– Из-за всех этих ужасных событий ты проникся презрением к королевской власти.

Он улыбнулся:

– Не только к французской. Ко всем другим тоже. Лис более человечен, чем те, кто царствует. Власть – это яд. Пойдем спать.

На лестнице она сказала ему, что сама некогда предстала перед судом как колдунья: ее обвиняли в том, что она отдала приказ волкам растерзать ее брата Дени.

– Значит, вот что я видел, – прошептал он.

Той ночью утешения в объятиях Жанны искал он. Она начинала понимать, что их связывает: глубинное содружество двух человеческих существ перед лицом судьбы. Сверх физического влечения и родства двух сильных личностей, объединяющим началом служила некая субстанция, которая превращала их в духов, обретавших, тем не менее, плотскую оболочку. В непрерывном круговороте свинец становился золотом, а золото – свинцом.

Она не переставала удивляться странному чувству, соединившему ее с Францем Эккартом.

Интересно, духи тоже обнимали его?

14

Волки и звезды

Жанна обнаружила, что стала смотреть на мир глазами Франца Эккарта. И мир этот показался ей нелепым.

Европа изнемогала в кровавых столкновениях, а между тем на горизонте восходил совсем иной мир, который все чаще называли Новым Светом.

Совы продолжали биться с крысами, не замечая поднимающегося на востоке солнца.

– Новый Свет изменит Старый, – сказал ей однажды Франц Эккарт. – Но наш король считает это безделицей. Нет нужды изучать звезды, чтобы узнать его намерения. Начнет он с признания незаконным своего брака, а затем продолжит дело ненавистного предшественника – попытается завоевать Италию.

Так и произошло, ибо коварство Слепой распутницы иногда проявляется в том, что она позволяет предвидеть события: через двадцать три дня после восшествия на престол Людовик XII отправил посольство к Александру Борджиа с просьбой признать недействительным его брак, имевший место лишь формально. Подобные демарши в свое время предпринимали – безуспешно – Людовик VII, Филипп Август, Карл IV. Но Борджиа оказался более сговорчивым, вернее, более алчным, чем другие папы. Он потребовал плату – руку принцессы Тарентской, дочери Фредерика Неаполитанского, воспитанной при французском дворе, для своего сына Цезаря. А чтобы бедным детям было где преклонить голову – графство Ди или Баланс с повышением статуса до герцогства. Сверх того, Цезарь получит право набрать триста копейщиков для личной охраны и будет иметь годовое содержание в четыре тысячи экю. Если же король завоюет герцогство Миланское, о каковом намерении его всем известно, то охрана Цезаря увеличится еще на триста копейщиков.

Эпитет «продажный» был слишком мягок: этот папа заткнул бы за пояс любого торговца коврами.

– Да, да, – сказал король, предполагая, что оспа, яд или ночной кинжал скоро покончат с Цезарем. Он ошибся: Цезарю оставалось еще восемь лет жизни.

Судебный фарс состоялся в Туре; процедура признания брака недействительным оказалась еще более долгой и тяжкой, чем матримониальная: четыре месяца гнусных разоблачений, неприкрытых угроз и вынужденных уступок. В довершение всех бед судебные заседания пришлось прервать из-за угрозы чумы. Вся страна знала мельчайшие подробности процесса, включая отказ Жанны Французской подвергнуться врачебному осмотру по решению суда.

Лишившись титула королевы Франции, который достался ей всего на четыре месяца с небольшим, она вновь стала просто герцогиней Беррийской и ушла в монастырь.[20]

Цезарь получил свои три сотни копейщиков, а также герцогский титул, ибо графство Баланс превратилось в герцогство Валантинуа; но в жены ему отдали Екатерину д'Альбре, сестру короля Наваррского.

Восьмого января 1499 года Людовик XII женился на вдове своего предшественника, Анне Бретонской, забыв по этому случаю главный аргумент на процессе о разводе с Жанной Французской, а именно родство четвертой степени с невестой, препятствующее браку согласно каноническому праву. Все прекрасно понимали, что главной, если не единственной причиной этого союза было желание короля сохранить Бретань для Французского королевства. Впрочем, предыдущий монарх все предусмотрел: если он умрет раньше своей супруги, на ней должен жениться его преемник. Кровь и плоть наследников престола принадлежали короне.

