Спортивная жизнь Японии, коль уж об этом зашла речь, разительно отличается от нашей. У нас наиболее популярны футбол, хоккей, легкая атлетика, коньки, лыжи, баскетбол. В Японии — бейсбол, американский футбол, регби, травяной хоккей. Американский футбол жесток и однообразен: сговор — свалка, сговор — свалка, и так до одури, пока наконец какой-нибудь счастливец не промчится с грушей мяча до положенного места. Этот футбол долго уступал в популярности регби, хоть и похожему на него, но отличающемуся куда большим разнообразием и обилием возможностей. Американизм побеждает не только во внешних формах жизни, в манере поведения, одежде, зрелищах, но и в спорте. Даже древние и любимые народом виды японской борьбы: сумо, дзюдо, каратэ — потеснились перед омерзительным кетчем, завезенным из-за океана. А в последнее время вошел в моду новый вид бокса — с участием ног. Это какой-то сплав нормального бокса с кетчем. Дерутся в обычных боксерских перчатках по правилам и в стойке классического бокса, и вдруг один из боксеров наносит противнику удар по ребрам ногой, тот лягает его, в свою очередь, и тут первый подпрыгивает и кетчевым приемом ударяет его коленками в грудную клетку. Глубокий нокаут. Такой глубокий, что происходит долгая церемония награждения победителя, он получает пышные и безвкусные призы от разных фирм, вазы, кубки, статуэтки, коробки, перевязанные лентами, а побежденный без сознания валяется на досках ринга. О нем забыли, никто не пытается ему помочь, привести в чувство. Профессиональный ринг, как известно, нежностью не отличается, но такого неуважения к спортсмену и наплевательства на человека я не видел даже в Америке. Когда сверхсчастливый победитель пролезал под канатами, чтобы попасть в объятия болельщиков, поверженный боксер очнулся, встал, хватаясь за канаты, и проковылял в свой угол, где висел его халат, но почему-то не было ни тренера, ни менеджера. Неужели на нем так вот сразу поставили крест?

В Японии придумывают все новые и новые виды спорта. Самое последнее изобретение — футбол на велосипедах. Выглядит занятно, но трудно сказать — привьется ли…

Что бы вы ни смотрели по телевизору — спортивное состязание, фильм, пьесу, концерт, — в самый неподходящий момент вторгается реклама, чаще всего трех фирм: «Сони», «Сейко», «Сантори». Когда демонстрируется фильм, это еще куда ни шло. Художественное впечатление ломается, конечно, но смысл происходящего все же не пропадает. Пока на экране молодые люди с глупыми лицами наслаждаются «Сантори»-виски — «классическим виски Японии», показ фильма прекращается. Исчезла с экрана четырехгранная бутылка, пошел фильм дальше. Но ведь нельзя же остановить спортивное состязание. Идет третий раунд, судьба боя висит на волоске, и тут исчезает ринг — и во весь экран наручные часики «Сейко». Оттикала «Сейко», медовый голос — в который раз — оповестил усталое человечество о несравненных качествах этой фирмы, — вернулся ринг. Но на нем уже другая пара боксеров, и чем кончился предыдущий бой — неизвестно.

Фирмы в своем праве. Они не только приобретают безумно дорогостоящие минуты для рекламы, но и субсидируют передачи: и спортивных соревнований, и концертов, и всевозможных шоу. Это косвенный вид саморекламы. Мы наслаждались зрелищем бескомпромиссной борьбы двух теннисных богов — Лейвера и Розуолла, это устроил нам старик Сантори. Спектаклем театра Но мы обязаны фирме «Сони», а детской передачей — концерну «Марубани». По существу, они хозяева четырех из семи программ телевидения. И если передачи стали однообразными, скучными, порой убогими, то это объясняется пошатнувшимися делами фирм. Даже противники телевидения вроде Куросавы говорят, что несколько лет назад программы отличались несравнимо большей изобретательностью, разнообразием и блеском. К созданию их привлекалось все самое талантливое и яркое в стране, денег не считали. Расцвет японского телевидения отражал невиданный расцвет японской экономики и преуспевание ведущих фирм. Но этот полупаразитарный расцвет — на мыслях, скупаемых по всему свету, так же как скупается сырье, отсутствующее в Японии, — кончился. Нынешний спад объясняется прежде всего отсутствием идей, гибкой технической мысли, способности к решительному обновлению, Япония легко расставалась со своими гениями и талантами — нередко Нобелевская премия венчала японских ученых, но работали они, как правило, в американских исследовательских центрах. Японские промышленники делали ставку не на них, а на высокую квалификацию, дисциплинированность и усердие рядовых исполнителей. Быстро, много, хорошего качества — вот что характеризовало промышленность Японии, но отнюдь не новаторство, озарение. Надо прямо сказать: во главе японской экономики стоят люди с головой, волей, размахом и громадным опытом; очевидно, они найдут выход из застоя. А как это отразится на японском телевидении — сказать не берусь.

