Изменить стиль страницы

Костя почувствовал, как бетонный пол качнулся у него под ногами, поплыли стены. Но не смотреть он не мог...

Первой его взгляд почувствовала Лена: она вырвалась из объятий Мухи, резко повернулась, увидела Костю, в смятении сделала шаг назад.

Теперь Лена и Муха смотрели на Костю.

Он медленно спустился по последнему маршу лестницы к лифту. Нажал кнопку. Сказал спокойно:

— Я вас приглашаю. Обоих.

Лена отчаянно замахала головой, молча говоря «нет». Муха неопределенно усмехнулся.

Заскрежетал лифт. Дверцы его разошлись.

— Прошу! — сказал Костя.

...В большой комнате все сидели за столом и молча ждали.

В передней хлопнула дверь, прозвучал бодрый голос Кости:

— Проходите, не стесняйтесь!

— Стесняться не в наших правилах! — ответил Муха.

И все трое появились в комнате: первым Костя — он отступил в сторону, пропуская Муху с гитарой, напряженно-спокойного, за ним растерянную, даже испуганную Лену с гвоздиками в руках.

— Разрешите представить новых гостей,— взвинченно-бодро сказал Костя,— Лена Макарова, лучшая девушка нашего двора, а может быть, и Москвы...

— Здравствуйте,— тихо сказала Лена и протянула Косте гвоздики.— На.

— Благодарю! Теперь Дмитрий Мухин! — продолжал именинник.— Он же небезызвестный Муха...

— Всему обществу,— перебил Муха,— пламенный беспартийный привет! — И он отвесил общий поклон.— Однако,— Муха вроде бы разочарованно оглядел стол,— тут, я вижу, кайф ловить особенно не на чем.

— Ничего! — даже радостно сказал Костя.— Мы будем пьяны от общества друг друга!

— Костик! — Лариса Петровна, с трудом сдерживая себя, поднялась.— Что это значит?..

— Это значит,— перебил Костя,— пора приступить к трапезе.

Муха тем временем поставил гитару в угол, независимо прошелся вдоль стола, повернулся к кухне, хищно подергал носом.

— Жареный гусь! Или утка? Я не ошибся? Обожаю дичь!

— Муха,— сказал Жгут,— кончай базарить.

— Это он от смущения,— улыбнулся Владимир Георгиевич,

— Совершенно верно! — тут же откликнулся Муxa.— Дико смущен. Простите, не знаю, как вас... Хотя наслышан.

— Леночка! — сказал Костя.— Прошу! Вот твое место.

Только сейчас он увидел, что у Лены голубоватые тени положены над глазами, тушью подкрашены ресницы.

Лена села, потупив голову.

— Один момент,— сказал Муха.— Очкарик! Ведь тебе все равно, на каком месте поглощать яства?

— Все равно...— растерянно сказал Очкарик.

— Вот и порядок! — засмеялся Муха.— А мне не все равно.

Он бесцеремонно передвинул Очкарика на свободное место, а сам сел рядом с Леной. Она оказалась между Костей и Мухой.

— Теперь все в сборе? — спросил Виталий Захарович.

— Более чем,— не сдержался Эдик.

— Что же,— сказал Виталий Захарович, вставая,— сейчас мы поднимем тост за шестнадцать лет нашего сына.— Он взглянул на торт.— Шестнадцать свечей. И каждая свечка — год жизни. Кажется, совсем недавно — вчера — я, Костя, привез из родильного дома твою маму и тебя. Никогда не забуду это чувство... Нянечка передала мне туго спеленатую куклу. Я взял ее и вдруг почувствовал, как там, под одеяльцем, шевельнулось нечто... Жизнь. Чудо... Новая жизнь. Это был ты... Помню, я подумал: каким же беспомощным приходит человек в наш, еще так плохо организованный мир. Сколько надо усилий, любви, понимания, чтобы из маленького комочка несмышленой жизни вырос настоящий человек. Я убежден, Костя, что порог своего шестнадцатилетия ты переступаешь именно таким человеком...

— Точно, в нем что-то просматривается,— перебил Муха.— Верно, Леночка?

— Вы, молодой человек, плохо воспитаны? — вежливо спросил Виталий Захарович.

— Отвратительно!— со вздохом сказал Муха.— Сам от этого страдаю.

— Бедняга! — сказал Костя.

— Пацаны! Хватит! — вдруг рявкнул Дуля.

— Хамство всегда агрессивно,— ни к кому не обращаясь, сказал Владимир Георгиевич.

Стало тихо.

