Сандро взглянул на открытое окно и подумал, что кто-нибудь может услышать их перебранку. Тогда он подошел к окну и закрыл его. Но вместе с рамой закрылись и ставни, и комната погрузилась во мрак.

— Помогите! — услышал он в темноте. В голосе женщины послышался страх, она явно испугалась, что Сандро убьет ее.

Мысль об этом ожесточила его, он бросился на кровать и схватил ее за горло.

— Ты отсюда не выйдешь, поняла?

Он сильно сдавил тощую и нервную шею, но, почувствовав, что женщина мечется, задыхаясь и кашляя, отпустил ее. Не зная, как поступить, он подошел к окну и снова распахнул его. Стоя на коленях, женщина одной рукой ухватилась за спинку кровати, а другой держалась за горло; она кашляла.

— Уходи, — сказал Сандро, распахивая дверь. — Ну, уходи… Я тебя не держу.

Все еще кашляя, она бросила на него недоверчивый взгляд. На мгновение у Сандро мелькнула надежда — может, она поймет, что ей не грозит никакая опасность, и останется с ним? Но он увидел, с какой жадностью смотрит она на открытую дверь, и понял: она медлит только потому, что боится, не набросится ли он на нее снова.

— Уходи, — повторил он печально.

На этот раз женщина не заставила его повторять дважды. Она стремительно соскочила с кровати и выбежала в коридор. Сандро услышал, как она вошла в соседнюю комнату и заперлась на ключ.

"Теперь, — подумал он, садясь на постель против открытой двери, — она уложит чемодан и помчится на катер". Он надеялся, что это не так, но звук торопливых шагов и передвигаемой мебели подтверждал его предположения. Несколько раз он спрашивал себя, не пойти ли ему попросить у нее прощения, но каждый раз отказывался от подобной мысли, понимая, что это ни к чему не приведет. Наконец дверь соседней комнаты тихо скрипнула. Женщина уходила, всячески стараясь, чтобы он не услышал. От этого ему опять стало больно: в этом тоже было проявление ее враждебности, теперь уже ничем не поправимой. Ему захотелось выйти и сказать, чтобы она уходила спокойно, что он не пошевелит и пальцем, чтобы задержать ее. Но он сидел неподвижно и слушал, как она идет на цыпочках по кафелю коридора. Входная дверь открылась и закрылась тоже почти бесшумно, и на мгновение ему показалось, что он ослышался. Тогда он выглянул и в полумраке увидел распахнутую дверь соседней комнаты и пустой коридор. Она действительно ушла.

Сандро вернулся в свою комнату и машинально оправил на кровати смятое покрывало. Потом он вышел на террасу.

Окаймленное высокими красными скалами, увенчанными зеленью, и ярко освещенное солнцем море слепило глаза. В саду притихли даже куры. Слышалось только стрекотанье кузнечиков, притаившихся в выгоревшей траве и в трещинах иссохшей земли.

Облокотившись о перила, Сандро смотрел на море. Дверь соседней комнаты открылась, и белокурая девушка показалась на террасе.

Она положила на перила короткие пухлые руки и тоже стала смотреть на море своими маленькими невыразительными глазами. "Волосы у нее в самом деле чудесные", — подумал Сандро. Но в каком-то нелепом, как у куклы, платье ее полная фигура выглядела очень смешной. Он заметил, что под его взглядами девушка не отворачивается, а, словно лошадь под скребницей хозяина, дает себя рассматривать, вызывающе поводя округлыми бедрами. Ее пышное теплое тело просвечивало сквозь платье.

Девушка некоторое время смотрела на море; ее бедра и икры напряженно вздрагивали; затем, обернувшись к Сандро, она спросила:

— Вы не купаетесь?

— Я купался утром.

— А я выкупаюсь еще раз днем.

— Сегодня днем я тоже пойду купаться, — сказал Сандро.

— Знаете… — она назвала одно место на острове, — я всегда там купаюсь. Я скоро пойду туда.

— Мы можем пойти вместе, — предложил Сандро.

Она вопросительно взглянула на него, словно не поняв, что он сказал.

— Вы пойдете купаться вместе со мной?

— Да.

— Тогда я сейчас переоденусь, — радостно сказала она и скрылась в своей комнате. — Я мигом буду готова, — добавила она, выглянув в дверь, и тут же снова исчезла.

