— Дау, а при чем здесь ты? Пусть бегут со своим золотом в Америку.

— Коруша, им необходимо мое имя в пути и особенно в Америке. Нет, ты не бойся, я никуда бежать не собираюсь, но я никак не мог доказать Лившицам, что немцы Волгу не перейдут и что Россию завоевать невозможно! Почему-то забывают историю. Армия Гитлера погибнет, как погибла армия Наполеона.

— Дау, а ты не посоветовал Женьке сдать свое золото в фонд победы?

— Коруша, мы победим без Женькиного золота, но про золото ты знать не должна. Я дал слово о золоте тебе не говорить. А главнейшее — я сейчас нужен стране, я ведь тоже работаю на Красную Армию».

Что дал Ландау Красной Армии, утаив от нее золото Лившица, из воспоминаний, да и из биографии Ландау понять невозможно. Но «устроились» они в тылу неплохо: «Пайки по карточкам у нас были более чем приличные. Женьку поразила разница твердых цен по карточкам и цен на черном рынке. Он решил обогатиться. Продавал все, даже мыло».

То есть в то время, когда еврей Драгунский даже после тяжелого ранения и инвалидности рвался на фронт, еврей Лившиц получал в тылу за бесценок продукты и увеличивал количество своего золота, перепродавая эти продукты тем, кто делал оружие для армии.

Драгунские гибли, Лившицы жирели и это надо учитывать, чтобы понять, почему евреи «с моего конца села» боялись, чтобы остальные народы СССР не подумали, что они такие же, как и жиды.

Сам я с этим страхом евреев столкнулся где-то на втором или на третьем курсе. Меня вызвал на кафедру куратор нашей группы МЧ-67-3 Евгений Иосифович Кадинов и пригласил в СНО — студенческое научное общество. (А надо сказать, что до этого я никогда не задумывался, кто Кадинов по национальности. Фамилия у него была вроде русская, ну я и считал его русским. Поэтому возникший в разговоре нюанс был для меня полной неожиданностью, в связи с чем я его, скорее всего, и запомнил.) Кадинов сказал, что преподаватели кафедры должны подобрать себе из нашей группы по несколько студентов и привить им основные навыки научной работе. Он приглашает меня, но ему нужно человека три.

— Кого бы ты посоветовал мне пригласить из тех ребят, кто предположительно хотел бы после института заняться научно-исследовательской работой?

— Тудера, — почти немедленно назвал я первую фамилию.

— Хорошо, — сказал Евгений Иосифович, но как-то без особого энтузиазма. — А кого ещё?

— Алика Барановского, — тоже почти сразу сказал я.

— Это хорошо, — одобрил Кадинов уже более бодрым голосом, но вдруг задумался, видимо, вспоминая Алика. — А кто Барановский по национальности? — вдруг огорошил меня Евгений Иосифович совершенно неожиданным вопросом.

— Еврей, — недоуменно ответил я.

— Тогда не надо, — жестко отказался Кадинов.

— Но почему? — обиделся я за Алика. — Барановский толковый парень.

— Не в этом дело, я бы Алика взял, если бы сам не был евреем. А так, если я из вашей группы возьму трех студентов, из которых двое будут евреями, то скажут, что я организовал синагогу. Пусть Алик запишется к профессору Чуйко, а мне посоветуй еще кого-нибудь, но не еврея.

Я уже не помню, кого я посоветовал, поскольку Евгений Иосифович работал не со всеми нами вместе, а отдельно с каждым, но вот этот его страх перед «синагогой» остался у меня в памяти.

