Перепоручив реформу «красному директору», мы опять пошли своим особым путем. Весь мир нам не указ.
Следующая черта «серьезного» руководителя — положительность, неторопливость, несуетность ума. По номенклатурным понятиям, руководителю вовсе не обязательно до тонкостей знать экономику, уметь оперировать математическими формулами. На то есть помощники, советники, эксперты (помните, как у Фонвизина: «Да извозчики-то на что ж?»).
Естественно, у правительственных реформаторов на этот счет было иное мнение. Снова Петр Авен:
— Экономика — это наука. Это серьезное дело, в котором много не просто слов, а много математики. Когда вы читаете книжку серьезную про экономику, — надо думать: это не роман. Уравнения пишешь. Часами. Чтобы понять, что на самом деле может произойти. Кривые разные рисуются. Статистика собирается. Огромный опыт.
Вот оно — опыт. Вот о каком опыте похлопотать бы!
Авен рассказал о случае, когда АвтоВАЗ стал уговаривать правительство установить специальный валютный курс для исчисления цен на комплектующие изделия, которые вазовцы покупают за границей:
— …Я просидел несколько часов: сначала сам, потом с Сергеем Глазьевым, моим первым заместителем; потом пришел Гайдар — мы его подключили; потом Джеффри Сакс появился — взяли и Сакса. Мы писали уравнения, для того чтобы понять… когда при искусственном курсе бюджет выигрывает, а когда проигрывает…
Можете ли вы себе представить Черномырдина, вот так погрузившегося в решение уравнений? А Заверюху? А Шафраника? А руководителя аппарата правительства Квасова?.. Что-то не видятся мне эти актеры в данной мизансцене. Вот заявить ни с того, ни с сего, что он не знает никакого правительственного советника по имени Джеффри Сакс, как это сделал Черномырдин, — это да, это для него вполне органично.
Вообще-то, может быть, членам правительства и не обязательно заниматься уравнениями — для этого в самом деле есть эксперты (извозчики). Но как некий тест владение математическим аппаратом экономики вполне годится для суждения о том, кто есть кто в правительстве.
В гайдаровском кабинете экономикой занимались блестящие эрудиты, «отличники», «первые ученики». Еще раз Петр Авен:
— …В этой команде, которая пришла с Гайдаром, все — лучшие, любимые ученики каких-то академиков. Лучшие! И любимые! Все — получали повышенные стипендии в университете. Гайдар — Ленинскую получал. У всех красные дипломы… Нечаев — любимый ученик Юрия Васильевича Еременко. Машиц — любимый ученик Ясина. Вавилов — любимый ученик Волконского и Петракова. Шохин и Гайдар — Шаталина.
Прекрасная характеристика, не правда ли? Даром, что некоторые из названных здесь учителей потом сильно подпортили свою репутацию. Так что числиться у них в учениках стало не Бог весть какой великой честью. Что ж, ничто не вечно, и репутация тоже.
Один из признаков интеллигентности — знание языков. Знакомый физик мне рассказывал, как однажды в аэропорту Франкфурта он, что называется, нос к носу столкнулся с известным нашим экономистом, который в ту пору постоянно мелькал на телеэкране и постоянно все комментировал. Пассажирам самолета, совершившего промежуточную посадку, — а экономист был в их числе, — полагался какой-то бесплатный завтрак или обед, и, как всегда, среди наших соотечественников возник небольшой ажиотаж вокруг некоторых продуктов питания и напитков. Выдающийся экономист очень взволновался, что ему подали светлое пиво, в то время как он почему-то жаждал темного. Это была чуть ли не мечта его жизни. Но объяснить официанту он ничего не мог, поскольку, как оказалось, не владеет ни одним из общераспространенных языков. Пришлось физику выручать его. Петр Авен:
— Так получилось, что именно команда Гайдара из первого поколения наших экономистов, которое читает по-английски. Ну, так получилось. Мало кто читал Фридмэна в этой стране. Мало кто читал Окуна. По приватизации — ну, хоть бы кто-нибудь прочел бы Коуза, который получил за это Нобелевскую премию. А Самуэльсона читали на уровне учебника для первого года… Я уж не говорю о том, что Егор Гайдар чуть ли не единственный в стране, кто хорошо знает опыт стабилизации в Латинской Америке (вот опять это словечко — «опыт». — О.М.). Гайдар читает не только на английском, но и на испанском (в биографической справке говорится также, что он владеет и сербско-хорватским. — О.М.) Андрей Нечаев говорит еще и по-немецки. Сергей Васильев — по-сербски. Ну, и так далее.