– У этих людей просто нет и не может быть сердца, – заметил Итье, который приехал передать Жанне причитающийся ей годовой доход. – Королева, да и все прочие принцессы, – они словно коровы, к которым приводят быка.

Что ж, сказала себе Жанна, мне повезло больше, чем королеве Франции. И подумала, что Франц Эккарт поступает очень мудро, обратив свое честолюбие на беседы с животными.

Франсуа продал еще тысячу экземпляров «Жана Парижанина». Бюргеры всегда живо интересовались делами принцев.

Через несколько месяцев после своего водворения на Санкт-Йоханн-гассе в 1497 году Франц Эккарт превратился в распорядителя игр и наставника не только для маленького Жозефа де л'Эстуаля, но еще и для Франсуазы и Жана де Бовуа. Дети стали неразлучны, Жозеф страстно полюбил Франца Эккарта, а через какое-то время уже и дочь Франсуа, и сын Жака Адальберта не могли больше без него обходиться.

Он часто водил детей в лес за земляникой или за грибами, показывая и называя растения, обучая распознавать их по форме листьев, по цветам и по запаху. Летом затевал с ними игры, развивающие ловкость, зимой – битвы снежками.

По утрам он отправлялся с маленьким Жозефом в парильню, купал его и растирал, учил обрезать ногти и даже стриг ему волосы. Мальчуган был в таком восторге, что без конца рассказывал об этом своим кузенам – так он называл их. Вскоре Франц Эккарт превратился в распорядителя парильни: отныне он давал уроки по уходу за собой всем троим, научив их тщательно промывать все отверстия тела.

Потом и дети стали давать уроки родителям. Быстро обнаружив существование парильни, Одиль спускалась туда чуть ли не каждое утро – вместе с Жанной, которую передергивало при мысли о волосяных и лобковых вшах. Мавританка постоянно вычесывала голову и руно внизу живота привезенным из своей страны гребнем, с которым никогда не расставалась: это была костяная пластинка с такими частыми зубьями, что сквозь них с трудом проходил один волос. Словом, в этом отношении ее сородичи были вполне цивилизованными людьми. С Симонеттой дело обстояло иначе: она считала, что вполне достаточно мыться раз в месяц. Но ей нельзя было отставать от собственного сына, и, в конце концов, она смирилась с ежедневными омовениями.

Франсуа, деливший парильню с Францем Эккартом и детьми – ибо один час отводился для женщин, а другой для мужчин, – пришел в крайнее изумление. Его сын Жак Адальберт в детстве совершенно не заботился о чистоте и был настоящим грязнулей, так что отцу приходилось употреблять власть и заставлять мальчика ходить в парильню – ту, что располагалась в парижском особняке Дюмослен. Дети по природе своей не любят мыться, это представляется им бесполезной тратой времени; но тут они намыливались, терли себя щеткой, ополаскивались и причесывались, словно это была интересная игра.

Когда же Франц Эккарт стал давать первые уроки чтения и письма Жозефу, двое других, лишившись товарища по играм, тоже захотели присутствовать на занятиях. И поскольку между ними возникло соревнование, они научились читать и писать гораздо быстрее, чем сделали бы это в школе.

Отец Штенгель, который внимательно следил за их успехами, как-то раз посетил один из уроков.

– Этот юноша создан для того, чтобы быть школьным учителем, – объявил затем священник Жанне. – Он приобрел поразительную власть над детьми. Словно околдовал их.

И он добился, чтобы четвертый ребенок – сирота по имени Жослен, бывший на его попечении, – тоже ходил на уроки Франца Эккарта, которые превратились, таким образом, в классные занятия.

Но родителям запрещалось присутствовать: они смущали учеников, что было вполне естественно, ведь родительская власть в данном случае вступала в противоречие с авторитетом Франца Эккарта.