— Ничего,— сказал Виталий Захарович.— Наш юный друг немного нервничает. Постепенно обвыкнет. Реакция, судя по всему, у него быстрая. Вернемся к имениннику. У нас с мамой, сын, для тебя подарок. Сейчас! — Виталий Захарович вышел из-за стола, быстро прошагал в свою комнату и вернулся с новеньким транзисторным приемником.— Прошу!

— Спасибо, папа...

— Вот это да! — вздохнул Дуля. Все за столом зашумели.

Муха откинулся к спинке стула и, нагнувшись за Леной к Косте, сказал тихо:

— Ты извини, все тут с подарками. Один я пустой. Ничего.— Он подмигнул имениннику.— Что-нибудь придумаю. Мне только надо пожрать. Плохо соображаю на пустой желудок.

— Костя, вот спички! — Лариса Петровна протянула сыну спичечный коробок,— Зажигай свечи. А папа займется шампанским.

Костя в наступившей тишине стал зажигать свечи, воткнутые в торт, на котором коричневым кремом было написано: «С днем рождения! 16 лет».

Одна за другой зажглись шестнадцать свечей. Хлопнула пробка, вылетая из бутылки шампанского. За столом поднялся праздничный шум. Все потянулись с бокалами к Виталию Захаровичу.

Шестнадцать зажженных свечей _3.JPG

— С днем рождения, Костя,— сказал Виталий Захарович.— Будь счастлив, мой хороший!..

Лариса Петровна произнесла дрогнувшим от волнения голосом:

— Мы с папой очень тебя любим и желаем, желаем...— Она резко отвернулась, сдерживая слезы.

Со всех сторон послышались голоса:

— С днем рождения!

— Сэр! Будьте счастливы!

— Живи сто лет!

— С днем варенья! — тихо сказал и Муха, украдкой взглянув на Владимира Георгиевича и потянувшись к Косте со своим бокалом мимо Лены.

Между ними было ее бледное лицо. Лена опустила ресницы, накрашенные темно-синей тушью, они вздрагивали. И вдруг порывисто повернулась к Косте:

— С днем рождения. Пчелка! Ты лучше всех! — И Лена быстро поцеловала Костю в щеку.

— Браво! — снисходительно сказал Муха.

Участниками этой короткой сцены были только они трое: остальные чокались, смеялись.

— Теперь закусывайте,— говорила Лариса Петровна,— чтобы все съесть. Ребята, без стеснений. Вот витаминный салат, заливная рыбка.

Все стали есть, подкладывая друг другу, переговариваясь. Потом и голоса смолкли. Слышался стук ножей и вилок да чавканье Дули, который, как всегда, отнесся к еде весьма серьезно.

Взглянув на него, Муха нарушил молчание:

— Уста жуют.

...Уже был съеден гусь с яблоками. Хаос господствовал на столе.

— Будет еще чай,— сказала Лариса Петровна, взглянув на сына,— с тортом и всякими сладостями. Но, может быть, сначала немного потанцевать? Подвигаться? Только женского пола у нас маловато.— Она взглянула на Лену.— Особенно для мальчиков.

— Достаточно,— усмехнулся Муха.— Для современной жизни... Простите! Я хотел сказать: для современных танцев нам ее вполне достаточно. Верно, Пчелка? В современной жизни... Все сбиваюсь. В современных танцах совсем не обязательно: один партнер только с одной партнершей...

Виталий Захарович хотел ответить Мухе, но учитель школы каратэ остановил его:

— Подождите,— сказал он тихо.— Постепенно все станет на место. Лучше, если сами ребята...

— Танцы! Танцы! — преувеличенно весело перебила Владимира Георгиевича Лариса Петровна.

Отодвинули к стене стол, растащили стулья. Костя, проверив кассету, нажал клавишу магнитофона.

— Знаменитый ансамбль «Чингизхан»! — крикнул он.

Комнату заполнила напряженная, зажигающая музыка, темп которой стремительно нарастал.

Лена стояла у окна, ее тело — непроизвольно — уже повторяло еле заметными движениями ритм мелодии, а на лице был страх.

К ней одновременно подошли Костя и Муха. И оба смешались.

Первым нашелся Муха:

— Просим, мадмуазель!— И он взял ее за руку, Лена сначала хотела вырвать руку, потом передумала, протянула вторую руку Косте, сказала:

— Пошли, мальчики!

И они трое ринулись танцевать. Им хлопали в такт. Ритм стал захватывать их. Все больше, больше... Дуля, забывшись, крикнул: