Состояние нормальное.
Состояние нормальное.
На пульте замигал сигнал тревоги, освещая красным светом табло с каким-то сообщением. Райн попытался прочесть его, но буквы расплывались и не желали складываться в слова. Что же все-таки произошло? Нахмурив брови, он пытался сосредоточиться. Где-то вкралась ошибка, которую по-видимому не зарегистрировали приборы. Или он при расчетах пропустил нечто существенное. Тревожный сигнал свидетельствовал о том, что со спящими в контейнерном зале не все в порядке.
Усилием воли Райн заставил себя проснуться. Фильм все еще продолжался, и Райн удивился, как многое он успел пережить во сне за столь короткий промежуток времени.
Отзвуки кошмара продолжали напоминать о себе: потное тело ослабло, язык с трудом ворочался в пересохшем рту. Глубоко — до боли в груди — вздохнув, он выключил ненужный уже телевизор и вышел в коридор.
Громыхая башмаками по металлическому полу, одинокий космонавт устремился в массажный кабинет, расположенный на той же палубе, что и его каюта.
Рывком открыв дверь, он вошел в небольшое помещение с узкой медицинской койкой. Райн ложится навзничь и последовательно включает на панели команды «Пристегнуть ремни» и «Массаж».
Автоматически освобожденный от ремней после процедуры, Райн поднялся и вновь зашагал по коридору. Массаж лишь вызвал боль во всех мышцах, но не избавил от тумана в голове.
Теперь по расписанию следовал прием пищи. С трудом запихав в рот все, что появилось на выдвижном столике, Райн отодвинул шторку иллюминатора и выглянул в беспросветную космическую ночь.
Внезапно ему показалось, что снаружи что-то есть — какая-то неясная фигура на миг заслонила от него небольшую группу звезд. Отпрянув от иллюминатора, он на секунду закрыл глаза и вновь вгляделся в безмерное пространство. Ничего.
Как бы он хотел увидеть конечную цель своего путешествия! Но до нее оставались еще два года полета — из пяти расчетных лет. Он знал только ее название — Мюнхен 15040, одна из планет звездной системы Бернарда, наличие которой и приблизительные параметры определены астрофизиками Земли. Они уверяли Райна, что ее условия пригодны для поддержания жизни тринадцати землян, заключенных ныне в недрах звездолета, — тринадцати, из которых бодрствует лишь он.
На мгновение Райн испытал гордость за осуществленный им дерзкий побег с Земли. Но дела призывали его в главный отсек. Он вернул шторку на место и снова вышел из каюты.
Несмотря на потраченные усилия, он так и не смог избавиться от пришедшего во сне чувства опасности.
Для того чтобы еще раз перепроверить все свои действия, Райн, прежде всего, включает на компьютере программу внутреннего контроля. Получив ответ, что все системы в норме, он вводит снятые им в контейнерном зале параметры и вновь осуществляет необходимые расчеты.
Сравнив результаты с предыдущими вычислениями, Райн убедился в их полной идентичности.
Следовательно, он ничего не упустил.
Тревога, вызванная кошмарными сновидениями, постепенно утихла.
Глава 7
Райн ввел отчет в компьютер и еще раз перепроверил свои расчеты. Затем, удовлетворенный результатами вычислений, дал отбой и, тихо напевая какой-то бравурный мотивчик, вынул из ящика свой исповедальный журнал.
Оставшиеся до следующего сеанса связи пятнадцать минут Райн, как обычно, посвятил заполнению очередной чистой страницы красного фолианта. Повторив — теперь уже в письменном виде — традиционный восьмичасовой рапорт и отчеркнув его от неофициальных заметок красной чертой, он приступил к тому, что давало ему силы противостоять одиночеству, — к интимной беседе с неким молчаливым слушателем.
«Единственный действующий обитатель корабля, я переживаю всю глубину и высоту эмоций, не ослабевающих от сравнительно небольшой физической нагрузки и не прерываемых ничьим вмешательством».
Пожав плечами, Райн сдвинул брови и, не исправляя написанного, принялся торопливо строчить дальше.
