Кроме того, предлагаемая альтернатива должна включать поправки на человеческий фактор, на неизбежные серьезные искажения в исполнении правительственных решений. Очевидно, что мелкие хозяйства, надо было вытеснять крупными, а фискальное давление увеличивать, но заранее угадать оптимальный способ реализации этой программы было непросто. Если говорится, что коллективизацию нужно было провести мягче, то нужно ответить и на вопрос, какие конкретные действия правительства должны были быть иными и исходя из какой информации, правительство должно было до этого догадаться.
Современный канадский экономист Р. К. Аллен составил математическую модель экономики СССР 20–30-х годов XX века, из которой сделал следующий вывод: «В то время как есть определенная правда в некоторых аргументах в обоснование значения коллективизации, важнейшим моментом остается то, что ее совокупное воздействие было небольшим. Она замедляла рост в течение первой пятилетки и ускорила его позже, но ее совокупным эффектом за 30-е годы была только небольшая поддержка экономической экспансии. Человеческие страдания, которыми сопровождалась коллективизация, были огромны, в то время как экономические результаты были скудными».
Однако модель Аллена макроэкономическая, а не микроэкономическая и тем более не технологическая модель сельхозпроизводства. В качестве исходных данных в ней экстраполированы некоторые тенденции конца 20-х — начала 30-х гг., но не объясняется, почему они должны были остаться такими. Например, Аллен предполагает, что миграционное поведение сельского населения в город оставалось бы тем же, однако предположение это остается маловероятным при условии, что фискальное давление на крестьян не увеличивалось бы. Дело в том, что продовольственное снабжение города неизбежно ухудшалось бы, что ухудшило бы жизнь в городах и замедлило миграцию. Не говоря уже о том, что миграция 20-х только восстанавливала городское население царской России и заполнение рабочими руками ранее существовавшей промышленности. Новые рабочие — вчерашние крестьяне, очень медленно приобретали бы промышленные навыки.
В своей альтернативной модели Аллен предполагает существенное государственное инвестирование, то есть (насколько можно судить), предполагает существенное фискальное давление на крестьян, но мы уже видели, что государство было неспособно увеличить давление на крестьянство без принудительной коллективизации. Думается, именно в это главное препятствие упирались все альтернативные проекты и в 1928 году. Никакая математическая модель не покажет того тупика, к которому подошла Советская власть в попытках заставить крестьян отдавать городу больше хлеба, потому что ни поведение крестьян, ни поведение чиновников, ни уровень экономических знаний элиты не вписывались в математические модели. Задним числом несложно увидеть, где руководство должно было проявить большую осторожность, но можно ли это было увидеть тогда?
Общим лейтмотивом всех анализов объективности коллективизации было указание на то, что власти, мол, допустили ошибку, не создав условий для материальной заинтересованности крестьян. Почему-то считается, что для роста производства зерна надо было просто материально заинтересовать крестьян. Но для России это не так.
Выдающийся русский экономист А. Чаянов доказал, что это положение не верно. Материальное стимулирование работает только тогда, когда тягостность труда невелика, как случилось, когда в село пришла механизация. Крестьяне адекватно реагировали на увеличения тягловой нагрузки на себя, если эта нагрузка была им не по силам, они сворачивали производство до минимума, необходимого для прокорма себя и скотины. После работ Чаянова стало совершенно ясно, что при ручном сельскохозяйственном труде повышение оплаты за зерно немедленно бы снизило производство зерна, что и случилось после революции, когда производство товарного зерна резко снизилось.
Российский крестьянин производит продукты. В основном для себя. Столько, сколько считает нужным и сколько ему позволяют силы и наличные условия. Он производит для других только в том случае, если получает за эти продукты адекватное возмещение.
Если возмещение неадекватно — он ничего не производит на сторону. Так есть и так было всегда в истории. Если царь брал непомерную дань с земельной единицы — крестьянин сокращал посев. Если брал непомерную дань с души — подавался в бега или в разбойники. Если большевики во время продразверстки забирали «все лишнее» — он не выращивал ничего, сверх минимально необходимого. Если большевики во время коллективизации предпочитают платить за хлеб пустыми бумажками, да поменьше — тактика та же.