Совершенно ясно: большинство этих молодых людей очень скоро были вытеснены из правительства не только потому, что проводили какой-то не такой курс (правительство Черномырдина, в принципе, проводило тот же самый курс, только в ухудшенном, размазанном и путаном варианте), но и потому, повторяю, что сами они были какие-то «не такие». Слишком умные, слишком образованные, слишком эрудированные, слишком интеллигентные.
Правительству Гайдара пришлось работать с Верховным Советом, который никак не мог понять, что такое инфляция и зачем с ней надо бороться. Который не в состоянии был постичь, почему смерти подобна накачка экономики «пустыми» деньгами. Который принимал бюджет с огромным дефицитом, способным до основания разрушить экономику… И это при том, что на месте председателя ВС гордо восседал человек, получивший звание академического членкора по специальности «экономика».
(Замечу, кстати, что в своих мемуарах, уже после всех драматических событий 1992–1993 годов, Хасбулатов продолжает хвастаться, как он вместе с друзьями-депутатами, вопреки усилиям правительственных реформаторов, стремившихся не допустить финансовой катастрофы, по своему усмотрению принимал «акты о повышении минимального уровня заработной платы, пенсий и стипендий». Он по-прежнему уверен, что тем самым спасал экономику «от полного развала».)
Но пойдем далее по перечню видовых черт интеллигента. Или, сказать по-другому, — тех черт, которые не приемлет в интеллигентах номенклатура. Не поощряется в кругу номенклатурщиков — и прежних, и нынешних, — бойкая речь, пересыпанная цифрами, фактами, цитатами. Подозрительное отношение к выступлениям не по бумажке. Серьезный руководитель — вспомним хотя бы незабвенного Леонида Ильича — не торопясь, выходит на трибуну, не торопясь, раскрывает папку, где лежит написанная для него литчелядью речь, не торопясь, читает первую строчку: «Дорогие товарищи!», после чего победно смотрит в зал поверх очков: вот, дескать, как вам повезло, какой замечательный руководитель вам достался — читать умеет. Можно себе представить самочувствие нардепов, когда, выступая на сессиях ВС и на съездах, Гайдар обрушивал на их слабые головы водопад этих самых цифр, фактов, логических выкладок. Он-то надеялся этими фактами и выкладками убедить их в своей правоте, но эффект получался обратный. «Не наш. Чужой», — единственное, что выносил из его выступлений депутатский корпус.
«Поначалу, когда появлялся в Верховном Совете, — вспоминает Егор Тимурович, — депутаты стремились увеличить время для ответов на их вопросы до максимума. Но потом сообразили: если задаешь вопрос на темы, связанные с экономикой, желательно хоть что-то понимать в предмете, о котором спрашиваешь. Иначе неизбежно перед всей страной, перед своими же избирателями будешь выглядеть полным идиотом. Конечно, от моей юношеской гиперпамяти к этому времени остались жалкие крохи, но в общем, если ты постоянно «варишься» в экономике, суть того, что стоит за той или иной проблемой или цифрой, держать в голове не так уж трудно».
И далее:
«Мне кажется, у коммунистов пропала охота задавать мне слишком много вопросов после того, как в ответ на какое-то вполне демагогическое замечание о состоянии здравоохранения я провел с ходу подробный анализ динамики заболеваемости по основным группам болезней на протяжении последнего года. А когда лидер думских аграриев Михаил Лапшин был мною публично уличен в полном непонимании разницы между учетом зерна в амбарном и бункерном весе, стало ясно — оппозиция опозорена. И потом при каждом моем выступлении по рядам коммунистов и их союзников проносился шепоток: «Гайдару вопросов не задавать». Честно говоря, это была одна из маленьких, но приятных побед».