Взволнованная тем, что Фульвио подошел совсем близко к ней, Зефирина вдруг решилась сказать:

– Вы можете изменить судьбу, Фульвио. Все в ваших руках. И я хочу этого больше собственной жизни. Перехитрите этих предателей… Предупредите папу, чтобы он мог укрыться в надежном месте, где будет в большей безопасности, чем в Ватикане, открытом всем ветрам.

Подняв к нему лицо, Зефирина молила его так горячо, как только умела, когда хотела кого-нибудь убедить.

– Я прошу вас, Фульвио, послушайте меня… Не впутывайтесь вместе с Карлом V, Бурбоном и Колонна в это гнусное дело! Переходите к нам, в наш честный и справедливый лагерь детей Церкви. Разрушим планы противника. С предателями надо вести себя по-предательски… Я умоляю вас, Фульвио, ведь речь идет о чести рода Фарнелло, и вы это хорошо знаете.

Зефирина попала в самую точку.

– Но за каждым шагом, за каждым жестом папы неотступно следят. И я никого не могу к нему послать, – прошептал молодой человек.

– Зато я могу… У меня есть Гро Леон.

Глаза Зефирины горели от волнения.

– Заговорщица! Мне следовало догадаться, ведь в последнее время вы вели себя так благоразумно! Значит, это вы связной агент между Франциском I и папой… В Риме существует только одно место, где можно защитить его святейшество, – сказал Фульвио, садясь за стол. – Это – здесь.

И пальцем, на котором сверкал герб Леопарда, он ткнул в большую карту Рима.

Зефирина наклонилась, чтобы взглянуть в указанное место.

Это был замок Святого Ангела.

Зефирина спустилась к себе на рассвете. Впервые у нее появилось ощущение, что у них с Фульвио есть что-то общее.

Сблизившись на почве политики, Саламандра и Леопард полночи просидели вместе, обдумывая план действий.

«Я лезу на пороховую бочку, – подумал Фульвио, – но я должен сделать это ради папы».

Если бы он был до конца откровенен с собой, то добавил бы к этому: «А еще я хочу этого ради Зефирины».

Он не позволил себе ни единого жеста, чтобы удержать молодую женщину, когда она с лицом, сияющим от счастья, отправилась к себе, присев на прощанье.

Проявляя учтивость, князь проводил ее до двери. Пока она спускалась по лестнице вслед за освещавшим дорогу факельщиком, Фульвио, не отрывая взгляда, смотрел на удаляющийся силуэт, потом вернулся в комнату и сел за свой рабочий стол. Гладя шелковистую голову Клеопатры, князь едва слышно произнес с улыбкой:

«Божественная Зефирина…»

Глава XIX

ЛЮБОВНИК И ЛЮБОВНИЦА

Карл Бурбонский с такой силой ударил кулаком по столу, что лежавшие на нем печати, карты, пергаменты подскочили.

– Все идет не так, как надо, Генриетта… Послушай, что мне только что сообщил твой сын. Повтори все это матери, Рикардо… Князь Фарнелло, который, по твоим словам, является нашим союзником, на рассвете вызвал на помощь капитана Ренцо да Чери! Того самого Ренцо, который так успешно когда-то защищал от меня Марсель! За несколько часов Леопард и он смогут поднять четыре тысячи человек… четыре тысячи, ты слышишь… ты меня уверяла, что Рим беззащитен, а мы, оказывается, собираемся напасть на папу, забаррикадировавшегося в крепости…

Вне себя от ярости, коннетабль де Бурбон расхаживал по своей палатке взад и вперед под сверкающим молниями взглядом доньи Гермины.

Прикрепленная к волосам цвета воронова крыла черная вуаль была на сей раз откинута, и можно было видеть, что мачеха Зефирины, женщина лет сорока, все еще не потеряла своей мрачной красоты.

Сохраняя внешне олимпийское спокойствие, женщина, продолжавшая носить имя маркизы де Багатель, обнаруживала волнение лишь тем, что постукивала ногой по ковру.

Невероятно худой, с костистым лицом, покатым лбом, коротко остриженной бородкой, беспокойным мутным взглядом, Карл Бурбонский, этот «внук»

Людовика Святого, был необыкновенно похож на свой портрет кисти Тициана.

