– Доброе утро, сэр,- произнес он чуть охрипшим голосом и, осадив скакуна, приподнял шляпу с таким видом, будто бы мы встретились на деревенской дорожке для конных прогулок где-нибудь неподалеку от поместья Бек.- Не могу выразить, как я рад вас видеть. Отныне мы вместе будем следовать своей судьбе. От наших действий зависит вся разумная жизнь. Меч у вас с собой?

Лобковиц спешился; Сепирис подошел к нему и остановился, возвышаясь над австрийцем, который и сам был довольно крупным человеком. Чтобы обнять его, Сепирису пришлось опуститься на колени.

– Мы не знали, сумеете ли вы выполнить столь сложный маневр и подготовили несколько других вариантов, но все они еще менее надежны.

По-видимому, до сих пор вам сопутствовал успех, иначе вас не было бы с нами.

Князь Лобковиц стиснул локоть Сепириса и подошел ко мне, чтобы обменяться рукопожатием. Он явно пребывал в отличном настроении.

Его энтузиазм показался мне несколько неуместным, если вспомнить, в каких обстоятельствах мы оказались- особенно я. Однако перед его добродушием и обаянием было трудно устоять.

– Дорогой граф фон Бек, вы не представляете, насколько была мала вероятность того, что вы попадете сюда и мы здесь встретимся. Если не боги, то, похоже, удача на нашей стороне. Наши карты разметал яростный ветер, но теперь, по крайней мере, появилась хрупкая надежда.

– В чем заключается наша цель? Чего вы хотите добиться?

Лобковиц удивленно посмотрел на Сепириса. Вероятно, он ожидал, что чернокожий гигант посвятит меня в подробности.

– Сэр, мы хотим спасти жизнь вашей жены и моей ученицы, Оуны, дочери похитительницы снов.

Меня охватил ужас:

– Моя жена в опасности? Что с ней случилось? На дом напали?

– Применительно к нынешнему положению вещей я бы сказал, что она уже давно покинула ваш дом в Канаде. Она удалилась вглубь материка, в горы, и столкнулась с противником, который черпает силы во всех частях мультивселенной. Если мы не окажемся рядом с ней в нужный момент, там, где наши судьбы пересекаются с ее судьбой, она неизбежно погибнет.

Это известие причинило мне нестерпимую боль.

– Как она оказалась там, где сейчас находится? Неужели вы не могли прийти ей на помощь?

Лобковиц указал на свою одежду.

– Вплоть до самого последнего времени я состоял на службе Екатерины Великой. Между прочим, я столкнулся там с вашим несносным предком Манфредом.

Для человека с такими любезными манерами его слова прозвучали необычайно раздражительно, и я извинился. Я не в силах постичь загадки и превратности иных миров. Мне намного легче представить космическое пространство между Землей и Луной. Однако при одной мысли о том, что моей любимой жене грозит опасность, в моих жилах вскипала кровь. Я боялся за детей, за все, что мне дорого. Я хотел обвинить собеседников в том, что со мной произошло, но не мог этого сделать. В моем сознании ожил чужой разум.

Постепенно его присутствие становилось все более ощутимым. Эльрик Мелнибонэйский, веривший в реальность только одного мира, начал – возможно, инстинктивно – постигать сложность мультивселенной. Если не интеллект, то опыт подсказывал ему, что ветви порой пересекаются, порой – нет, что иногда они быстро растут, принимая причудливые формы, а потом погибают столь же внезапно, как возникли.

Эльрик постигал эту науку своим колдовским разумом, отточенным годами учения в долгих снах, из-за которых столицу Мелнибонэ прозвали Грезящим городом. Соплеменники Эльрика продляли свою жизнь при помощи снов, навеянных снадобьями и магией, тем самым порождая свою собственную реальность, которая порой существовала тысячелетиями. Эти же средства помогали драконам, с которыми их связывали кровные узы, грезить во снах и вторгаться в грезы людей.

Такой образ жизни опасен для всякого, кроме посвященных. Не менее опасно пытаться изменить привычный ход истории, который упорядочивает нашу жизнь, хотя и не избавляет нас от тягот. В лучшем случае мы создаем новые вселенные и даже совокупности вселенных. В худшем – уничтожаем те, что уже существуют, а при неблагоприятном стечении обстоятельств обрекаем себя на полное и окончательное забвение.

