Неста капризно фыркнула:
— Ты знаешь больше, чем говоришь, Джон. Что это еще за тайны?
От ответа Джона спас де Ридфор, спускавшийся по шатким ступеням. Вскоре они уже пили эль и ели вареную птицу, по мановению руки Несты материализовавшуюся из кухонного навеса за постоялым двором. Прибыли другие постояльцы, и хозяйка занялась ими, так что у мужчин появилась возможность для беседы. К досаде Эдвина, неисправимого любителя подслушивать, говорили они очень тихо.
— Меня нет в Париже уже шесть недель, — прошептал Жильбер. — Магистр уже наверняка послал обо мне срочное донесение в Лондон.
— Как они узнали, что ты в Англии?
Де Ридфор печально улыбнулся.
— Джон, с твоим опытом тебе следовало бы знать, что у бедных рыцарей Христа лучшая в мире разведка. В каждом городке и каждом порту есть тамплиеры или их агенты. Ничего не происходит без их ведома — им нужна информация для ведения своих обширных деловых операций. Они финансируют большинство европейских королей и ссужают деньги любому, кто готов платить достаточные проценты. Они догадаются, что я сел на корабль из Арфле в Саутгемптон, и скоро пойдут по моему следу, а об их способностях к сыску слагают легенды. Мне ли этого не знать — ведь я был одним из них последние пятнадцать лет.
И он оглядел комнату, вглядываясь в лица купцов, ремесленников и проституток — завсегдатаев «Ветки плюща», словно среди них уже мог скрываться тамплиер.
— Рано или поздно они настигнут меня, если мы с Бернаром не успеем уехать за границу до их прибытия.
Джону уже начинали надоедать повторяющиеся де Ридфором предсказания своей гибели.
— Если ты не раскрыл этой своей великой тайны, в чем бы она ни заключалась, тогда чего тебе бояться?
— Хотя бы того, что мы ушли из ордена и нарушили фактически все правила, заложенные св. Бернаром. Уже этого достаточно. Это смертный грех, и нас, скорее всего, приговорили к смерти. И самое лучшее, на что можно надеяться, когда нас найдут, так это пожизненное заточение и покаяние.
Де Ридфор принялся разрывать цыпленка, а де Вулф начал размышлять вслух:
— Ни в самом Эксетере, ни в округе тамплиеров нет, это мне известно. Есть небольшая община за Тавистоком, почти в пятнадцати милях отсюда.
— Я знаю, как они действуют, Джон. Главное командорство в Лондоне вышлет людей на мои поиски. Им вполне может потребоваться помощь каких-нибудь местных тамплиеров, но розыск будет направляться из нашего Нового Храма на Темзе. Серьезность тайны такова, что они ни за что не возложат ответственность на деревенских рыцарей или сержантов. За нами придут братья высокого ранга.
Де Вулф раздраженно фыркнул:
— Ты все твердишь об этой чертовой тайне, Жильбер! А откуда орден знает, что ты ею владеешь и можешь ее разгласить? Да и зачем тебе вообще это делать? Разве пятнадцать лет преданности ордену ничего для тебя не значат?
Де Ридфор отбросил обглоданную кость и отодвинул от себя толстую доску с пропитанным подливкой хлебом.
— Это все время терзает меня. Мы с Бернаром были слишком откровенны и вели споры о многих вещах в Париже. Мы полагали, что участвуем в академических дискуссиях с нашими собратьями, но когда нам стала открываться истина, после знакомства с определенными вопросами, в которые нам не следовало вникать, нас предостерегли, а затем гневно осудили. А я уже достаточно слышал оскорбительных перешептываний в адрес моего дяди, которого более молодые тамплиеры обвиняли в лучшем случае в некомпетентности, а в худшем — в предательстве, имея в виду его действия в Святой Земле.
— Племянника наказывают за грехи дяди, да? — цинично переиначил Джон.
— Не только братья из ордена стали презирать и подозревать меня, но и священники вне его стен начали шепотом вести еретические речи. Во Франции назревают крупные неприятности, Джон, особенно на юго-западе, откуда родом де Бланшфор. Хотя тамплиеры, в общем, симпатизируют тамошним катарам в их опасно нетрадиционных верованиях, у власти Рима и его армии священников это вызывает одновременно беспокойство и мстительность — и это определенным образом задевает Бернара и меня.
