Изложенное подтверждается показаниями 8 чел. свидетелей.
Справка: Обвиняемый содержится под стражей при ИТД г. Миллерово с З/ II — 27 г.”.
Три тома “дела” Харлампия Ермакова раскрывают драматическую картину его жизни, его участие в германской и гражданской войнах, в Вешенском восстании, службы и красным, и белым, историю его борьбы за жизнь в заключении.
“Дело” Харлампия Ермакова свидетельствует, что он вернулся из Красной Армии домой, после демобилизации, 5 февраля 1923 года и почти сразу же — 21 апреля 1923 г. был арестован по обвинению в организации Верхнедонского восстания и руководстве им. Провел в тюрьме 2,5 года, 19 июля 1924 года был отпущен, 20 января 1927 года был арестован вновь и 17 июня 1927 года расстрелян. Таким образом, пребывание Харлампия Ермакова на свободе после возвращения из Красной Армии домой, в хутор Базки, сводится, не считая 2-х месяцев весной 1923 года, к двум с половиной годам — с июня 1924 по январь 1927 года, из них год (июль 1924 — май 1925), будучи выпущенным на поруки, Ермаков оставался под следствием.
Находясь под следствием и в заключении, Ермаков яростно сражался за свою жизнь и судьбу. Со страниц “дела” встает образ человека умного, мужественного и сильного, человека высоко благородного, не предавшего ни одного своего соратника и если называвшего их имена, то только тех, кто погиб или был в эмиграции. Единственное, что он позволил себе — это несколько смягчить, прикрыть флером полуправды обстоятельства своего прихода к восставшим и, возможно, несколько приукрасить свою службу у красных. Но в основных своих показаниях он был правдив.
Приведем одно из многочисленных заявлений Харлампия Ермакова судебным властям во время первого его ареста, от 22 апреля 1924 года:
“В январе м[еся]це 1918 года я добровольно вступил в ряды Красной Армии, занимал все время командные должности и в 1919 году, занимая должность зав. артскладом 15 Инзенской дивизии, я был внезапно захвачен в плен белыми, насильственным путем оставался у них на службе — едва не силою оружия принужден был занять должность командира отряда, пробыв в таковой с 1/III по 15/ VI того же года, т. е. три с половиною месяца. (Так X. В. Ермаков рисует следователю Максимовскому свое участие в Верхнедонском восстании. — Ф. К. ).
По приходе же на Дон Сов[етских] войск в 1920 году я вновь добровольно вступил в Крас[ную] Арм[ию], приведя с собой отряд в 250 сабель, с которыми пришел в 21 кавдивизию, а оттуда перешел в Конармию имени т. Буденного, — опять занимал должности комсостава до командира полка включительно. Я принимал непосредственное участие в боях на Польском, Врангелевском фронтах, против банд: на Украине — Махно, и на Кавказе — Ющенко и Белова. В означенных боях я неоднократно был ранен, но оставался в рядах, примером своим поднимая дух бойцов. За такие сознательные самопожертвования и многие отличия в боях и на службе получил личные благодарности т. Буденного, награждение часами т. Троцким, оружием с надписью и прочими вещами и обмундированием премиального комплекта. И лишь совершенно подорвав свое здоровье, в состоянии полного упадка сил, я, сроднившись с военной службой, хотя и с сожалением, все же вынужден был оставить службу с сознанием, что большая часть моей жизни отдана честно и добровольно на завоевание прав трудового народа.
Вернувшись из армии в феврале 23 г. домой, я не успел не только поправить свое здоровье, но даже отдохнуть в своей семье, как 21 апреля прошлого года я был арестован за давно забытую мною, случайную, 3-х месячную службу у белых, как занимавший должность командира отряда.
Первое время при аресте я был спокоен, не придавая этому серьезного значения, так как не мог и подумать тогда, что меня — отдававшего несколько лет все свои силы и кровь на защиту революции — можно обвинить за несение пассивной службы в противных моему сердцу войсках.
Но когда ДОГПУ предъявило мне тяжелое и гнусное обвинение по 58 статье, как активно выступавшего против Сов[етской] власти, я стал протестовать, заявляя письменно прокурорскому надзору и судебным властям о непричастности моей к подобного рода вине, подтверждая свои заявления личными аргументальными доказательствами, сохранившимися в деле моем, как документы, заверенные властями”.
