Кто бы мог ожидать, что день, такой радостный и солнечный с утра, принесёт столько огорчений и тревог. Оказывается, Агничка — тоненькая девушка с нежным голосом — была дочерью его отчима. Об этом несколько минут назад сказала ему мать. Мать просила не встречаться с девушкой. Галина Ивановна не простила ей старой обиды. После того, первого раза на обходе, она не притрагивается к ней. Если Галина Ивановна узнает о их дружбе…

Нет, Володя не хотел причинять горя. Пусть обе матери не волнуются! Он постарается больше не встречаться с Агничкой.

Он только посидит на этой скамейке, где они всегда сидели с ней, самую чуточку посидит, соберётся с мыслями — и уйдёт. А как же Агничка?

Операция прошла удачно, и довольный Кондратий Степанович прошёл в «профессорскую». Когда-то, до войны, эта комната служила ему кабинетом. До сих пор сохранилось большое дубовое кресло и полукруглый, обтянутый чехлом диванчик. Старик снял докторский колпак, вытер платком лицо и мокрые волосы и собрался уже устроиться в кресле, как вдруг крупная дождевая капля громко ударила по стеклу. Кондратий Степанович подошёл к окну и прикрыл его. Погода неожиданно испортилась. Над старыми липами с беспокойным криком кружились грачи. По дорожке спешила Агничка. «Настойчивая девчонка», — с теплотой подумал старый хирург. Всё-таки удалось упрямице пробраться в операционную. Пряталась за его спиной, выглядывая из-за плеча.

Кондратий Степанович не удержался от короткого смешка, увидев, как с одной из скамеек поднялся высокий юноша и стремительно пошёл навстречу Агничке. Скинув с себя пиджак, он быстро накинул его на худенькие плечи девушки. Старик узнал незадачливого посетителя. Вытянув из кармашка за цепочку часы, он высоко поднял лохматые брови. Парень прождал Агничку два с лишним часа. Когда-то вот и он так же часами ожидал свою Настеньку. Так же вот бродили, мечтали, спорили, не замечая холода, дождя, времени. Молодость, видно, всегда одинакова.

В кабинет вошёл сияющий Ранцов. Сняв телефонную трубку, он сообщил жене, что задержится в клинике — придётся подежурить около Терентьева.

— Идите-ка, мой дорогой, отдыхать, — сказал мягко Кондратий Степанович. — Сегодня дежурит сама Решетова. — Пожевав губами, он добавил — Прекрасно вы ассистировали, прекрасно…

Помолчали.                                    

— Я, кажется, нетактично поступил? — Ранцов виновато взглянул на старика.

—  Вы о юноше? Зря, зря обидели такого славного парня! Неудобно получилось! Я вот заглядывал в палату, а у Климовой заплаканы глаза. Не положено расстраивать больных! И себя взвинчивать такими пустяками не следовало. Ведь после такого разговора еще больше нервничали на операции? Думаете, не заметил? Ну и обманул, ну и прошёл без пропуска! Экая беда! Захотел повидаться с матерью…

— В городе эпидемия гриппа, а Климову через три дня на стол класть. Чего доброго, загриппует…

—  Да, тянуть с Климовой нежелательно, — согласился старик.

Оглядываясь на дверь, Ранцов понизил голос. — Почему-то до сих пор неизвестно, кто будет её оперировать. Спрашивал Галину Ивановну, молчит…

—  Напрасно спрашивали. Резекции желудка она проводит всегда сама.

—  Но здесь случай особый! — Ранцов усмехнулся. — Разве вы не слышали этой истории? И навряд ли Галина Ивановна… Женщины злопамятный народ.

Добродушное до этой минуты лицо Кондратия Степановича нахмурилось, под белыми бровями спрятались потемневшие глаза.

— Зря прислушиваетесь к слухам, мой дорогой, — сухо обрезал он. — И сердца женского, настоящего, вы не знаете. Сказать по совести, оно иногда бывает куда благороднее и храбрее, чем некоторые мужские. Похвально, что волнуетесь, но подумайте лучше о другом. — Помолчав, он чему-то улыбнулся. — К конференции готовитесь? — внезапно спросил он. — Не осрамитесь. Возможно, съедутся светила зарубежной медицины. Вам есть о чём сказать. Молчать не позволим.

—  Я, я буду выступать, только… — Ранцов нерешительно посмотрел на старика. — Мне бы хотелось… — В замешательстве он снял с чернильницы сверкающую крышечку, повертел её в руках, опустил в карман халата. — Если бы вы посмотрели мой конспект, — выдохнул он.

—  С превеликим удовольствием. Посмотрю, и Галину Ивановну попросим. А крышечку, крышечку на место положите, — уже со смешком проговорил он, когда обрадованный Ранцов ринулся к двери.

