«Она аморальна! Прямо монстр какой-то! Но ведь вот она, рядом. И лишь жалкие тряпочки прикрывают ее наготу»!

- Ладно, - вздыхает Томми.

- Не наступи на кота, когда будешь выходить.

Спустя каких-то двадцать минут после ухода Джоди Томми решает, что стирка и уборка подождут и лучше ему самому заняться поисками услужающего. Маленькое черное платье - это, конечно, неплохо, но обойдемся и без него.

Дом Томми покидает, внимательно глядя под ноги, чтобы не споткнуться об Уильяма с Четом.

Восемь

Она идет во всей красе

Джоди шествует по Коламбус-авеню уверенной походкой модели. Поднялся ветер, клочья холодного тумана - или это призраки отвергнутых поклонников? - щекочут ей кожу. Как сладко превратиться из жертвы (ах, на меня сейчас нападут, за углом прячется убийца, а по пятам идет насильник) в охотника! Томми никогда не понять, как это здорово - шагать по темной ночной улице и упиваться сознанием, что ты здесь сильнее всех и тебе некого и нечего бояться. Пока Джоди не превратилась в вампира и не прошлась в новом качестве по городу, она и ведать не ведала, что в ее душе, как и у всякой женщины, постоянно жил страх. Мужику не постичь этого. Отсюда вечернее платье и туфли на каблуках - дополнительный вызов. Пусть какой-нибудь недоразвитый самец только осмелится посмотреть на нее как на жертву! Хотя, по правде говоря, до прямого столкновения дошло только раз - и то тогда на ней была мешковатая футболка и джинсы. Джоди обожает драться. Само сознание, что она может отметелить любого мудака, веселит ей душу. Это ее маленький секрет.

Когда страха нет, город превращается в настоящий карнавал чувств. Нет больше тревоги и беспокойства, мрак ничего не скрывает, желтый цвет не настораживает, дым не обязательно указывает на пожар, а бормотание четырех китайцев, прилипших задницами к машине, становится безобидным трепом. Джоди слышит, как при ее появлении у них учащается сердцебиение, вдыхает смрад пота, чеснока и оружейной смазки. Ей знаком запах страха и надвигающейся опасности, сексуального возбуждения и покорности, хотя она и не смогла бы его точно описать. Вонь - она и есть вонь. Все равно что цвет.

Попробуйте-ка описать синий цвет, не употребляя при этом слова «синий».

Вот видите!

В такой поздний час народу на улице не так много, хотя выпивохи еще переползают из бара в бар, из дверей ресторанов выходят отужинавшие, в сторону стриптиз-клубов Бродвея шагают студенты, а из «Коббс комеди клаб» высыпала шумная толпа досмеивающихся зрителей - все вокруг вызывает у них веселье, они несут с собой тепло, и сигаретный дым, и запах духов. Здоровая розовая аура окружает их.

Китайцы у машины - те еще ребятишки, но на Джоди они вряд ли нападут. А жалко. Один из них (у которого пушка) шипит что-то на кантонском диалекте, похабщину небось какую-нибудь, по тону заметно. Джоди на ходу поворачивает голову и с широкой дружелюбной улыбкой кричит:

- Эй, ходя, отсоси!

Азиаты суетятся и размахивают руками, тот, что поумнее (от него так и смердит страхом), удерживает типа с пистолетом. Молодец, жизнь корешу спас.

«Девчонка точно из полиции. Или из дурки сбежала. Какая-то она не такая».

Китайцы опять прижимаются к своей изукрашенной «хонде», возбужденные и расстроенные. Джоди усмехается и сворачивает в переулок.

«Это моя ночь, - шепчет она про себя. - Моя и больше ничья».

На узкой улочке перед ней всего один прохожий. Аура у него словно перегоревшая лампочка: черно-серая в крапинку. Спина у мужчины сгорблена, в его неуклюжих движениях сквозит мрачная решимость, будто он знает, что если остановится, то уже не сдвинется больше с места. Похоже на правду, кстати сказать. На нем мешковатые вельветовые штаны, при ходьбе они даже не шелестят, а пищат по-мышиному. Порыв ветра доносит до Джоди резкий запах неопрятности, затхлого табака, страшного, хронического недуга и отчаяния.

Настроение у Джоди падает.

Ладно. Мрак и ночь окутывают ее плотным уютным покрывалом, и ничто не может ей помешать.