«Конечно, это означает душевные страдания, поскольку я становлюсь жертвой собственных чувств. Но в то же время испытываю и ни с чем несравнимую радость. Выглянув недавно в иллюминатор и вновь поразившись необъятности Вселенной, я припомнил, что я — вернее, все мы — сотворил для того, чтобы спасти себя. Мысленно возвращаюсь к тому, что с нами было, и теряюсь в догадках, что будет дальше».
Оторвавшись от записи, Райн распрямил спину и неопределенно помахал ручкой в воздухе, не в состоянии короткой фразой сформулировать мелькнувшую мысль.
Так и не придумав ничего путного, он провел красную черту и убрал красный журнал в ящик. Встав с кресла командира корабля, Райн сделал несколько шагов по отсеку и вновь решительно вернулся к пульту. Секунда — и он вновь принялся заполнять убористым почерком листы увесистого фолианта.
«К сожалению, нам не удалось уберечься от безумия, охватившего мир. Пришлось пожертвовать кое-какими идеалами, но, в отличие от остальных — не осознающих, что творят, — мы понимали, чем жертвуем, и пошли на это сознательно.
Справедливости ради следует признать, что на какое-то время мы превратились в равнодушных зрителей — чудовищность происходящего больше не затрагивала душу. Возможно, это была защитная реакция организма на непрерывный ужас — и это спасло наш разум. Порой случалось принимать участие в вакханалиях безумцев, но и тогда мы не теряли из виду уготованное нам предназначение. Однако даже теперь, спустя несколько лет, я сожалею о некоторых поступках… И хотя не считаю, что цель оправдывает средства, мы, тем не менее, уцелели в этом аду.
Да, нам предназначено возродить нормальное человеческое сообщество в условиях не тронутой распадом новой планеты. Наш разум уцелел, и мы способны, надеюсь, достойно воплотить в жизнь поставленную задачу.
Мои оппоненты — если бы таковые нашлись — могут посчитать эту затею утопией. Я чувствую, как нечто подобное мелькает и в моем подсознании. Но будем оптимистами — потому что иначе мы не сможем уцелеть.
Что ни говори — идеальных людей не существует. И мы далеко не безупречны: это проявлялось и прежде, еще до всеобщего помешательства, и только усугубилось впоследствии. Но мы — единая семья, и поэтому общих качеств в нас гораздо больше, чем различий. В этом залог успеха нашего предприятия.
Я искренне верю в это».
Распрямив согнутую спину, Райн размял затекшую руку и взглянул на часы — до очередных замеров еще несколько минут. Поэтому он снова склоняется над журналом.
«Не представляю, как мы смогли выдержать напряжение последнего периода. Степень его я особенно остро почувствовал в сравнении с размеренной обстановкой звездолета: постепенно нервы успокоились, и я понял размеры разрушения своей сущности. Увы, общество безумцев наложило печать и на меня. Однако само осознание падения придает надежду на полное выздоровление, хотя я не сомневаюсь, что со временем мне еще не раз припомнят прежние грехи, — интеллект спящих, не видоизменяясь, дремлет вместе с ними.
Мы все восприняли случившееся как внезапную катастрофу — сродни стихийному бедствию. И наша психика тяжело прореагировала на фатальность изменений. Если бы дали себе труд время от времени оглядываться назад, то смогли бы заранее увидеть признаки надвигающегося кризиса, и травма оказалась бы не столь сильной. Увы, я сделал такой вывод не в условиях реалий Земли, а лишь в безмолвии космического пространства. Что ж, лучше поздно, чем никогда.
Помнится, мы сетовали на то, что прежде было лучше: такое во все времена говаривали и до нас. Еще Иеремия ссылался на проблему роста населения и уменьшение производства. Как оказалось, то были вехи на пути к всеобщему краху. Их не замечали: людям свойственно прятать голову под крыло, действовать по принципу „моя хата с краю“. Даже наше поколение позволило себе роскошь не заметить прихода к власти сначала „красных“, потом „коричневых“».