Северокорейцы, разумеется, знали, что южанам и американцам давно известно о существовании «Рамоны» на их территории, и в рамках политики, которую они проводили в то время, не хотели дополнительного источника раздражения в их отношениях с Сеулом и Вашингтоном. Говорить о секретности комплекса «Рамона» после распада Варшавского договора вообще не приходится, поскольку ее производитель и поставщик — Чехословакия, распалась на два государства, оба из которых стремились и вступили в НАТО.

Поскольку передача мною справки о военном сотрудничестве России с КНДР не имеет объективных подтверждений и является чистым вымыслом, то обвинение в передаче сведений о прекращении функционирования «Рамоны» для весомости было столь же бездоказательно продублировано при помощи так называемого постановления, содержавшего эти сведения и поступившего в МИД из посольства России в КНДР. Все-таки военная разведка — это не забота о перелетных птичках.

Характерно, что в данном случае источник якобы разглашенных мною сведений был определен самим следствием, а не экспертизой, хотя в деле не имеется никаких сведений о том, в результате каких следственных действий оно пришло к этому выводу и, самое главное, как это постановление попало в распоряжение следствия. Но это не единственная загадка в связи с ним, ответ на которую, правда, лежит на поверхности.

В этом постановлении по серьезному вопросу межгосударственных отношений не указано, какой орган его принял, кто подписал, когда и какой у него номер. Может ли быть такое? Ведь даже дворник ЖЭКа, уходя в отпуск, может сказать, на основании номера какого приказа он отдыхает, и кто и когда подписал этот приказ. А здесь дело посерьезнее. Кроме того, вопросами внешней политики и военного сотрудничества занимается президент, а он не издает постановлений. Не бывает и так, чтобы посольство информировало МИД о решении, принятом в Центре. О таких вещах наоборот, Центр информирует посольство, тем более что ни одно решение по межгосударственным отношениям не принимается без визы МИДа, и кто бы ни готовил это постановление, он не мог без нее обойтись.

Я хорошо помню это постановление, когда оно в ноябре-декабре 1996 года действительно пришло из посольства в департамент, именно в силу того, что оно вызвало недоумение и своей анонимностью, и тем, что мы получили его из Пхеньяна. МИД постоянно имеет дело с подобного рода документами, и в них всегда указано ведомство, которому поручено выполнять принятое государственное решение. В этом же постановлении не было и этого. Только что назначенный в Пхеньян посол В. И. Денисов в сопроводительном письме, которое и было секретным в отличие от самого постановления, просил нас в том числе разобраться, кто принял это решение и кто его исполнитель. Но это оказалось невозможно. Ни одно ведомство, которое могло иметь к этому отношение, не было в курсе постановления, и, посовещавшись с директором департамента Е. В. Афанасьевым, мы его просто списали в дело. В ФСБ мы, к сожалению, позвонить не догадались.

Интересно, что разглашение содержащихся в постановлении сведений, по данным следствия и суда, чудесным образом произошло в июне 1996 года, т. е. за полгода до его поступления в МИД и моего с ним ознакомления.

Чем бы ни руководствовались изготовившие это постановление и запустившие его в МИД столь необычным путем, но в любом случае в конечном счете они сами себя высекли. Как очевидно, они не знали, что неопубликование актов федеральных органов исполнительной власти, содержащих сведения, составляющие государственную тайну, стало возможным только в результате указов Президента РФ № 490 от 16 мая 1997 года и № 963 от 13 мая 1998 года. До этого времени все акты федеральных органов исполнительной власти должны были публиковаться и в силу этого не могли содержать государственную тайну и быть секретными (Указ Президента РФ № 104 от 21 ноября 1993 года).

Таинственное постановление неизвестного органа исполнительной власти было принято не позже 1996 года, коль скоро сведения из него были разглашены, как указывается в приговоре, уже в 1996 году. Таким образом, оно по определению не могло быть секретным и содержать гостайну.

