/20/. На это справедливо указывает Дж. Когли: J. Cogley. Religion in a Secular Age, P. 32.

/21/. Наиболее ценным в так называемой "теологии смерти Бога" можно считать протест против подхода к Богу как к "объекту", подобному другим объектам бытия. Однако следует отметить, что эта мысль для христианства вполне традиционна (См. сборник "Orthodoxy and the Death of God". London, 1971), а в новое время она была развита (на более высоком уровне) в творчестве Н. Бердяева.

/22/. Православный епископ Василий (Родзянко) отмечает, что в книге Робинсона практически нет ссылок на святоотеческую литературу, где можно найти достаточно высказываний против антропоморфизма и грубых представлений о Божестве (V. Rodzianko. "Honest to God". Under the Fathers' Judgement. "Orthodoxy and the Death of God". P. 55 ff).

/23/. Брихадараньяка - Упанишада, 3, 9, 26; 4, 4, 22. Ареопагит. Об именах Божиих. 7, 3; Н. Кузанский. Об ученом незнании. 1, 26 (русск. пер. с. 53). Обширный материал по апофатическому богословию собран в книге С. Н. Булгакова "Свет невечерний" (М., 1917. С. 103-146).

/24/. Св. Василий Великий. Творения. Т. IV. С. 41.

/25/. Св. Иоанн Дамаскин. Полн. собр. творений. Т. 1. С. 49.

/26/. С. Радхакришнан. Индийская философия. Т. 1/Пер. с англ. М., 1936. С. 147.

/27/. J. Danielou. Dieu et nous. Paris, 1956. P. 96.

/28/. Об этом подробно говорит о. П. Флоренский в своей книге "Столп и утверждение Истины", глава "Противоречие" (С. 143 сл.).

/29/. Н. Винер. Кибернетика и общество. С. 27. Напомним, что из учения об энтропии Клаузиус и Кельвин выводили даже теорию "тепловой смерти" Вселенной, то есть такого времени, когда исчерпаются возможности энергии переходить из одной формы в другую. Однако, как мы увидим далее, во Вселенной есть и противоположная тенденция. См.: Я. А. Виньковецкий. Геология и общая эволюция природы. Л., 1971. С. 10 сл.

/30/. Я. Беме. Aurora/Пер. с нем. М., 1914. С. 7. Эта мысль Беме была развита Вл. Соловьевым. См.: Собр. соч. 3-е изд. Т. XI. С. 303.

/31/. "В связи с этим становится понятной тенденция У. Джеймса (У. Джеймс. Вселенная с плюралистической точки зрения. М., 1911. С. 172) и Н. Винера (Н. Винер. Творец и робот. М., 1966. С. 28) рассматривать божественное Всемогущество в плане неабсолютном. Эта точка зрения вполне обоснована и оправдана в свете "кенозиса" и тварной свободы.

/32/. Н. Бердяев. Философия свободы. М., 1911. С. 148.

Часть II

ЧЕЛОВЕК ВО ВСЕЛЕННОЙ

Глава пятая

ТВОРЕНИЕ, ЭВОЛЮЦИЯ, ЧЕЛОВЕК

На одном египетском рельефе можно видеть изображение бога Хнума, делающего человека при помощи гончарного круга. И не только египтяне, но и многие другие народы древности представляли себе Творца по образу мастера, который своими руками изготовляет утварь. Это примитивное понятие было не столько результатом наивного представления о природе, сколько следствием грубо чувственного понимания Божества и идеи творения. Согласно другим воззрениям, распространенным в Индии и Греции, возникновение мира было рождением его из недр Божества. Отсюда мифы о Космическом Яйце, из которого вышла Вселенная. В этом случае творческий акт представлялся процессом скорее стихийным, бессознательным, сходным с непроизвольными процессами в теле человека.

Только библейское учение противопоставило язычеству и пантеизму всех оттенков идею творения как акта Божественной Воли, Разума и Любви. Этот акт есть звено, связующее Абсолют со всем тварным. Согласно Писанию, созидательная мощь Слова Божьего, вызвав тварь из небытия, постоянно питает ее и поддерживает ее существование.

