Изменить стиль страницы

III. ДЕНЬ ОБЫЧНЫЙ

В сиреневом мареве рассвета начался летный день, и только спустя некоторое время из-за темной гребенки леса стало подниматься сверкающее, слепящее солнце. Проснулся ветер, пока еще несмело он повернул флюгер над стартовым командным пунктом (СКП), неторопливо, словно пробуя свои силы, поднял тяжелые складки авиационного флага и перебрал в поле красноватые метелки чернобыльника.

На критических углах _6.JPG

На большой скорости, оставляя за собой белый инверсионный след, пролетел разведчик погоды. Словно бусы уральского камня, самолет нанизал круглые облачка на толстую крученую нить.

Через поле, по еще росистой траве, Комов шел к стартовому командному пункту. Окрашенный в большую черно-белую шашку СКП был похож на два детских кубика, поставленных уступом один на другой.

Полетами руководил подполковник Ожогин, Открыв расположенные под углом обе рамы окна, с микрофоном в руке, он наблюдал за стартом и воздухом.

Ответственное и сложное дело — руководить полетами. В воздухе иной раз десятки самолетов, и каждый из них выполняет свое задание. Руководитель полетов должен быть отличным знатоком летного и штурманского дела, требовательным педагогом, быстрым и смелым в решении самых неожиданных и острых задач.

Майор Комов сел на лавочку подле СКП. Ему не было известно, кто из летчиков подрулил к старту, но по уверенной и энергичной манере выруливания он узнал старшего лейтенанта Астахова. Самолет взлетел и, набирая высоту, скрылся из поля зрения.

Учебно-тренировочные полеты шли своим чередом. Необозримая, в сотни квадратных километров, площадь неба, строго расчерченная на зоны, была заполнена самолетами. Небо было школой, и в каждой зоне, как в школьном классе, летчик выполнял свое учебно-тренировочное задание.

Стреляя по наземной цели, ходили по кругу на равной дистанции три самолета; они поочередно пикировали над полигоном и, дав короткий залп из пушек, вновь набирали высоту и уходили на круг.

— Двадцать пятый, при выходе на цель у вас большой угол пикирования! — поправил руководитель полетов подполковник Ожогин.

— Понял вас! — ответил летчик.

— Двадцать семь! Для связи!

— Слышу вас! — Двадцать седьмой был индекс Астахова.

— Где находитесь?

— Западнее точки тридцать километров, высота четыре тысячи, разворачиваюсь на дальний привод.

— Пройдете над точкой, высота семьсот.

— Понял вас.

Вскоре пара Астахова быстро прошла над точкой. Ведомый Зернов строго сохранял свое место в строю.

Из застекленной, похожей на маленькую оранжерею, кабины руководителя полетов донесся голос лейтенанта Николаева. Несмотря на искажение динамика, Комов узнал его по характерному произношению.

— Двадцать первый, я — тридцать пятый! Отказало бустерное управление! — Двадцать первый был индекс командира звена Бушуева.

— Выключите бустер![1] Идите на точку! Девятнадцатый, сопровождаете тридцать пятого! — принял решение старший лейтенант Бушуев и сообщил руководителю полетов: — «Кама»! Тридцать пятый пошел на точку!

— Понял вас, — ответил Ожогин.

Поднявшись на командный пункт (случай с тридцать пятым взволновал его), Комов спросил:

— Что случилось?

— Пока не знаю, разберемся! — бросил через плечо Ожогин, наблюдая за зоной.

Командир эскадрильи майор Толчин уже был здесь. Он все слышал.

— Я думаю, что техник не залил полностью гидросмесь в бустерную систему и не опробовал бустер на земле, — высказал свое предположение комэска.

— Я тридцать пятый. Прошу разрешения на вход в круг, — запросил Николаев.

На критических углах _7.JPG

— Вход в круг разрешаю. Высота семьсот, — сообщил Ожогин.

— Понял вас.

— Стало быть, техник на земле не опробовал бустер? — удивился Комов.

— Машина пятьсот девяносто семь, лейтенант Евсюков, — сказал Толчин, наблюдая за северо-западом, откуда должен был появиться самолет Николаева.

— Пойдемте, товарищ майор, навстречу тридцать пятому, — предложил Комов, и они оба вышли из СКП.