В годы нэпа внеэкономические воздействия на крестьян с целью увеличения производства зерна резко ослабли. Несмотря на все потуги советской власти заставить крестьян работать на страну, они работали, исходя из закона Чаянова. Это — природа крестьянского хозяйства. По-другому крестьяне себя не ведут. Державное величие, индустриализация, общественные интересы и прочие городские забавы им глубоко безразличны. Крестьяне производили сами для себя столько, сколько считали нужным и не считались с интересами государства.
Крестьяне в СССР не очень хотели напрягаться и в годы лихолетья. Даже Великая Отечественная война не заставила всех колхозников поднатужиться: только за 5 месяцев 1942 г. тех колхозников, кто не отрабатывал минимум трудодней, отдали под суд. Их оказалось 151 тысяча, из них 117 тысяч были осуждены. Осужденные обязывались работать в своем же колхозе, но с них 6 месяцев удерживалось 25 % трудодней в пользу колхоза. Да и после войны колхозники не очень хотели напрягаться.
Пришлось принимать меры. За лето 1948 г. только из РСФСР были высланы в отдаленные районы 12 тысяч колхозников за уклонение от работы. Причем высылались они по решению колхозного собрания…
Вернемся к вопросу о коллективизации. Критики коллективизации не только не хотят видеть многих ее преимуществ, но и часто подходят к рассмотрению этого вопроса односторонне. Возьмем, к примеру, механизацию сельхозтруда. Самое главное, конечно, это то, что механизация сельского хозяйства приводит к повышению производительности труда и высвобождает рабочие руки. Однако механизация труда касается не только самого процесса обработки земли и сбора урожая, где мы получаем не только высвобождение рабочих рук, но и улучшается качество обработки (за счет повышения мощности), повышается мобильность (ограниченным числом мощных тракторов мы можем вспахать больше земли, перекидывая их с одного участка на другой), механизация самого сбора урожая. Механизация касается и транспортировки, и обработки и хранения полученного сельхозпродукта, — за общим «тракторным мифом» об этом забывают.
Много ли крестьянин мог своими силами обмолотить и провеять собранного зерна, используя цеп и лопату в качестве основных инструментов? А комбайн позволяет получить уже на поле обмолоченное зерно, в отличие от жатки. Далее. Механизация вытесняет тягловый скот — и позволяет площади под корма для скота сделать продовольственно-продуктивными.
Одновременно сельскохозяйственное производство растет за счет химизации (удобрения, гербициды и инсектициды), за счет науки (выведение и внедрение высокопродуктивных сортов растений и пород скота, улучшение соответствия культур землям, правильное отслеживание сроков сева и уборки, уход в вегетационный период — та же химическая прополка). Выведение высокопродуктивного сорта растения (или породы скота) требует определенных ресурсов (людей, посевных площадей, тех же удобрений) и затрат на этот процесс (плюс еще и время). Все это нужно иметь в наличие, иначе результата не будет. А были ли в крестьянском хозяйстве до коллективизации такие возможности? Нет, до революции этим занимались только крупные землевладельцы. С другой стороны, повышение продуктивности растений и скота позволяет еще больше высвобождать ресурсов. Для всего этого нужны серьезные государственные инвестиции.
Далее. Далеко не везде в Российской империи все земли, которые могли бы быть использованы для производства зерна, были засеяны. Например, в Поволжье плодороднейшие земли были во многих местах не возделаны в большинстве случаев именно из-за отсутствия механизации (чтобы вспахать удаленный участок требовалось две лошади, на одной добираетесь до поля, на второй пашете по прибытии, потом меняете лошадей, — причем «все свое вожу с собой»: вы берете и корм, и воду, и еду, в степи нет воды, колодцы должны быть по нескольку десятков метров глубины, чтобы добраться до питьевой воды, а если пахать надо несколько дней?); другое дело трактора, лошадиных сил-то побольше, можно и за один день управиться. А еще нельзя забывать, что рост посевных площадей позволяет перейти к продуктивному семилетнему обороту земель, когда земля «отдыхает и набирается сил».