Второй случай произошел через много лет. Я уже упомянул, что когда был начальником ЦЗЛ, то хотел пригласить к нам на завод Игоря Тудера. После разговора с ним в Днепропетровске и получения от него согласия я по возвращении в Ермак тут же пошел к директору завода С.А. Донскому. Начал с бедственного положения с кадрами в ЦЗЛ, сказал, что мой товарищ по институту, круглый отличник, не может устроиться в Днепропетровске по специальности, потому что еврей, сказал, что получил от него принципиальное согласие и хочу, чтобы завод официально пригласил Игоря на вакантную в ЦЗЛ должность начальника металлургической лаборатории. Официальное приглашение было необходимо, поскольку при этом завод гарантировал приглашаемому жилье в определенные сроки — без очереди. Должен сказать, что я в глазах Донского довольно долго имел репутацию диссидента-антисоветчика, о чем узнал гораздо позже, поэтому меня несколько удивила довольно долгая пауза, при которой Донской как-то подозрительно смотрел на меня.

— А он, случайно, не антисоветчик, — вдруг спрашивает Донской, — у него проблем с КГБ нет?

— Да вы что, Семен Аронович, — он еще в армии, когда служил после института, вступил в партию, да и каких-либо разговоров на эти темы не возникало.

— Тогда ладно, — заметно оживился директор, — тогда готовь ему через отдел кадров вызов. Наши обязательства — должность начальника смены цеха № 2, квартира в течение года, трудоустройство его жены.

— Как во 2-й цех?! — возмутился я. Дело в том, что в то время 2-й цех был чуть ли не самым отстающим из всех четырех плавильных цехов завода и работать в нем было ужасно трудно. — Семен Аронович, ну что вы опять как с фотографом! Я же Тудера для ЦЗЛ приглашал, а вы — во 2-й цех! Для второго цеха пусть отдел кадров сам кадры ищет.

(Дело в том, что до прихода на завод Донского фотограф завода был в штате ЦЗЛ и мне это было очень удобно. Ведь тогда не было ксероксов и персональных компьютеров со сканерами и лазерными принтерами. Копии делали на светокопировальной машине «Эра», и они были ужасными по качеству. Хорошие копии фотографий, рисунков и графиков можно было получить только фотографическим путем. А став директором, Донской начал проводить тогда не понятые мною кадровые реорганизации, в том числе фотограф завода был выведен из состава ЦЗЛ и введен в штат Дома культуры. Я возмущался, и это возмущение было моим первым конфликтом с Донским.)

— Пойми, если бы я не был евреем, я бы принял его в ЦЗЛ, как ты и просил. Но если я, еврей, так сделаю, то будут говорить, что еврей еврея устроил по блату. Пусть поработает в цехе. Да, там сейчас тяжело, но если твои рекомендации верны, то он справится. Во-первых, приобретет необходимый ему опыт, а во-вторых, через год или два он, если захочет, перейдет или к тебе, или куда сочтет нужным, но ни меня, ни его никто не упрекнет в еврейском блате.

Я подумал — шеф дело говорит! Подготовил с отделом кадров вызов, отослал Игорю, но тот, как я уже писал, не приехал.

Подытожим. Евреи в сообществе людей не создают никаких проблем — это люди как люди. Однако в отличие от других народов, худшая часть еврейства — его наиболее тупая, алчная и ленивая часть, объединена в расистское сообщество, и поскольку это сообщество действует среди людей, которые практически не дают отпора этим объединившимся жидам, то те быстро захватывают в обществе ключевые позиции, и мерзость их становится видна отчетливо. Но даже с этими еврейскими жидами борьба ведется не так — не государственные кормушки нужно очищать от еврейских жидов, поскольку уж если есть кормушки, то жиды любой национальности к этим кормушкам доберутся. Возьмите госаппарат СССР, КПСС или аппарат КГБ. В этом аппарате было мало еврейских жидов, да и вообще евреев, а что толку? Ведь именно эти интернациональные жиды развалили СССР и отдали его народ на ограбление.

Кормушки нужно ликвидировать, и жидам всех национальностей некуда будет устроиться. Но об этом я пишу в других книгах. Поэтому вернемся к окончанию моего обучения в институте и выезду на новую родину.