Возле тягачей и сложенных на траве «водил» и заглушек техники и механики ожидали свои самолеты. Звено Бушуева шло по дальнему маршруту, его здесь не ждали, и техник-лейтенант Евсюков прохлаждался в военторговском буфете. Повесив фуражку на крючок грузовика, чтобы неотразимый блеск его расчесанных на прямой пробор волос способствовал успеху, Евсюков пил лимонад из бумажного стаканчика и флиртовал с буфетчицей. Когда механик разыскал Евсюкова и предупредил его, что Николаев идет на посадку, техник послал воздушный поцелуй буфетчице, осторожно, чтобы не помять прически, надел фуражку и не спеша направился в конец полосы.

— К нам жалует краса и гордость полка, потомственный, почетный «инвалид» — Марк Савельевич! — сказал техник-лейтенант Цеховой, заметив направляющегося к ним Евсюкова.

Зная острого на язык Цехового, техник-лейтенант Левыкин, подмигнув товарищам, заметил:

— Какой же Евсюков инвалид?!

— Никакого, можно сказать, сочувствия! У человека при себе только одна рука, а вторая-то в округе! — Это была старая, но испытанная шутка. Поощренный взрывом смеха, Цеховой добавил: — Он и у инженера полка вокруг голенища ходит!

— Почему вокруг голенища? — на этот раз действительно не понимая, спросил Левыкин.

— Потому, что кривая вокруг голенища короче всякой прямой к сердцу начальника!

Вихляющей походкой Евсюков подошел к группе техников, но, увидев вывернувший из-за тягача «газик» замполита и сидящего за рулем командира эскадрильи, он подтянулся и картинно приложил руку к козырьку.

— Техник-лейтенант Евсюков, у самолета опять ерундит бустер! — едва сдерживая себя, сказал майор Толчин.

— После регламентных работ я проверял…

— Проверяли! Посмотрим, как вы проверяли! — многозначительно сказал командир эскадрильи и вместе с майором Комовым отошел в сторону: Николаев шел на посадку.

Когда летчик вылез из самолета, снял шлемофон, подошел к майору Толчину и доложил о неисправности самолета, командир эскадрильи распорядился:

— Осмотрите в присутствии инженера эскадрильи и техник-лейтенанта Евсюкова самолет, после чего явитесь с экипажем на СКП.

Самолет Николаева взяли на «водило», и тягач потащил его на стоянку.

Комов вспомнил, что у техник-лейтенанта Сердечко мальчик заболел корью, а техник с четырех утра на аэродроме и, разумеется, беспокоится за судьбу ребенка. Позвонив с СКП на квартиру комэска, Комов попросил его жену сходить к Сердечко узнать о состоянии здоровья ребенка. Он долго ждал у телефона пока Толчина вернулась, но не напрасно — было чем порадовать отца.

Техник-лейтенант Сердечко встречал самолет Астахова. Комов застал его в тени тягача. Сердечко лежал на траве и, зажав в кулаке папиросу, жадно, короткими затяжками, курил. Это был большой, грузный человек лет тридцати. В комбинезоне он казался неуклюжим.

Увидев замполита, Сердечко вскочил для приветствия, но Комов усадил его на траву и сел рядом.

— Славке лучше, температура тридцать семь и два. Часа через два ему введут вакцину. Не беспокойтесь, Остап Игнатьевич, все будет хорошо, — сказал Комов.

Сердечко встал, полез в кузов тягача и, хотя рядом был механик, сам стал снимать заглушки и «водило». Он работал спиной к Комову, боясь обнаружить перед ним свое волнение, и только тогда, когда замполит пошел через рулежную дорожку к старту, Сердечко, спрыгнув с тягача, нагнал его и, глядя в сторону, сказал:

— Спасибо, товарищ майор…

— Не за что, — ответил Комов и, указав на горизонт, добавил: — Астахов и Зернов идут на посадку.

Техник-лейтенант побежал навстречу самолету. Растопырив руки, пятясь назад, он указывал направление рулежки. Следом за Астаховым сел и его ведомый. Самолет со все угасающей скоростью катился по полосе, издавая металлический грохот и свист.

вернуться

1

Бустер - агрегат, значительно снижающий нагрузку на ручку управления.