Впрочем, к такому разумному выводу пришло гораздо больше людей, чем можно было подумать. Многие усвоили привычку, которую ожидало славное будущее, а именно: скрывать деньги под половицей или закапывать в огороде. Отныне бюргеры стали ходить в поношенном платье и, отказавшись от рябчиков со спаржей, вернулись к супу с салом. Только вертопрахи расхаживали в шелках и бархате.

Деньги научились прятаться.

Еще один примечательный факт: банкиры стали весьма редки в королевстве – ни одного нельзя было найти. Они либо пребывали в отъезде, либо болели, либо отошли от дел.

Не доверяясь больше почте, ибо королевские чиновники могли перехватить их корреспонденцию, они и в самом деле много путешествовали. Многие оседали в Гааге, Амстердаме, Франкфурте, Женеве, Венеции, Севилье, Кадиксе, Лиссабоне и даже в Лондоне.

Чтобы уберечься от королевских безумств, как во Франции, так и в других странах, они образовали нечто вроде международного тайного союза. Теперь не было нужды перевозить крупные суммы денег, ввергая в соблазн вороватых кучеров, которые часто снюхивались с разбойниками: простой билет на предъявителя, называемый переводным векселем, позволял получить несколько тысяч экю у надежного партнера.

Они страдали из-за войн между странами, но сами никогда не ссорились. Боже сохрани! Пока наемники махали мечами и палили из пушек ради вящей славы своих государей, барахтаясь в грязи, крови и моче, банкиры Аугсбурга, Кёльна, Лиона, Женевы, Милана, Севильи и Лондона преспокойно обменивались талерами, флоринами, турскими ливрами, дукатами и прочими золотыми монетами.

Подобное развитие событий нравилось Жаку Адальберту, Деодату и Феррандо, за исключением того обстоятельства, что зимой деловые операции сильно замедлялись. Приятнее было ездить на юг, чем на север.

Но, в конце концов, зима длится всего три месяца в году, а деньги вполне способны залечь в спячку по примеру медведей. Отдых освежает умы.

23

Сбор винограда и жатва духов

Вначале лета 1504 года Феррандо вместе с испанскими и голландскими компаньонами основал в Кадиксе Торговую морскую компанию Нового Света, треть капиталов которой принадлежала клану Сассоферрато-Бовуа-л'Эстуаль, и Страховую морскую компанию л'Эстуаль, названную так по предложению Жанны, горячо поддержавшей эту идею. Первая компания заказала пять кораблей по образцу английской каракки, на которой Феррандо совершил плавание вместе с братьями Кортереаль: она оказалась более маневренной, чем испанские корабли.

Жак Адальберт и Деодат помогали Феррандо, а им, в свою очередь, помогали сыновья последнего Джан-Северо и Пьер-Филиппо, по возрасту почти их ровесники – тридцать один год и двадцать семь лет. Все они постоянно разъезжали между Швейцарией и Испанией, а по пути обязательно останавливались в Анжере, так что в течение двух-трех дней в утренние часы парильня гудела так, словно там заседал парламент.

На одном из семейных советов Жак Адальберт пожаловался, что не может поспеть везде и был бы счастлив, если бы кто-нибудь частично освободил его от дел, связанных с суконной мануфактурой.

Стало быть, детей я мало родила, подумала Жанна.

– Чего стоит Леонс Дульсе? – спросила она.

– Он усерден, но все равно не наш, – ответил Жак Адальберт.

– На безрыбье и рак рыба. Чтобы заинтересовать его, нужно выделить ему долю в прибылях. Это почти как свадьба. А он, кстати, женат?

– Нет, просто бегает за юбками.

– Каков он внешне?

Жак Адальберт озадаченно посмотрел на бабушку:

– Хорошо сложен, умеет держаться в обществе.

– Пригласи его на сбор винограда.

У нее был свой замысел. Северина, дочь Феррандо и Анжелы, два года назад потеряла мужа в сражениях за Миланское герцогство. Родителей огорчало тоскливое настроение молодой женщины, которая говорила, что больше не полюбит ни одного мужчину, ибо тот непременно отправится воевать. Она уже готовилась уйти в монастырь.

