Врачами состояли сперва Гирш, потом Боткин и Федоров.

Боткин был известен своею сдержанностью. Никому из свиты никогда не удалось узнать от него, чем была больна государыня и какому лечению следуют царица и наследник. Он был, безусловно, преданный Их Величествам слуга, сопровождал их в Екатеринбург и там погиб вместе с царскою семьею.

Федоров, очень умный человек, был взят ко двору главным образом ради здоровья цесаревича. Он последовал за государем в ставку и пользовался в глазах Его Величества безусловным весом. На основании его диагноза император, сперва отрекшийся в пользу сына, переменил свое решение в пользу брата Михаила Александровича: Федоров уверил государя, что Алексей Николаевич останется инвалидом на всю жизнь.

Указанными лицами ограничивается мужской персонал ближайшей свиты.

Флигель-адъютанты в числе многих десятков к концу царствования дежурили посменно 24 часа. Им бы и в голову не пришло докладывать Его Величеству о чем-либо выходившем за пределы их дневных обязанностей. Впрочем, Фредерикс крайне ревностно и зорко следил, чтобы такие нарушения не могли иметь место. Да и всем нам было хорошо известно, что государь терпеть не мог, чтобы его слуги касались каких-либо вопросов вне круга своей компетенции.

Начальники уделов, обер-церемониймейстеры, управляющий собственной Его Величества библиотекой и директора императорских театров и Эрмитажа имели право личного доклада у Его Величества.

Добавлю несколько слов об окружении государя в ставке во время взятия им верховного командования. Люди, бывшие там в течение долгих месяцев, уверяли меня, что окружение царя производило впечатление тусклости, безволия, апатичности и предрешенной примиренности с возможными катастрофами. Злой рок как будто преследовал все новые назначения. Честные люди уходили, их заменяли эгоисты, ранее всего думавшие о собственном интересе. Ни один из них не мог быть полезным и беспристрастным советником царя.

Пропасть, отделявшая государя от страны, все росла. Министры приезжали редко, а приехав, тянули каждый в свою сторону. Единство действий и цели отсутствовало.

Николай II видел лишь то, что ему позволяла видеть в своей переписке государыня. Письма эти при всей своей страстности и искренности грешили исключительною односторонностью.

Средостение, о котором буду сейчас говорить, все росло, совсем отделило царя от народа и держало его еще до отречения в духовном заточении, в одиночестве — без проблеска правды, без возможности встретиться с действительностью.

Приведу здесь единственную во всех своих записках цитату из мемуаров графа Бенкендорфа, появившихся в 1928 году в «Revue de Deux Mondes» (c.537, 21 марта 1917 года):

«Отныне начинается наше заточение в Александровском дворце. Вот наш состав: г-жа Нарышкина, моя жена, баронесса Буксгевден, графиня Гендрикова, доктор Боткин и Деревенько, граф Апраксин (покинувший нас через неделю), наконец, я. На следующий день прибыл в императорском поезде мой пасынок князь Долгоруков. Мы ожидали также генерала Нарышкина, начальника канцелярии главной квартиры Его Величества, генерала графа Граббе, начальника конвоя, и полковника Мордвинова, флигель-адъютанта Его Величества. Они не появились. Жили еще во дворце г-жа Вырубова, больная, и г-жа Ден, но отдельно от нас».

Всего — шесть женщин и пятеро мужчин, из которых один выбыл 25 марта…

Из вышесказанного следует, что ближайшая свита не могла иметь политического воздействия на царя. Состояла она из специалистов своего дела, не выходивших из рамок своих задач.

Главною заботою этих лиц было удержаться среди разнообразных и порою противоречивых влияний. Лучшим для этого средством было придерживаться узкой сферы своих функций, не проявлять излишнего стороннего усердия, а главное, не вмешиваться в политическую деятельность. «Никаких историй», «спокойно на своем месте», «не возлагать на себя ответственности, от которой можно уклониться», — таковы были эти лозунги.

Впрочем, никто из ближайшей свиты и не был подготовлен к политической деятельности. Многие ее видные члены были обязаны своим положением предварительной службе в Конном полку. Граф Фредерикс, сам бывший офицер и один из наиболее блестящих его командиров, считал естественным искать подходящих кандидатов среди конногвардейцев — этой большой, но тесной семьи, к которой он сам принадлежал и которая давала все необходимые гарантии сдержанности, такта и совершенного воспитания. Между всеми носителями — бывшими и настоящими — белого с золотым прибором мундира существовала тесная солидарность.

Но, естественно, большинство бывших офицеров, привлекаемых в ближайшую свиту, не имели нужной подготовки для широкой государственной деятельности. Принадлежа к русской знати, то есть к категории лиц, естественно, стоящих в некотором отдалении от другого класса общества, люди эти поступали в придворное ведомство в большинстве случаев с образованием Пажеского корпуса или службы в элегантном и светском полку. Бывали и офицеры глубоко образованные, но большинству недоставало того тренинга, через который необходимо так или иначе пройти, чтобы успешно заниматься государственным делом. Да их и брали в придворное ведомство не для решения государственных задач, а лишь для исполнения административных специальностей.

Ближайшая свита не могла быть полезна императору ни мыслями, ни сведениями относительно внутренней жизни страны вне круга идей, которые Его Величество черпал из докладов своих министров. Но самодержец не в состоянии исполнить свои единодержавные функции без возможности личной оценки, собственного контроля и верховного наблюдения. Нельзя быть единоличным властителем страны и не получать сведений из посторонних источников, кроме административных.

Мы подходим к проблеме, доведшей вследствие невозможности ее разрешения до катастрофического конца, — к вопросу о средостении. За все время царствования средостение это служило главным объектом всех крупных политических обсуждений.

Оно мне представляется так: наверху пирамиды стоит государь, внизу — бесформенная, но деятельная масса народа. Для полного счастия и спокойствия страны достаточно непосредственных отношений между монархом и его подданными.

Царь любит народ. Он — вне сословий, политических партий и личных соревнований. Он желает блага народу. Он располагает почти неограниченными возможностями для выполнения этого желания. Себе — ему ничего не нужно: все его стремления идут к Богом переданной ему на попечение стране. Что может препятствовать его благодеяниям? Нужно лишь одно условие — точно знать, что народу необходимо.

И подданные любят своего государя: он является источником всех благ и надежд. Не все счастливы: средства державы ограниченны, и не всем дано быть богатыми. Но всех равно утешает мысль, что царь печется о своем народе всем сердцем, желая каждому — и бедному, и богатому — получить свою долю счастия. Мысль быть предметом постоянного попечения почти всемогущего существа не является ли самою большою утехою в жизни?

Повторяю, для верности этой картины необходимо одно условие: царь должен быть хорошо осведомленным.

Где же найти эту осведомленность, без которой самодержавие не в состоянии правильно функционировать?

Бюрократия, включая министров, представляет одну из преград, отделяющих государя от народа. Бюрократия — каста, имеющая свои собственные интересы, далеко не всегда совпадающие с интересами страны и ее государя. Нельзя обойтись без чиновников в стране с 150 миллионами населения, простирающейся от Варшавы до Аляски. Необходимы слуги как для контроля, так и для исполнения. Но они же клонят заменить волю царя своим влиянием. Не раз случалось, что министр представлял общественности строгость закона как последствие царских непреклонных требований, а милость — как плод министерского воздействия на государя. Зачастую было не в интересах бюрократии осведомлять императора о действительности.

Другая преграда — так называемая интеллигенция, люди, не достигшие власти, но чающие ее захвата. Для этой категории лиц прямой исход — революция.