Как могло случиться, что знатный французский синьор, герой Мариньяна, самый знаменитый человек во Франции, глава могущественного рода Бурбонов, высшее военное должностное лицо французской короны, коннетабль Франции, двоюродный брат Франциска I, дошел до того, что предал своего короля, пэров Франции и саму Францию в сражении под Павией?

«Это все из-за Сан-Сальвадор», ответила бы на это Зефирина, первой узнавшая об измене и попытавшаяся предупредить об этом Франциска I[40].

Конечно, измена произошла не без участия Гермины де Сан-Сальвадор, черного ангела Карла V, но начало этому было положено мрачной историей с наследством Анны де Боже, оспоренным у Карла Бурбонского матерью Франциска I. По этой причине король и его кузен стали врагами. Самолюбие коннетабля было задето тем, что Франциск I способствовал присуждению спорного наследства именно мадам Луизе, своей матери. А в результате Карл Бурбонский, умело подогреваемый доньей Герминой, вместе с войском и оружием перешел на сторону Карла V. В благодарность за это император сулил ему корону Франции.

После победы под Павией Карл Бурбонский уже видел себя на троне своего кузена Франциска, попавшего в плен, но, как оказалось, продал душу дьяволу: Карл V постоянно оттягивал выполнение своего обещания и никак не желал выпускать из когтей добычу.

– Что касается англичан, то их, как всегда, в нужный момент не доищешься… Монтроуз исчез, а мог бы привезти золота, чтобы я заплатил армии.

Донья Гермина пожала плечами:

– Англичанин? Золота? Ты грезишь, Карл! Впрочем, он все равно мертв или почти мертв.

– Кто?

– Фарнелло его почти убил… А если он и выживет, то ему нелегко будет объяснить Генриху VIII многие вещи, и в частности, почему он вместо того, чтобы вести наблюдение в Пиццигеттоне, явился сюда любезничать с дамами. В довершение ко всему, папа отказал королю в расторжении его брака с королевой. Так что на Монтроуза не приходится рассчитывать.

– Вот видишь, остается один Колонна!

Карл Бурбонский перестал ходить по палатке и машинально потер кружевной манжетой грязный нагрудник своей кирасы.

Донья Гермина решила, что самый напряженный момент в его состоянии прошел.

Незаметным движением руки она приказала своему сыну Рикардо выйти: из палатки, а сама, покачивая бедрами, подошла к коннетаблю.

– Это она… Карл… мне давно надо было ее убить.

– Кто? – угрюмо спросил Бурбон.

– Моя падчерица, Зефирина де Багатель… Я уверена, это она все подстроила и отговорила Фарнелло. Мне следовало опасаться ее… но я-то думала, что она после страшной лихорадки превратилась в идиотку. А эта негодяйка выздоровела, и я подозреваю, помирилась со своим мужем. Если это действительно так, месть моя будет ужасной.

Донья Гермина достала из кошелька три маленьких восковых фигурки. У одной из них были рыжие волосы, у другой – черные кудри, а у третьей – русая шевелюра. Поставив их в ряд на столе, донья Гермина вонзила в каждую по игле в том месте, где должно быть сердце, и при этом приговаривала:

– Заклинаю Всемогущим Астаротом, князем Ваалом! Трижды, с помощью магии, злодейка Зефирина избежала гибели от яда, огня и проклятий. Молю тебя, Агалиарепт, мой повелитель, помоги мне уничтожить как можно скорее эту мерзавку вместе с предателем Фарнелло, а заодно и шутом, именуемым королем Франции. Очисть место для истинного короля, Карла Бурбонского…

Коннетабль в это время стоял, отвернувшись. Он был бледен и явно побаивался подобных сеансов, к которым донья Гермина все же его приучила.

Пытаясь избавиться от влияния, которое эта женщина оказывала на него столько лет, он сказал:

– Все это сплошной вздор… Этим твоим куклам не открыть мне дороги на Рим и тем самым во Францию…

– Не богохульствуй, Карл! Я много сделала для тебя, ты это знаешь. Смотри, не навлеки на себя гнев нашего высшего повелителя, того, что выше Карла V… Князя Тьмы – Вельзевула… – шепотом закончила донья Гермина.

При виде ее пылающего взора Карл Бурбонский опустил глаза.