Еще раз повторю, что произведенную следствием экспертизу степени секретности никак нельзя назвать не только объективной, но и вообще законной. На это обратил внимание и Верховный суд, отменяя первый приговор и возвращая дело на повторное рассмотрение в Мосгорсуд. В его Определении, подчеркивается, что до принятия 6 октября 1997 года Закона «О внесении изменений и дополнений в Закон Российской Федерации „О государственной тайне“» в России отсутствовал «соответствующий требованиям Конституции РФ перечень сведений, составляющих государственную тайну». Попросту говоря, со дня принятия Конституции 12 декабря 1993 года и до принятия этого закона в стране вообще отсутствовала правовая база для признания каких-то сведений секретными. Конституция, принятая через четыре месяца после закона о гостайне, сделала его нелегитимным. Существовавший на этот счет в течение почти четырех лет правовой вакуум — общепризнанный факт.

Для его устранения собственно и были внесены поправки в закон. В пояснительной записке к проекту федерального закона «О внесении изменений и дополнений в Закон Российской Федерации „О государственной тайне“», подготовленной председателем подкомитета Госдумы по законодательству в сфере информационной безопасности Комитета по безопасности В. Н. Лопатиным, прямо говорится, что «настоящий законопроект призван устранить несоответствие между законом РФ „О государственной тайне“ (№ 5485-1 от 21 июля 1993 г.) и Конституцией РФ. Ранее в статье 5 Закона РФ „О государственной тайне“ определялись лишь общие сведения, которые могли быть отнесены к государственной тайне, а сам перечень был утвержден Указом Президента РФ от 30 ноября 1995 г. № 1203, хотя в соответствии с частью 4 статьи 29 Конституции РФ «перечень сведений, составляющих государственную тайну, определяется федеральным законом».

В данной ситуации ни одно подобное уголовное дело не могло быть доведено до конца, что порождало неоднократные обращения Генеральной прокуратуры РФ о необходимости устранения противоречий в законодательстве. Решением Конституционного суда РФ от 27 марта 1996 года Федеральному собранию РФ было предложено «внести необходимые уточнения в действующее законодательство».

Для устранения несоответствия между Конституцией РФ и Законом в данном законопроекте введено понятие «перечень сведений, составляющих государственную тайну», переименована статья 5 действующего закона, а после сравнительного анализа содержания этой статьи Закона и Перечня сведений, которые могут быть отнесены к государственной тайне, утвержденного Указом Президента РФ, внесены необходимые изменения и уточнения в содержание статьи 5 Закона».

В своем выступлении на заседании Госдумы 18 июля 1996 года Лопатин подчеркнул, что внесенные дополнения и изменения в закон «О государственной тайне» служат «гарантией защиты прав гражданина и человека».[36]

В связи с существовавшей ситуацией в области законодательства о гостайне, говорится далее в Определении Верховного суда, «подлежит оценке и правильность выводов, содержащихся в заключениях экспертиз по определению степени секретности переданных Моисеевым сведений. Принимая во внимание, что объективную сторону преступления, предусмотренного ст. 275 УК РФ, составляют указанные в ней действия лишь со сведениями, являющимися государственной тайной, суду необходимо было установить, какие из указанных в обвинительном заключении сведений и документов, переданных Моисеевым, могут быть отнесены, в соответствии с требованиями действовавшего на тот момент закона, к государственной тайне». Верховный суд признал, таким образом, незаконными обвинения в передаче «иных сведений», не содержащих государственную тайну.

В соответствии с законом, рекомендации вышестоящего суда, рассмотревшего кассационную жалобу, обязательны для нижестоящего. Но они не были выполнены, поскольку тогда пришлось бы руководствоваться законом о гостайне от октября 1997 года, а он не только не имеет обратной силы, но и передача каких-то сведений после этой даты мне не инкриминировалась. Суд отклонил все ходатайства о проведении повторной экспертизы степени секретности документов и сведений. В результате, в отличие от других «подобных уголовных дел», которые, как говорится в Пояснительной записке, «не могли быть доведены до конца», мое дело закончилось обвинением, а «права гражданина и человека» — забыты.