Кроме того, Библия рисует космогенез как восхождение по ступеням от низшего к высшему, от неорганического - к человеку: этот процесс совершался опосредствованно. В Книге Бытия Бог не представлен "демиургом", мастером, формирующим изделия своими руками. Он придает творческую силу природным стахиям, "земле" и "воде", и те уже как бы спонтанно производят растительную и животную жизнь /1/.

Даже такой воинствующий противник христианства, как Геккель вынужден был признать, что в Библии "можно видеть великую идею постепенного развития и расчленения первоначально очень простой материи. Поэтому, - говорит он, мы должны восхищаться великим пониманием природы иудейского законодателя" /2/.

Это понимание истоков Вселенной облекалось, естественно, в форму, соответствующую уровню знаний и типу мышления той далекой эпохи, когда писалась Книга Бытия /3/. Однако дело здесь не только в эпохе. Священный автор говорит о тайне, которая в силу своей природы лучше всего может быть выражена символически.

"В начале сотворил Бог небо и землю..." Эти слова Писания не есть констатация научного факта; они возвещают Откровение, говорят о чуде творчества, которое непостижимым образом связует Абсолютное с относительным. Язык первой главы Библии - это язык Мифа в высочайшем и священном значении этого слова. Картина, образ, символ, которые там заменяют абстракцию, есть способ выражения, необходимый для веры и присущий языку всех религий.

Интуитивные прозрения, облеченные в миф, нередко опережают и развитие науки на много веков; для того чтобы понять ценность этих прозрений, мы должны брать не их преходящую оболочку, но самую суть, сердцевину.

Библейское повествование по своей форме подчиняется законам симметрии, свойственным ближневосточной поэзии /4/. Уже одно это показывает, что Писание не претендует на научное изображение конкретного хода миротворения. Если же мы обратимся к ядру библейской геогонии и биогонии, то найдем тезис о творении при посредстве стихийных сил, творении, имеющем этапы возрастания. Слово "бара" - "сотворил" - библейский мудрец употребляет, только когда говорит о создании Вселенной, Жизни и Человека /5/. Иными словами, космогенез имел три особых момента, определяемых творческим Словом.

x x x

Долгое время поэтический язык Книги Бытия понимали буквально - как точное описание всех процессов миротворения. Хотя Отцы Церкви (св. Василий Великий, Августин и др.) боролись против этого буквализма, он надолго восторжествовал. Только с эпохи Фомы Аквината, когда началась необходимая дифференциация научной и религиозной сфер, открылся путь к различению в Библии формы и содержания /6/. На таком различии настаивал в XVII веке великий астроном Иоганн Кеплер. "Это достойное порицания злоупотребление Библией, - писал он, - когда в ней ищут ответов на вопросы естествознания" /7/. Однако изживание старой ошибки потребовало еще немало времени. Когда стала распространяться идея эволюции, одни с упорством отстаивали буквальность "шести дней творения", а другие находили повод насмехаться над библейским учением.

А между тем именно в Библии, в отличие от греческих, вавилонских, индийских писаний, мы впервые находим понятие о мире как об Истории, Становлении и Процессе. Мифы и философские системы древности по существу стояли вне прошлого и будущего; для них Вселенная вместе с богами, людьми и низшими существами пребывала в бесконечности круговоротов и циклов. Библейским же пророкам первым открылась внутренняя устремленность мира к совершенству.

Казалось бы, идея развития Вселенной и жизни могла гармонически сочетаться с этим учением Библии. Но в средние века был слишком велик авторитет античной науки, которой трансформизм был чужд. От ее гипноза долго не могли освободиться философы и богословы. Это тем более понятно, что ученые от Аристотеля до Линнея и Кювье считали постоянство видов бесспорным фактом; а теории эволюции, которые предлагали Гете, Бюффон, Сент-Илер, Эразм Дарвин, Ламарк, Лайель, Спенсер, долго не встречали поддержки в научном мире /8/.

Успех эволюционизма следует приписать не столько книге Дарвина, сколько интеллектуальному климату Европы середины XIX века. Теория Дарвина отвечала общей тенденции искать естественное объяснение происхождению мира и человека. Многие уже в силу одного этого принимали дарвинизм на веру и с ожесточением обрушивались на библейские "дни творения". Дарвинизм стал жупелом, которым пугали благочестивых людей. Основатель эмбриологии Карл Бэр вполне справедливо называл эти нападки на древнюю форму библейского учения "комическим анахронизмом".