Жанна написала Феррандо и Анжеле письмо с приглашением на сбор винограда и выразила надежду, что они приедут с дочерью, которую она очень давно не видела.

Леонса Дульсе она позвала на два дня раньше и под любопытным взором Франца Эккарта устроила смотрины на свой манер. Леонсу исполнилось двадцать четыре года, и кровь у него явно была горячая. Что ж, прекрасно.

– Я надеялась увидеть вас с супругой, – сказала она за первым ужином.

– У меня ее нет, мадам.

Жанна притворно удивилась:

– Неужто в городе Лионе нельзя подобрать хорошую партию?

– Конечно можно, только вот я хорошей партией быть перестал. Видите ли, молодых людей оценивают по положению в обществе. Я ведь из клана Дульсе и считался прежде завидным женихом. Теперь уже нет, как вы знаете. Леонс Дульсе – труп, – добавил он с иронической улыбкой. – Жак Адальберт спас меня от мужицкого труда, но это не вернуло мне богатство.

Она поразмыслила над его словами и осталась довольна. Молодой человек рассчитывал на выгодный брак и лишился такой возможности из-за разорения семьи.

– Стало быть, вы одиноки.

Он лукаво улыбнулся:

– Провидение одиноких мужчин создает для них одиноких женщин.

Франц Эккарт рассмеялся.

– Лишь бы не распутных, – заметила Жанна.

– Право же, мадам, они как все, как весь наш мир. В них есть и дурное и хорошее.

– Остерегайтесь болезни святого Меана.[32] Она, как и смерть, поражает не только других.

Когда приехали Феррандо, Анжела и Северина, Жанна занялась другим важным делом: следовало вернуть привлекательность молодой вдове. Северина подурнела, была скверно одета и наводила тоску своим унылым видом. Ее и впрямь ожидал монастырь.

Жанна обласкала племянницу, повела в парильню и велела Фредерике, как следует растереть ее, что вернуло ей здоровый цвет лица.

– Что за испытание! – вскричала Северина. – Но кровь бодрит, не спорю. И вы делаете это каждый день?

– Как молитву читаю, – сказала Жанна. – Унылое и неряшливое обличье противно Господу. Опустившийся человек оскорбляет Творца.

Этот довод удивил Северину. Из уважения к Господу она позволила Фредерике причесать и надушить себя.

Оставалось заняться одеждой, которая была в плачевном состоянии. Жанна призвала на помощь Симонетту, жену Жака Адальберта, ибо та оказалась почти одного роста с Севериной; обе женщины были из Милана и тем легче могли понять друг друга.

– Santi del cielo! – вскричала Симонетта, взглянув на молодую вдову. – A vederla cosi sciagurata, li si darebbe l'elemosina![33]

Она побежала в свою комнату за более пристойным платьем: из темно-синего сукна с юбкой-колоколом и с квадратным декольте, льняным расшитым воротником и широкими рукавами с обшлагами из того же материала. В тон платью была подобрана кокетливая бархатная шапочка синего цвета, которая прекрасно смотрелась на светло-рыжих волосах.

– Но… Боже мой! – в свою очередь вскричала Северина, когда Жанна протянула ей зеркало, первый подарок Жака де л'Эстуаля. – Боже мой, я больше не похожа на вдову.

Совместными усилиями Жанна, Фредерика и Симонетта действительно преобразили ее. Она была восхитительна: если бы еще согласилась слегка подкраситься, возрождение стало бы полным.

– Неужто вы намерены носить траур до конца дней? – осведомилась Симонетта.

Обе женщины не сводили глаз друг с друга. Через мгновение покорная улыбка осветила застывшее лицо Северины.

– Чрезмерная печаль греховна, вы разве не знаете? – продолжала Симонетта. – Она означает утрату надежды, которая наряду с верой и милосердием является одной из главнейших добродетелей.

– Северина, не одни только монашенки служат Богу, – подхватила Жанна. – Господь отделил жизнь от смерти, и негоже людям смешивать их.

– Я любила мужа больше всего на свете, – прошептала Северина. – Люди забрали его у меня!

Она заплакала.