— Значит, эта великая тайна— вопрос христианской веры? — спросил де Вулф, пытаясь поймать на слове своего уклончивого собеседника.
— Да, можно так сказать, — осторожно согласился Жильбер. — Когда придет время, ты узнаешь эту тайну, как и все остальное общество, если до этого нас не заставят замолчать.
Больше он ничего не сказал, как Джон ни выведывал, и когда к ним снова присоединилась Неста, разговор повернул на другие темы. Де Ридфора особенно заинтересовали обязанности де Вулфа как коронера, ибо такой должности за пределами Англии не существовало. Когда они завершили трапезу и выпили еще эля и вина, де Вулф пояснил свои функции внимательному слушателю, у которого нашлось много дотошных вопросов. Рыжеволосая валлийка сидела и слушала мужчин, и Джон заметил, что ее взгляд часто останавливался на профиле красивого француза. В конце концов Несту позвали улаживать крикливый спор между служанками на кухне.
Как только они оказались одни, де Ридфор вернулся к своим тревогам.
— Я буду сидеть в этом трактире большую часть дня, Джон, в город выходить я опасаюсь.
— Здесь тебя никто не узнает, будь уверен, — попытался успокоить собеседника де Вулф, — но я буду смотреть в оба. Мой оруженосец Гвин и мой пронырливый писаришка знают все, что происходит в городе. Как, впрочем, и Неста — у нее осведомители по всей округе!
Де Ридфор протянул руку через стол и крепко сжал локоть Джона.
— Давай мне знать обо всех чужаках, которые здесь появятся. Они не обязательно могут быть в одеянии тамплиеров — когда этого требует необходимость, мы можем отказаться от него.
— Мне известно, что вы не носите кольчугу, но, конечно же, на вас всегда ваш белый плащ с красным крестом на плече?
— Так того требуют правила, Джон, но не всегда выезжающие из командорств и общин этого придерживаются. И только рыцари и капелланы носят белый плащ — капелланы застегивают его спереди, но на нас он должен висеть свободно. Рядовые, такие, как сержанты, носят коричневые или черные, но всегда с красным крестом.
Де Вулф вздохнул.
— Белые, черные или коричневые, с крестом или без… Гвин и Томас будут начеку. А теперь мне пора домой, а то жена заест.
С некоторым беспокойством он оставил де Ридфора в обществе своей любовницы и направился к переулку св. Мартина. Близился вечер, и ему нечем было развлечься по части трупов, изнасилований или хотя бы серьезных нападений.
Проходя по кафедральной площади, Джон заметил шедшую навстречу знакомую фигуру, закутанную в длинный черный плащ. Вьющиеся седые волосы венчали худое, аскетическое лицо, с которого на мир безмятежно взирала пара голубых глаз. Это был Джон де Алансон, архидьякон Эксетера, один из любимых священнослужителей де Вулфа, проживавший в одном из домов в ряду Каноников с северной стороны площади. После того как они поприветствовали друг друга и поздоровались, де Вулф подумал, что мог бы почерпнуть из знаний этого высокого церковного чина кое-что о том, на что намекал Жильбер де Ридфор.
— Я недавно встретил старого приятеля-тамплиера, знакомого по крестовым походам, — начал он, слегка искажая действительность. — И он вызвал мое любопытство своими верованиями и странной таинственностью, которая, похоже, окружает их орден.
Архидьякон взял его под руку, и они направились к ряду домов пребендариев.
— Пойдем поговорим, Джон. Мы так редко виделись, с тех пор как ты позволил своему боевому коню упасть тебе на ногу.
Аскетизм священника не доходил до отказа от хорошего вина, и вскоре они уже сидели за шероховатым столом в пустой комнате, единственным украшением которой было простое деревянное распятие на стене. Между ними стояла бутыль лучшего вина из Пуату, и каждый сам себе наполнил тяжелую стеклянную чашу.
— Откуда этот внезапный интерес к теологии, коронер Джон? — с легкой иронией поинтересовался хозяин. — Я никогда не считал тебя человеком, находящим время для Всевышнего, как это ни прискорбно!