Джоди нарочно шаркает ногами по мостовой, чтобы прохожий услышал. Тот идет не останавливаясь, медленно, нетвердо. Когда Джоди уже совсем близко, мужчину заносит в сторону и разворачивает, словно автомобиль при резком торможении.

- Привет, - говорит Джоди. Мужчина улыбается:

- Бог мой, какая красотка! Прогуляешься со мной?

- Не откажусь.

Через несколько шагов мужчина говорит:

- А ведь я при смерти.

- Я догадалась.

- Все хожу и хожу. И думаю.

- Вечерок в самый раз.

- Холодновато. Но я не чувствую. У мена полный карман обезболивающих. Хочешь пилюльку?

- Спасибо. Мне без надобности.

- Чтобы подумать о жизни, надо от нее отрешиться.

- Самое время.

- Хорошо бы напоследок поцеловать красивую девушку, вот о чем я думал. Больше мне от жизни ничего не надо.

- Как вас зовут?

- Джеймс. Джеймс О'Мэлли.

- Джеймс. Меня зовут Джоди. Рада познакомиться.

И Джоди жмет мужчине руку.

- А я-то как рад, - изящно кланяется Джеймс.

- Уверяю вас.

Она обхватывает его лицо ладонями и целует в губы, нежно и долго. Когда Джоди наконец отрывается от его уст, оба улыбаются.

- Как хорошо, - вздыхает Джеймс О'Мэлли.

- Истинная правда, - подтверждает Джоди.

- Мое последнее желание исполнилось, - шепчет Джеймс.

- Я рад. Спасибо.

- А я-то как рада, - выдыхает Джоди.

- Уверяю вас.

И она обнимает его за хилые плечи одной рукой, а другой придерживает голову, как младенцу. Легкая дрожь пробегает по телу Джеймса, пока Джоди пьет.

И вот его старая одежда, сложенная стопкой, уже у вампирши под мышкой. На тротуаре сереет кучка праха - вот и все, что осталось от Джеймса О'Мэлли. Джоди размазывает прах ровным слоем по тротуару и выводит пальцем на сером фоне: « Прекрасный поцелуй, Джеймс ».

Когда она удаляется, из кармана брюк Джеймса выпадают маленькие песочные часы. Порыв холодного ветра несет их по мостовой.

У контролера, торчащего в дверях клуба «Глас Кат», вид такой, будто ему прямо на башку (вымазанную предварительно клеем) ощипали парочку воронов. Черные перья беспорядочно торчат в разные стороны. Из клуба доносится музыка - словно роботы трахаются, хоть это им и не по душе. Иначе зачем так брюзжать и жаловаться. Громко, монотонно и ритмично. Европейские роботы, что возьмешь.

Томми слегка ошарашен. Клыки у черноголовика побольше, чем у самого Томми, лицо бледнее, а через губы продето целых семнадцать серебряных колец (Томми подсчитал).

- Теперь уж и не свистнешь как следует, да? - интересуется Томми.

- Десять долларов, - сухо отвечает перьеносец.

Томми протягивает деньги и удостоверение личности. Контролер проверяет документы и помечает Томми запястье красной черточкой. Мимо проносится компания японочек, наряженных как викторианские куклы. У каждой на запястье красная черта, словно они не косяки забивали на улице, а весело резали себе вены. И эти больше похожи на вампиров, чем Томми.

Пожав плечами, Томми входит. Упыри обступают его со всех сторон, из всей компании Томми гораздо больше похож на простого смертного. Пока Джоди выискивала подарочек погаже для своей мамаши, Томми отоварился в лавке «Ливане» - черные джинсы и черная кожаная куртка. Бедняга ведать не ведал, что ему больше пригодилась бы черная губная помада и что-нибудь густо-синее для волос. Фланелевая рубашка тоже не катила. Типа на вечеринку к изысканной нечисти приперся монтер-замухрышка - чинить посудомоечную машину.

Женские голоса затянули какую-то кельтскую хреновину. Под техноритм. Бубнили и пищали роботы. Утомились, видать.

Томми пробует пропускать музыку мимо ушей, как учила Джоди. Но оказывается, световые эффекты и черные одеяния очень уж раздражают его обостренные органы чувств. Молодой вампир пытается сосредоточиться на лицах, на аурах, отыскать в облаках духоты, лака для волос и пачулей девушку, которую встретил в аптеке.