Я намеренно привел столь пространную выдержку из заявления Харлампия Ермакова, написанную ясным, почти каллиграфическим почерком, энергичным стилем убежденного в себе человека (заметим, что в графе “образование” в тюремной анкете он написал “низшее”), чтобы дать почувствовать личность этого человека. Крупный масштаб яркой человеческой личности Ермакова печатью лежит на всем его деле.
А защищать себя ему было нелегко. Обвинение вменяло Ермакову не просто участие в Вешенском восстании, но его организацию и руководство восстанием.
В “Обвинительном заключении” от 28 января 1924 года, составленном старшим следователем Доноблсуда Стэклером, говорилось: “... Установлено: в 1919 году, в момент перехода Красной армии в наступление, когда перевес в борьбе клонился на сторону войск Советской России, в районе ст. Вешенской в тылу Красной армии вспыхнуло восстание, во главе которого стоял есаул Ермаков Харлампий Васильевич...”; “Гр-н Ермаков является... командующим всеми белогвардейскими повстанческими силами ст. Вешенской и его окрестностей”; “являясь хорунжим и командиром восставших, руководил всеми избиениями и расстрелами иногородних, рабочих и крестьян, сочувствующих сов. власти”.
Харлампий Ермаков категорически опровергает эти обвинения: “Предъявленное мне обвинение, как организатору восстания Верхне-Донского округа, не может быть применено ко мне — не говоря уже о том, что вообще я не могу быть противником сов[етской] власти уже потому, что я добровольно вступил в ряды Кр[асной] армии в январе месяце 1918 года в отряд Подтелкова. С указан [ным] отрядом участвовал в боях против белогвардейских отрядов полковника Чернецова и выбыл из строя вследствие ранения под ст. Александровской, а в то время, когда уже было восстание в Верхне-Донском округе, был зав. артиллер. складом 15 Инзенской дивизии, т. е. в 14 верстах от ст. Казанской и Мигулинской. Имея жительство в 14 верстах от места восстания, я не мог быть там и его организатором, т. к. по прибытии домой после пребывания в отряде Подтелкова был избран тогда же Предволисполкома ст. Вешенской, с каковой должности был арестован с приходом белых как активно сочувствующий Сов. власти... Во главе отряда стояли есаул Кудинов, Сафонов, Алферов, Булгаков, мой брат Емельян Ермаков и другие, которых сейчас не упомню”.
Называя эти имена, Ермаков не мог принести никому вреда, поскольку одних (как, например, его брата Емельяна) не было в живых, другие были в эмиграции.
В “деле” хранятся документы, свидетельствующие, как жители хутора Базки пытались защитить своего земляка. Хранится “Протокол № 343” от 8 ноября 1923 го- да общего собрания граждан Базковского хутора, где стоял один вопрос: “О выдаче Ермакову Харлампию Васильевичу протокольного постановления, что он не был организатором восстания”. Вот текст постановления общего собрания: “Заслушали Заявление гр-на Солдатова Архипа Герасимовича, отца Ермакова Харлампия Васильевича, мы, граждане села Базковского, устанавливаем, что сын Солдатова, Ермаков Харлампий организатором восстания не был и никаких подготовительных работ не вел, а был назначен (мобилизован) командующим повстанческим отрядом Кудиновым на должность начальника разъезда на третий день по вступлении повстанческих войск”. Подписи и крестики неграмотных — около 90 человек.
А вот еще один очень выразительный документ того времени от 27 апреля 1923 года. Он называется “Одобрение”. (Сохраняем орфографию и стиль.)
“Мы, нижеподписовшиеся граждане села Базковского Вешенской вол[ости] даем настоящее одобрение гр-ну того же села Ермакову Харлампию Васильевичу в том, что он действительно честного поведения и по прибытии его из Красной Армии за ним не замечено никаких контрреволюционных идей, а наоборот, принял активное участие в проведении органов советской власти. Как например: охотно работал в с/совете, проводил собрания, беседы о строительстве власти Красной армии, налоговой кампании... Желаем его освобождения как человека напрасно заключенного.