

Правда, граф был несравненно богаче своего друга и занимал более высокую ступень на общественной лестнице, однако последний тоже имел совсем неплохое состояние, и в Англии нашлось бы немало родовитых аристократических семейств, которые рады были бы видеть в нем своего зятя.

— Не думаю, чтобы чья-либо лошадь, кроме твоей, способна выиграть дерби, — заметил лорд Яксли. — В то же время это не только удовольствие, но и большая честь!

— Согласен, — ответил граф. — Во всяком случае, если даже я не включу Делоса, то есть ведь еще Зевс или Перикл…

— Беда в том, что в твоем пудинге слишком много слив, — улыбнулся лорд Яксли.

— Ты так и будешь нападать на меня, Уиллоуби?

Граф встал и начал ходить взад и вперед по комнате, между великолепными, удобными диванами и креслами, которыми была обставлена уютная гостиная.

— А после дерби, я полагаю, мне придется принять участие в скачках на Золотой кубок в Эскоте, а после Эскота — в Сент Лежере?

— А почему бы и нет? — заметил лорд Яксли.

— Все тот же старый замкнутый круг, — скривив губы, ответил граф. — Ты прав, Уиллоуби, все это начинает мне до смерти надоедать. Думаю, мне надо съездить за границу, проветриться.

— За границу? — удивленно воскликнул лорд Яксли, выпрямившись в своем кресле. — Но, Боже милостивый, зачем? И уж, конечно, ты не поедешь в разгар сезона?

— Думаю, что именно сезон вызывает у меня такую нестерпимую скуку, — заметил граф. — Все эти бесконечные балы и приемы… Приглашения со всех сторон! Болтовня, сплетни, злословие! Все это было в моей жизни уже столько раз! О, Боже! У меня голова раскалывается от одной мысли, что придется все это повторять сначала!

— С тобой творится что-то неладное, Озри, ты просто не в себе! — воскликнул лорд Яксли. — Ради того, чтобы побыть в твоей шкуре, не один человек дал бы на отсечение правую руку — уверяю тебя!

— Хотелось бы и мне иметь что-нибудь такое, ради чего я был бы готов пожертвовать правой рукой, — задумчиво ответил граф.

Мгновение лорд Яксли молчал, внимательно вглядываясь в лицо друга, потом спросил очень тихо:

— Есть какая-нибудь особая причина для твоего беспросветного уныния и пессимизма?

Граф, не отвечая, уселся в кресло перед камином, пристально глядя на языки пламени.

— Это связано с Женевьевой, не так ли? — снова спросил лорд Яксли, немного помолчав.

— Частично, — признался граф.

— Что же она могла такое сделать?

— Дело в том, если уж тебе непременно нужно знать правду, — раздраженно ответил граф, — что она сообщила мне, что ждет ребенка!

Лорд Яксли посмотрел на него в крайнем удивлении.

— Это не правда! — резко сказал он. Граф, до этой минуты, казалось, погруженный в созерцание пламени в камине, быстро повернулся к нему:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать именно то, что говорю, — ответил лорд Яксли. — Это ложь, поскольку Женевьева давно говорила моей младшей сестре, что в детстве, на охоте, она как-то упала с лошади и врачи сказали ей, что она никогда не сможет иметь детей. — Он помолчал, потом добавил:

— Это была одна из причин, почему я боялся, что ты женишься на ней. Конечно, это не мое дело, и я вовсе не собирался вмешиваться, но все же я считал своим долгом предупредить тебя, прежде чем ты поведешь ее под венец.

Граф откинулся в своем кресле.

— А ты уверен в этом, Уиллоуби?

— На сто процентов, — твердо ответил лорд Яксли. — Моя сестра училась с Женевьевой в одной школе, и она еще тогда рассказала мне об этом несчастном случае. Когда Женевьева вышла замуж за Родни, он спал и видел, чтобы она подарила ему сына. Сестра говорила мне, что они обошли с десяток различных докторов, но все они оказались бессильны помочь чем-либо; случай был совершенно безнадежным.

С минуту они помолчали, затем лорд Яксли заметил:

— Если хочешь знать мое мнение, Женевьева полна решимости взять тебя, не брезгуя никакими средствами, и всю эту историю она состряпала в надежде на то, что ты поведешь себя как джентльмен.

Граф поднялся. «— Спасибо, Уиллоуби! У меня просто камень с души свалился! А теперь, я думаю, нам пора отдохнуть. Если мы хотим успеть к выездке, нам нужно выйти из дома не позднее шести часов утра.

— Ну что ж, могу сказать только одно — слава Богу, что я не напился сегодня! — заметил лорд Яксли, направляясь к дверям.

Он понял, что у графа нет желания продолжать обсуждение темы, касающейся леди Женевьевы.

В то же время лорд Яксли был очень доволен, что граф первым поднял эту тему и он мог беспрепятственно высказать ему все, что давно уже вертелось у него на языке.

Несмотря на их близкую дружбу, лорд Яксли знал, что граф бывает крайне сдержан, когда дело касается его любовных связей, и сейчас, поднимаясь по лестнице в свою спальню, он размышлял о том, что только в исключительных обстоятельствах тот мог признаться, — как это произошло сегодня вечером, — в том, что тревожило и волновало его.

» Чертовка Женевьева!«— выругался про себя лорд Яксли, уже подходя к дверям спальни.

Он был совершенно уверен, что именно мысль о том, что против воли придется обвенчаться с прелестной вдовушкой, затмила графу всю радость от победы на сегодняшних скачках и была причиной того, что весь день он казался еще более замкнутым, чем обычно, совсем уйдя в себя.

вернуться

2

Ладонь — мера длины, равная 10, 16 см; дюйм — 25, 4 мм.