Для меня, европейца, живущего в XX веке, подобные идеи неприемлемы, но разум Эльрика был неразрывно связан с моим, а его память хранила впечатления и опыт, которые я в обычной ситуации счел бы бредом сумасшедшего.

Я противился им, но они настойчиво вторгались в мой мозг. Просто удивительно, что мне удалось собраться с силами и оседлать своего чудовищного коня. Он не уступал размерами знаменитым боевым скакунам из древних легенд. Я повернулся к Сепирису, чтобы расспросить его, но он исчез. Упряжь была приспособлена для человека моего роста, однако седло казалось огромным и создавало у меня незнакомое ощущение уюта и безопасности.

Мой конь был явно рад тому, что у него появился седок. Он нетерпеливо переступал ногами, готовый помчаться галопом. По совету Лобковица я проехал на нем вокруг арены. Нихрэйнский конь взметнул черную гриву и с наслаждением фыркнул. Я заметил, что в движении от него идет сильный едкий запах, который ассоциировался у меня с диким хищником.

Лобковиц скакал следом. Он был скуп на слова, но, очевидно, заметил, как я обращаюсь к конем. Он похвалил мои навыки, и я рассмеялся. Мой отец и братья считали меня самым худшим наездником в семье.

Я умолял его рассказать об Оуне и ее нынешнем местонахождении.

Лобковиц объяснил, что его скрытность имеет веские причины. Зная будущее, вы неизбежно воздействуете на него, а нашей задачей было не изменить будущее, а сделать так, чтобы по крайней мере в одном из миров меня и моих близких ждало благополучие. Лобковиц попросил меня поверить ему на слово. Не без колебаний я кивнул, признавая его правоту. Я сказал, что не вижу причин не доверять ему, но неопределенность ситуации буквально сводит меня с ума, а в голове теснится множество вопросов.

Вернулся Сепирис, неся в руках меч в ножнах. Тот ли это клинок, который я называл Равенбрандом, а Эльрик – Буреносцем? Или это его брат, Скорбный? Сепирис уклонился от ответа.

– Все клинки обладают равным могуществом. Сила любого воплощения уменьшается пропорционально расстоянию от его источника. Именно это произошло в данном случае,- сказал он.- Какатанава уже ушли домой.

Кольцо сжимается. Берите.

Я потянулся, чтобы взять меч, и мне показалось, будто бы клинок издал чуть слышный стон. Но, наверное, это была лишь игра моего воображения. Однако, едва рукоять меча легла мне в правую ладонь, я ощутил знакомую слабую отдаленную вибрацию. Я машинально прицепил ножны к массивному седлу.

– Итак, я готов отправиться в путь, не имея карт, и выполнить задачу, не зная, в чем она заключается. Моим спутником будет человек, который знает дорогу лишь немногим лучше меня. Боюсь, вы переоцениваете мои способности, лорд Сепирис. Напомню вам, что ваши намерения попрежнему внушают мне подозрения, и я до сих пор сомневаюсь в вашей непричастности к тем опасностям, которые выпали на долю моей жены.

Сепирис выслушал меня без возражений, но было ясно, что дальнейших объяснений не последует.

– Только успех в этом предприятии откроет вам тайну клинков,- сказал он.- Могу лишь обещать, что если вы исполните свое предназначение и волю Судьбы, новые знания укрепят ваш дух.

Я услышал крик Лобковица, который звал меня в дорогу. Мы должны были покинуть Нихрэйн до начала следующего извержения, когда все здесь будет разрушено, а Сепирис и его братья отправятся в другие миры исполнять свои нелегкие обязанности.

Мне оставалось лишь последовать за Лобковицем. Князь склонился над шеей своего коня и с невероятной скоростью помчался прочь из амфитеатра по ярко-красным коридорам с черными и красными прожилками, по туннелям, выложенным бирюзой, молочным опалом и рубинами. Повсюду на стенах был вырезан один и тот же рельеф – лица, искаженные предсмертной судорогой. Их глаза молили о пощаде.

Огромные картины протягивались на целые мили, каждая фигурка на них была изображена в мельчайших деталях, каждая отличалась изысканной индивидуальностью. Передо мной возникали, тут же исчезая за моей спиной, пейзажи невероятной красоты, исполненные ужаса и отталкивающей симметрии. Не в том ли состоял творческий замысел их создателей, чтобы рассматривать эти картины со спины бешено мчащегося боевого коня?