Во что же обошлась стране борьба телевидения и кино? Закрылась самая большая и сильная киностудия «Дайэй». Ее президент, смелый и принципиальный Нозака, с донкихотской наивностью пытался удержаться на высоте искусства вопреки всему и пал под развалинами студии. Другая крупнейшая студия, «Тохо», тоже пытающаяся сохранить лицо, хотя и не так строго, как «Дайэй», еще борется за жизнь. Студия «Тоэй», первая спустившая флаг искусства и ставшая на путь откровенной халтуры — умопомрачительные приключения, чудовища, американизм, постель, — процветает. Уцелели в материальном плане, рухнув в художественном, студии «Никацу» и «Сютике». Первая славилась фильмами о чистой, юношеской любви, в них блистали нежные Юрико Асаока и Саюри Есинга, теперь отсюда льется мутный поток порнографии. Вторая специализируется на псевдоисторических картинах с бесконечной рубкой на мечах — так называемых Якуда-фильмах. Когда-то эти фильмы рисовали образ благородных разбойников вроде Робин Гуда, друга бедных, грозы богатых, но сейчас социальный и гуманный смысл исчез. Остался голый бандитизм.

В настоящее время телевидение, несомненно, победило кинематографию, но это пиррова победа.

Должен со стыдом признаться — горящей кошачьей зеленью в сумраке гостиничного номера глазок телевизора обладает завораживающей, гипнотической притягательностью. Проклинаешь назойливого и смекалистого предпринимателя Тори-сана, догадавшегося создать собственное японское «классическое» виски «Сантори» и наводнившего голубой экран молодыми красавцами, безмерно счастливыми сивушным вкусом его изобретения, а равно скверные мультипликации про банды Симидзу-икко, бодливых быков и шлемоблещущих героев из соседних галактик, смотришь, скрипя зубами, как очередной седеющий джентльмен развернулся — от плеча — клюшкой по мячу, балдеешь от стрельбы, от громкой музыки, но не можешь населить яркий квадрат блаженной и тихой тьмой. Ведь он избавляет тебя от необходимости думать, общаться с собственной усталой душой, помнить о мире со всем его неустройством, о тех, кому скоро уходить, о трудной твоей профессии, о всем, чем обременено перетруженное сознание. Ты свободен от дум, от болей, от забот, от жалости и ответственности, ото всего, ты пуст. Безмятежные волны глупости укачивают, убаюкивают. Крути ручку: улыбающиеся мойщицы турецких бань, рукосуи и ножебои, скрут борцовых тел — игра здоровой человечьей плоти, и никаких сложностей! Пейте «Сантори»-виски! Живите по часам «Сейко»! Покупайте радиоприемники «Сони»! Все ясно и просто в этом мире. Нет слез и страданий, нет мучительных проблем, ешьте, пейте, стирайте порошком «Таюми», ходите в турецкие бани, бейте в морду и больше гольфа, больше бейсбола, черт возьми, смерти нет, полный вперед!..

Ненависть к японскому телевидению еще больше приблизила меня к миру Акиры Куросавы.

Любопытно, что Шаброль даже не упоминает о телевидении. В номерах, которые снимала ему бедная мадам Мото, не было телевизора. Но оглупленный образ японской жизни, лишенный истинных человеческих тягостей, призрачный в своей нелепости и безмятежном шутовстве, пришел в его книгу будто не из жизненных, а из телевпечатлений. И получается, что он смотрел на окружающее телеоком…