Агничка очнулась от холода. Мокрое платье липло к спине, груди и коленям. Рядом, на скамейке, лежал спавший с её плеч пиджак, забытый Володей, в руке всё ещё был зажат обмякший пучок травы. Сколько же прошло времени? Почему она здесь сидит одна и её новенькие босоножки в грязи? Испорчены босоножки… Отчего так щиплет глаза? Что сейчас? Утро, день, ночь?

Дождь унялся. Где-то очень высоко, в непроглядной тьме, зябко дрожали крупные звёзды. Робко пахло липами — наконец-то распустились! Словно на островке мёртво белел одинокий аист. Холодный лунный свет пятнами лежал на его распростёртых мраморных крыльях. За оградой простучал колотушкой сторож…

Ночь…

Агничка подобрала отяжелевший мокрый пиджак, бесцельно побрела по аллее.

Что произошло? Она старалась вспомнить и не, могла. Вначале она даже не поняла смысла их разговора, только слышала приглушённый голос, видела, как шевелятся губы Володи, и лишь позднее… Позднее почудилось, что опрокинулось серое небо, где-то над головой отчаянно закричали, заметались в испуге грачи… Налетел ветер. Злой, свистящий, он валил с ног, срывал с тополей ещё неокрепшие молодые листья…

Бушевал ветер, бушевал дождь… А они шли, и шли, и шли…

Потом сквозь свист и вой она, наконец-то, поняла, о чём говорил этот мальчишка, закричала на него, в гневе затопала ногами, погнала прочь! У него задрожали губы, щёки.

Мямля! Его бы в операционную, где каждый день она, Агничка, видит кровь, слышит стоны людей, — наверное бы умер со страха!

Хлюпик! Это тебе не травка, не пшеничные всходы!.. Девушка разжала кулак, размахнулась, собираясь швырнуть пучок травы…

Нет, он не хлюпик! Он схватил её за руки, больно сжал пальцы… Он заявил, что если даже обрушится мир, то и тогда он не отступится от неё! Он не позволит никому, даже матери, даже Галине Ивановне, разрушить их счастье!

Потом Агничка осталась одна…

Огромная обида не давала дышать, путала мысли, гнала куда-то вперёд. Значит, отец держал на коленях этого мальчишку? Значит, и ему рассказывал сказки? Теперь понятно, от кого он слышал легенду о белом аисте! Но чем этот мальчишка лучше её, Агнички, и чем та, которая лежит в палате, лучше мамы? Красивая? Толстые косы? Умеет вышивать жар-птиц? Наверное, отец никогда не видел маму у операционного стола! Когда она держит в руке скальпель и спасает человеку жизнь, то красивее её нет на свете женщины! 

Мать… Как она смела обманывать! Всегда вспоминала об отце одно лишь хорошее! Ни разу не проговорилась! На месте мамы она даже пальцем не притронулась бы к этой больной! Вот сейчас она пойдёт и скажет, она потребует от матери… Кажется, сегодня мама дежурит в клинике…

Неожиданно Агничка приостановила свой бег. Причудливая, расплывчатая тень преградила ей путь. Девушка в недоумении подняла голову и вздрогнула от испуга, разглядев в темноте на камне громадную однолапую лягушку. Тёмная и мокрая, она, казалось, разверзла свою беззубую пасть ещё шире, вот-вот соскочит с камня, придавит всей тяжестью.

Атничка ринулась в сторону к боковому входу «для персонала».

Профессорская пустовала. Мать, очевидно, была в одной из палат. Постояв у порога в горестном раздумье, Агничка сняла промокшие босоножки и в ожидании матери устроилась в большом кресле. Стало легче, будто пришла домой. Вот так же случалось и во время войны. Тогда мать почти не выходила из клиники, и Агничка прямо из школы бежала сюда. Однажды так и заснула здесь. Проснулась уже среди ночи, испугалась и пошла разыскивать мать. Как сейчас видится длинный коридор, заставленный койками, — на них спят, стонут раненые… В операционной — свет. Агничка приоткрывает дверь. Белый высокий стол, над ним словно опрокинутая светлая чаша — рефлектор. На столе прикрытый простынёй человек. И мать вся в белом… Она стоит спиной к двери, на скамеечке, чуть склонившись над человеком. Пахнет эфиром и ещё чем-то непонятным. Агничка забывает и страх, и обиду, и голод — она не спускает восхищённых глаз с матери. Храбрая и очень красивая её мама! А человека уже снимают со стола, и тут же на его место кладут другого… Этих людей привозят откуда-то издалека, где идет бой. И папа тоже там… А вдруг и его привезут и положат на этот стол… Нет, мама не может оставить этих людей, Агничка не сердится на неё, она потерпит…