Падение производства вместе с резким сокращением реальной денежной массы и взрывным ростом взаимных неплатежей предприятий порождает представление о том, что это есть следствие избыточно жесткой денежной политики, проводимой из доктринерских (монетаристских) соображений. Отсюда и стандартный рецепт «лечения»: наращивать денежное предложение («насыщать деньгами экономику»), решить проблему неплатежей за счет денежной эмиссии и взаимозачетов, обеспечить тем самым базу для начала экономического роста… Последствия такого «лечения» оказываются стандартными, прослеживаются на десятках примеров в постсоциалистических странах. Быстрый рост денежного предложения действительно позволяет на короткое время (от двух до шести месяцев) нарастить объемы реальной денежной массы. Увеличивается спрос населения и предприятий на продукцию, падение производства приостанавливается, более того, появляются признаки экономического оживления. Однако по истечении некоторого периода… инфляционные ожидания резко возрастают… Темпы роста цен начинают опережать темпы роста денежной массы, реальная денежная масса начинает сокращаться, следом за снижением реального платежеспособного спроса ускоряется падение производства.

Подобного рода эксперименты могут повторяться неоднократно, растягивая период высокой инфляции и падения производства…

Высокая инфляция вызывает существенно более глубокое расслоение общества по уровню доходов и повышение показателей неравенства по сравнению со странами, которые оказались способными с самого начала отказаться от популистской политики, от попыток решать хозяйственные проблемы за счет масштабной денежной эмиссии, наращивания бюджетных расходов и в результате быстро справились с высокой инфляцией…

Экономические реформы и процессы макроэкономической стабилизации в России были медленными, период экстремально высокой инфляции растянулся на четыре года. Две попытки финансовой стабилизации (зима — весна 1992 года и осень — зима 1993 года) оказались политически не обеспеченными, сменились быстрой экспансией денежного предложения. Представители традиционной хозяйственной элиты на протяжении всего периода сохраняли мощную базу поддержки в парламенте, региональных администрациях, а с весны 1992 года — и в федеральном правительстве. Контроль со стороны хозяйственной номенклатуры над правительством был консолидирован в декабре 1992 года, когда, при поддержке Съезда народных депутатов, правительство возглавил В. С. Черномырдин, человек, вся предшествующая работа которого была теснейшим образом связана с сектором крупных социалистических предприятий…

Закон о банкротстве предприятий был принят с большим опозданием и до 1996–1997 годов практически почти не применялся…

После очередной вспышки инфляции осенью 1994 года правительство начало наконец более или менее последовательно осуществлять стабилизационную программу, предполагающую отказ от эмиссионного финансирования дефицита бюджета и его сокращение, что и позволило к осени 1995 года сбить инфляцию до умеренных значений…».

Осень 1994-го, осень 1995-го — это уже за пределами данной книги. Что касается 1993 года, на протяжении его, вплоть до октябрьского мятежа, никакого серьезного просвета в экономике, увы, так и не появилось.

III. РЕФЕРЕНДУМ

КОНЕЦ ПЕРЕМИРИЯ

Хасбулатов обозначает стратегические цели

Перемирие между Ельциным и его противниками закончилось раньше, чем можно было ожидать, — сразу же после новогодних и рождественских праздников. В двух номерах карманной хасбулатовской «Российской газеты» — за 9 и 10 января — была опубликована пространная статья спикера, где он фактически поставил под сомнение правомерность компромисса, достигнутого на VII съезде. В сущности, это был первый шаг к тому, чтобы аннулировать соответствующее съездовское постановление.

Хасбулатов вновь обрушился на президента и его окружение, обвиняя их во всех смертных грехах, хотя имя Ельцина во вполне византийской манере ни разу в статье не упоминалось. По словам спикера, постановление о стабилизации конституционного строя пришлось принимать из-за того, что некие нехорошие люди «резко и сознательно обострили» противоречия между исполнительной и законодательной властью, что какие-то «высшие должностные лица», «желающие продемонстрировать свою силу (часто от бессилия)», вызывали один кризис за другим, да и вообще «высшая исполнительная власть безоглядно ринулась в пропасть, увлекая туда все общество». Общество надо было спасать. Потому, дескать, и пришлось пойти на компромисс.

В самом постановлении автор задним числом усмотрел ряд огрехов. Главный из них — неправомерная процедура принятия документа: поскольку он представляет собой некий набор поправок к Конституции, то и принимать его следовало двумя третями общего числа депутатов, а не простым большинством…

Спрашивается, чего ж вы раньше-то молчали? Как пишет Хасбулатов, «соображения общественно-политической целесообразности пересилили соображения конституционной правосоразмерности». Понятно. Цель оправдывает средства.

Впрочем, позже последует несколько иное объяснение — знаменитое объяснение через ссылку на попутавшего г-на Хасбулатова беса.

Что касается референдума по основным положениям новой конституции, назначенного Съездом на 11 апреля, у Хасбулатова в этой связи тоже возникает, по его словам, «много вопросов, сомнений и раздумий». Прежде всего, «не очевидно, что на референдум придет требуемое большинство избирателей»: многие из них явно разочарованы эффективностью такого рода мероприятий. Да и деятельность тех лиц, «которые требуют от людей доверия», далеко не устраивает население.

Тут, надо полагать, опять-таки имелись в виду Ельцин и его команда — самому-то Хасбулатову со товарищи, как уверен спикер, народ безоглядно доверяет.

В действительности рейтинг Ельцина в течение всего времени противостояния двух властей был несопоставимо выше хасбулатовского рейтинга.

Очень сильно сомневается Хасбулатов, что в референдуме примут участие субъекты Федерации: «уже при проведении союзного референдума о сохранении Союза в обновленной форме, как, впрочем, и республиканского по вопросу об утверждении поста президента, многие регионы просто отказались принимать в нем участие; не создается ли такая ситуация и теперь?». К тому же надо учесть, что один из вопросов, который предлагается вынести на него, — это вопрос о национально-государственном устройстве России. Как считает Хасбулатов, «сама постановка подобного вопроса способна вызвать сильнейшие дезинтеграционные процессы». «Не распадется ли Россия после такого референдума?» — вопрошал автор.

Всеми этими рассуждениями Хасбулатов как бы подавал сигнал региональным властям, особенно деятелям представительной власти, какую позицию им следует занимать в вопросе о целесообразности проведении референдума.

Сам спикер прямо поставил ее под сомнение, заявив, что основные положения конституции, как и сами ее нормы, «имеет право толковать только Съезд народных депутатов» и никто другой. Предлагаемый же вариант принятия основ конституционного строя на референдуме, убежден Хасбулатов, «существенным образом ограничивает конституционное право высшего представительного органа по осуществлению им законодательных полномочий».

Если же референдум все-таки будет проведен, но вынесенные на него конституционные положения не получат большинства голосов, это, по мнению Хасбулатова, «резко ослабит государственную власть вообще», а потому «инициаторы референдума», несомненно, должны будут уйти в отставку — «абсолютно неизбежны» станут новые выборы как президента, так и депутатского корпуса.

Поскольку депутаты отнюдь не горели желанием слагать свои полномочия и переизбираться, вполне очевидно было, что такого рода заявлениями Хасбулатов вербовал из их числа новых волонтеров в ряды противников референдума.

По сути, в этой статье Хасбулатов обозначил стратегические цели, к которым, не допуская никакого разброда и шатания, стройными рядами должны стремиться все его союзники и единомышленники «в центре и на местах».