Ветхий Завет этой перспективы был долго лишен. Не имея представления о жизни вечной, он заимствовал пессимистический взгляд на посмертие у вавилонян. Еврейский Шеол, подобно халдейской Преисподней, был мрачной пародией на бессмертие.

Свет веры озарял для иудея только земной мир. Подлинной жизнью в его глазах обладал один Сущий. Все остальное получило от Него лишь временное бытие. Смерть возвращала плоть земле, а душу увлекала в царство теней, куда не проникал свет Божий.

Отсюда понятна та оценка жизни, которую дает ей Иов, говоря об участи смертных словами, исполненными безнадежности и горечи:

Человек, рожденный женой, скуден днями, но скорбью богат,

он выходит и никнет, как цветок, ускользает, как тень, и не устоит.

Да, для дерева надежда есть, что оно, и срубленное, оживет

и побеги станет пускать вновь.

А человек умирает - и нет его, отходит - и где его искать?

Если воды в озере пропадут, иссякнет и высохнет ручей,

так человек-ложится, и не встанет вновь,

не проснется до скончания небес,

не воспрянет от сна своего.

Иов 14,1 сл.

Поэтому все было сосредоточено на посюстороннем, на пути от колыбели до могилы.

В религиозно-историческом плане это сыграло немаловажную роль. Отсутствие веры в бессмертие укрепляло чувство неповторимой ценности жизни и земных дел. Если человек хотел познать полноту бытия в отпущенный ему срок, он должен был творить добро и удаляться от зла. Здесь, пока он жив, он и пожинал все плоды им совершенного. Эти жесткие рамки явились одним из величайших духовных испытаний Израиля, в то же время они предохранили его от мечтательного спиритуализма.

Так садовник иногда ограждает со всех сторон растение, чтобы укрепить его.

Кто знает, не имеет ли ослабление чувства бессмертия в наши дни такого же провиденциального смысла? Ведь верой в иной мир слишком часто злоупотребляли в ущерб нравственным требованиям религии. Характерно, что Евангелие мало говорит о посмертии, хотя оно постоянно подразумевается. Это значит, чго мысль о вечности не должна вытеснять у людей мысли о нравственных задачах временной жизни.

Однако нельзя не признать, что ограничение человека лишь кратким отрезком бытия колебало уверенность в божественной справедливости. Действие Промысла оказывалось невероятно суженным, а порой почти совсем прекращалось. А без Промысла - библейскую веру нельзя себе представить.

Правда, остроту этого противоречия иудеи ощутили не сразу. В древние времена, когда личностное самосознание только еще пробуждалось, они довольствовались тем, что высшая правда совершается в жизни всего народа. Бог был прежде всего Хранителем и Спасителем нации как целого. Ее благоденствие или невзгоды находились в прямой зависимости от верности Завету. Те же, кому этого казалось мало, могли надеяться на торжество справедливости в судьбе их детей или отдаленных потомков(2).

С наступлением новой эпохи встал вопрос уже не о народе, но о конкретной личности. Ведь она находилась совсем в ином положении, нежели род или нация. Те могли существовать веками, а для личности все обрывалось с гибелью тела. Поскольку же Шеол равнял и правых и виновных идея воздаяния теряла всякий смысл.

Иов - человек, который ничего не знает о Священной Истории и не хочет слышать о грядущих поколениях. Он вопрошает Бога о себе. Раздавленный горем и лежащий в пыли, на самом деле он стоит во весь рост. Пробил его час, и он хочет осмыслить свою судьбу, не желая быть бездумным рабом или слепым орудием. Ему нужно понять, как может в его жизни проявиться справедливость Божия, если для него все уже кончено.

Оглядывая свое прошлое, Иов уверен, что свято хранил условия "договора". Он исполнял все веления Божии, надеясь на Провидение, и как, по-видимому, жестоко обманулся! Иову было бы легче, если б он знал, что виновен. Но он сознает свою правоту, и это самое ужасное. Он готов погибнуть от руки Божией, лишь бы прекратилась его пытка и разрешилась загадка его участи:

Пусть убьет Он меня - я надеюсь на Него,

только б защитить мне пред лицом Его пути мои! И это было б спасением мне.

