Когда писарь ринулся выполнять приказания, де Вулф спешился и привязал Одина к грубо сколоченной калитке, вделанной в колючую изгородь, которая окружала церковь. Он прошел под сенью тисовых деревьев и толкнул дверь. В дальнем конце помещения сразу же раздался топот ног, и пять человек, толкая друг друга, положили руки на алтарь — простой стол с оловянным крестом и двумя свечами в подсвечниках. Остальная часть здания была пуста и освещалась лишь тусклым светом, падавшим на земляной пол из узких оконных проемов. Беглецы с опаской наблюдали, как к ним приближается грозная фигура — высокая, мрачная в доспехах и шлеме, с огромным мечом на перевязи.

— Мы просим убежища! — дрожащим голосом закричал один из них, и этот крик подхватили остальные, в ужасе отшатываясь от приближающегося призрака: — Убежища! Убежища!

Коронер остановился в нескольких ярдах от беглецов, чтобы рассмотреть их получше. Трое из них были еще достаточно молоды, еще один мужчина средних лет, а последний — маленькая уродливая фигурка с большой головой и коротенькими руками и ногами. Де Вулф вспомнил, что пленник, захваченный на Ланди, упоминал имя Эддиды Короткорукого, которое отлично подходило этому человеку.

— Я сэр Джон де Вулф, королевский коронер, — произнес он таким громовым голосом, что беглецы сразу же прекратили кричать. — Я уважаю ваше убежище и, если вы будете настаивать, я понадоблюсь вам, чтобы спасти ваши шеи, учитывая, что ваших сообщников, судя по всему, повесят прямо сегодня.

Он обвел взглядом лица пятерых мужчин, одетых в одинаковые дырявые и вылинявшие рыбацкие туники и короткие штаны. У всех, кроме карлика, были спутанные лохматые волосы и кустистые бороды.

Что же касается Эддиды, то он был круглолиц, с высоким лбом и маленькими глазками, в которых поблескивал хитрый огонек. Де Вулф отметил про себя, что этот человек явно может быть опасным.

— Что нам теперь делать, коронер? Мы ведь получим отсрочку на сорок дней, верно? — спросил Эддида.

Коронер сложил руки на груди, в его глазах сверкнуло возмущение.

— Во-первых, вы подонки и убийцы, и если бы вы не укрылись в этом святом месте, вас бы повесили так же, как и остальных. Но теперь у вас есть выбор. Вы можете отдать себя в руки шерифа и сегодня же предстать перед его судом в Линмуте. Или же вы можете оставаться здесь в течение сорока дней, и все это время ваши соплеменники будут вас кормить и охранять, потому что в случае вашего побега их ожидают суровые денежные штрафы. По истечении сорока дней, если вы не признаете свою вину и не согласитесь покинуть пределы Англии и никогда сюда не возвращаться, вас запрут в этом здании без воды и пищи и будут держать здесь, пока вы не умрете. Если вы попытаетесь бежать, вас объявят вне закона, и любой сможет безнаказанно отрубить вам голову. И наконец, в любое время, начиная с этого момента, вы можете признаться мне в своих преступлениях и покинуть пределы Англии, чтобы никогда больше сюда не вернуться.

Произнеся эту долгую речь, коронер отступил на шаг назад и стал ждать, пока они посовещаются между собой. Пока они это делали, в дверь вошел Томас и, довольно робко приблизившись к коронеру, преклонил колени перед алтарем и начал мелко креститься.

— Бернар будет оставаться там, где я его спрятал, до наступления темноты, — пробормотал писарь, с опаской косясь на группу подозрительного вида людей, которые шептались о чем-то, сгрудившись вокруг алтаря. Их предводитель, Эддида, отделился от группы и подошел к единственной ступеньке, отделявшей примитивный алтарь от остального помещения.

— Коронер, все мы признаемся и покинем пределы Англии, чтобы никогда сюда не возвращаться, — сообщил он.

— В таком случае, я вернусь сюда сегодня несколько позже. И здесь, и во дворе церкви вы находитесь в безопасности — вам нет необходимости держаться возле алтаря. Но, чтобы вы не попытались сбежать, возле калитки будут стоять солдаты. — Де Вулф повернулся и пошел к двери, бросив через плечо. — Выйдите во двор и срежьте с тисов по паре веток. Всем вам нужно будет нести некое подобие креста, а я попробую достать где-нибудь власяницы. — Пропустив Томаса вперед, коронер вышел, с силой захлопнув за собой дверь.