— Хорошо, — ответил Сандро.

Держась за перила, он снова смотрел на море. На колокольне пробили часы. Сандро сосчитал удары, думая о катере, который должен был вот-вот отчалить. Было три часа дня. Он вернулся в комнату и сел на кровать.

Из сборника "Эпидемия"

Счастье в витрине

_{Перевод С. Ошерова}

Каждый день, ближе к вечеру, этот старый чиновник в отставке, по имени Милоне, выходил из дому вместе с женой своей Эрминией и дочерью Джованной. Жена была дородная и пожилая; дочь, несколько перезрелая, имела вид жалкий и как будто испуганный. Все семейство Милоне, которое проживало на площади Свободы, медленно, приноравливаясь к шагу дородной Эрминии, поднималось вдоль длинной улицы Кола ди Риенцо и рассматривало все товары, выставленные в витринах магазинов. У площади Рисорджименто оно переходило на другую сторону улицы и возвращалось к площади Свободы, столь же тщательно осматривая каждую витрину.

Эта прогулка длилась примерно часа два и помогала убить время до ужина. Милоне, люди весьма небогатые, уже давно не ходили ни в кино, ни в кафе. Моцион составлял их единственное развлечение.

Однажды, когда Милоне в обычное время поднялись по улице Кола ди Риенцо почти до самой площади Рисорджименто, их внимание привлек новый магазин, словно по волшебству открывшийся там, где до вчерашнего дня стоял грязный забор. Блеск зеркальных стекол мешал рассмотреть выставленные в витрине товары. Милоне подошли к магазину поближе, потом, не говоря ни слова, описали по тротуару дугу и выстроились перед витриной.

Теперь они могли рассмотреть товар совершенно отчетливо: то было выставлено счастье. Милоне, как и все, постоянно слышали разговоры об этом товаре, но никогда его не видели. О нем говорили обычно как о чем-то очень редком, как о редкости почти сказочной, говорили, сомневаясь в том, существует ли он на самом деле. Правда, иллюстрированные журналы печатали время от времени длинные статьи с пестрыми фотоснимками; в них рассказывалось, что в Соединенных Штатах счастье есть чуть ли не у всех и что, во всяком случае, оно всем доступно; но ведь Америка далеко, а журналисты, известное дело, чего только не выдумают про нее. Так же и в древние времена, по всей видимости, счастье водилось в изобилии, но тот же Милоне, человек весьма преклонных лет, не помнил, чтобы ему довелось хоть раз видеть счастье.

И вот сейчас, как ни в чем не бывало, магазин выставляет для продажи каждому желающему именно этот товар, словно обувь или кухонную посуду. Нетрудно понять удивление всех троих Милоне, застывших перед необыкновенной витриной.

Нужно сказать, что магазин был оформлен отлично: огромные стекла витрин в обрамлении полированного травертина, вывеска в современном стиле, отделка и украшения из никелированного металла. Внутри прилавки были тоже в современном вкусе, а два или три продавца, молодые, проворные, одетые с иголочки, могли соблазнить даже самого нерешительного покупателя. В витринах счастья были разложены по величине, как пасхальные яйца, — на любой карман. Тут были и маленькие, и средние, и даже одно огромное, видимо бутафорское, выставленное для рекламы. И каждое было снабжено этикеткой с красиво написанной ценой.

Старый Милоне произнес авторитетным тоном, выражая общую мысль:

— Вот уж чего не ожидал, того не ожидал!

— Почему, папа? — наивно спросила дочка.

— А потому, — с досадой ответил старик, — что сколько лет уже твердят: в Италии нет счастья, нам не хватает счастья, оно слишком дорого, чтобы ввозить его. И вдруг ни с того ни с сего открывают магазин и торгуют там одним счастьем!

— Может, они открыли какие-то залежи счастья, — сказала дочка.

— Где? Как открыли? — разгорячился Милоне. — Разве нам не повторяли постоянно, что недра Италии не содержат его? Ни нефти, ни железа, ни угля, ни счастья… И потом, такие вещи становятся известны. Посуди сама… Я так и вижу наши газеты: вчера такой-то, совершая прогулку по Кадорским горам, обнаружил жилу счастья самого высокого качества… такой-то длины, такой-то глубины, с таким-то запасом. Право, подумать только!.. Нет, не может быть! Это все заграничное…