Иов 13,15

Каким спасением? Иов не знает. Он требует одного: чтобы Предвечный взвесил на весах правды его жизнь:

Сколько у меня пороков и грехов? Вину мою и грех мой покажи мне!

Иов 13,23

Элифаз пытается спокойно возражать другу. Он уверен, что Бог не может оказаться неправым. Справедливость Его непреложна. Иову надо бы вспомнить, что нечестивцы всегда бывают наказаны, а верные - награждены. Ему нужно уповать, а не возмущаться. И к тому же кто вообще имеет право считать себя незапятнанным перед Небом?

Элифаз рассказывает, как однажды ночью его посетило видение и он услышал таинственный голос, возвещавший, что только один Бог чист и совершенен. Наверняка и Иов может найти у себя какие-то проступки, но, поскольку он не закоренелый грешник, ему следует во всем положиться на Бога. Скорее всего, несчастье Иова - только временное испытание, искус, который он обязан с честью выдержать. Элифаз повторяет слова Притч: Блажен, кого обличит Бог, и наказания Крепкого не отвергай! Терпение несомненно будет вознаграждено, и Иов вновь получит все, чего лишился:

И узнаешь, что дом твой цел... и отпрыски твои, как трава земли.

Созрев до конца, сойдешь ты в гроб, как сноп, что собран во время свое.

Иов 5, 24-26

Эти речи вполне в духе пролога и эпилога книги. Да и фактически по ходу действия Элифаз окажется прав. Автор вовсе не хочет изображать оппонентов своего героя глупцами. Он стремится объективно и благожелательно изложить их точки зрения, хотя сам явно на стороне страдальца. На первый взгляд друзья Иова даже логичнее и рассудительнее, чем он. Но Иов отвергает их доводы и утешения; они кажутся ему плоскими, ходульными, ничего не значащими. "Я слышал такое много раз!" -восклицает он с тоской. Сердце Иова как бы стало сплошной раной: он зажат в тисках нестерпимой муки, перед которой бледнеют все телесные страдания. Ведь он считал, что Бог не мог так поступить с ним. А раз это случилось - то рушится все...

Безмерная скорбь отдаляет Иова от друзей. Он отрезан от них, от всего мира, оторван от Бога, он один, абсолютно, метафизически один - во власти снедающей его боли:

Если бы взвесить скорбь мою и боль положить на весы!

Тяжелее она, чем песок морей, оттого и дики слова мои!

Иов 6,2-3

Но ведь есть же Бог, есть какая-то правда! И во имя их Иов ополчается против всех благочестивых теорий. Все, чего он хочет теперь,это понять происходящее; и он тщетно бьется, пытаясь его уразуметь.

Выслушав друзей, Иов переходит в наступление: если им мало его собственного примера, пусть оглянутся вокруг. Они уверены, что все совершается по воле Провидения. Пусть же оценят жизнь человека беспристрастно. Разве не повита она изначала одним лишь мраком? Доля смертных - жалкое и бесцельное прозябание, которое кончается быстро, как сон:

Не повинность ли несет человек на земле, и не срок ли наемника срок его?

Как раб, что изнывает по тени ночной, и наемник, что ждет платы своей,

Так и я принял месяцы зла, и ночи скорби отсчитаны мне.

Ложась, думаю "Скорей бы встать!" и ворочаюсь от вечера до утра .

Мелькают дни мои, как ткацкий челнок, и без упованья спешат к концу.

Иов 7,1 сл

Случившееся с Иовом - не исключение. Путь большинства людей - сплошная цепь страданий, словно кто-то зло смеется над ними. Иов перечисляет все неправды и насилия, которые творятся в мире, говорит о бездомных, сиротах, обиженных, замученных:

Из города стон людей слышен,

и души убиваемых на помощь зовут,

и этого не прекратит Бог!

Иов 24,12

Элифаз уверяет, будто злые всегда получают возмездие. Но, увы, действительность доказывает обратное. Нечестивцы топчут законы Божий - и при этом благоденствуют! А сколько таких, которые вообще отвернулись от Творца и говорят Ему: "Уйди от нас! Не хотим знать путей Твоих!". И их не сразили небесные громы. Это что значит?