Глава шестнадцатая,

в которой коронер Джон выслушивает признания

Ричард де Ревелль был отнюдь не в восторге, когда де Вулф сообщил ему о том, что часть пиратов нашли убежище в линтонской церкви. Когда коронер прибыл в нижнюю деревню, шериф как раз заканчивал подготовку к судебному разбирательству, которое он собирался провести в местной таверне. При виде Томаса, понуро плетущегося за коронером, у троих тамплиеров, похоже, снова возникли подозрения. Джон заметил, как они начали о чем-то перешептываться с аббатом Козимо. Вскоре после этого Годфри Капра сел на коня и куда-то уехал. Де Вулф был уверен, что храмовник направился в Линтон, чтобы осмотреть деревню и проверить личности пятерых беглецов, нашедших убежище в церкви.

Пленники уже находились в большом сарае позади таверны, где их стерегли солдаты. Снаружи собрались деревенские женщины, которые стенали и плакали, или же призывали Бога помочь своим обреченным на смерть мужчинам.

Шериф расположился в таверне, представлявшей собой одну огромную комнату. Он велел притащить туда длинный, грубо сколоченный стол и несколько скамеек. Из утреннего улова было конфисковано достаточное количество свежей рыбы, и несколько солдат из отряда Габриэля сейчас готовили ее над огнем очага. Из ближайших домов, несмотря на протесты хозяев, принесли хлеб, и вскоре для предводителей был накрыт скромный обед, солдаты же ели, сидя у костра.

У всех был отменный аппетит, на который никак не повлияла предстоящая массовая казнь. Во время трапезы Ричард де Ревелль принялся сокрушаться по поводу беглецов, оставшихся в церкви.

— Неужели они должны избежать петли только лишь потому, что оказались достаточно трусливы, чтобы покинуть сражавшихся товарищей, и потому, что бежали быстрее, чем наши люди?

Де Вулф, орудуя ножом, срезал мясо с жареной сельди и облокотился о стол, дожидаясь, пока оно остынет.

— Меня об этом не спрашивайте. Не я устанавливал законы.

Аббат Козимо, держа в руке кусок хлеба с положенной на него рыбой, нахмурился и поднял глаза.

— Убежище — это одна из священных традиций христианства. Собственно говоря, она существовала еще задолго до нашего Спасителя — у иудеев было шесть левитских городов-убежищ, греки и римляне также придерживались этой традиции.

В ответ шериф высказал свое недовольство тем, что кто-то сможет избежать петли и в результате возложить на общество бремя по своему содержанию в тюрьме.

— Я считаю, что нужно пойти в церковь и вытащить оттуда этих мерзавцев! — пробормотал он, но аббат услышал его слова и был просто шокирован.

— Я запрещаю вам это делать, шериф! Таким святотатством вы навлечете на себя проклятие — я могу даже отлучить вас от церкви. — Как и у многих людей, религиозные верования де Ревелля были скорее делом привычки, нежели твердым убеждением, и перспектива отлучения от церкви оказала на него не слишком сильное впечатление.

Де Вулфу это было хорошо известно, поэтому он решил привести более веский аргумент.

— Законы Генриха I предусматривают штраф за насилие над беглецами, скрывающимися в убежище, — сто шиллингов, если они прячутся в кафедральном соборе или аббатстве, и двадцать, если они спрятались в приходской церкви. — Де Ревелль какое-то время продолжал что-то бормотать себе под нос, но больше эту тему не поднимал, и де Вулф был впервые благодарен Козимо за его присутствие, поскольку любое нарушение неприкосновенности убежища нарушило бы его планы.

Когда трапеза была закончена, комната таверны быстро превратилась в зал заседаний суда графства, в котором все еще здорово отдавало запахом жареной рыбы. Шериф занял место в центре стола; по одну сторону от него сидел де Вулф, по другую — Ральф Морин. Тамплиеры и аббат расположились на паре скамеек, стоявших вдоль стены, и с интересом приготовились слушать.