– Ну, вот видите, а я уж и пожаловала, – улыбаясь, сказала Марья Ивановна. – Прямо из Фатьянки… Еду в Рязань к братьям Луповицким, а вы от прямой-то дороги всего верстах в двенадцати.

– И того не будет, матушка, десятка не наберется, – заметил Марко Данилыч.

– Как же было не заехать-то? – сказала Марья Ивановна. – Я так люблю вашу Дунюшку, что никак не могла утерпеть, чтобы с ней не повидаться… А погостивши у братьев, может быть, и совсем в Фатьянку на житье перееду. Я там и домик уж себе построила, и душ двадцать пять крестьян туда перевела.

– Наслышаны, матушка, и об этом наслышаны, – молвил Марко Данилыч. – У Святого ключа, слышь, построились?

– Возле самого Святого ключа, – сказала Марья Ивановна. – Очень понравилось мне тамошнее место, тихое такое, уединенное.

– Местечко хорошее, – подтвердил Смолокуров. – Доводилось мне раза два там побывать. Только не знаю, каково будет там весной во время водополи. Место-то низенько, всю долину сплошь водой заливает.

– Я ведь немножко повыше построилась, а впрочем, ежели б и стала вода одолевать – канав нарою, спущу ее, – ответила Марья Ивановна.

– В большую копейку это вам въедет, – сказал Марко Данилыч. – Канавы-то надо ведь на две версты вести, коли еще не больше, а они каждую весну будут илеть, каждое лето надо будет их расчищать. Дорогонько обойдется.

– Деньги, Марко Данилыч, дело наживное, – с улыбкой молвила Марья Ивановна. – Не жалеть, ежели они на пользу идут.

– Оно конечно, – сказал Смолокуров. – А все-таки, по моему рассужденью, не в пример бы лучше было на угоре построиться.

– Место-то очень уж мне понравилось, – не совсем охотно проговорила Марья Ивановна.

– Место точно что красота, на редкость, можно даже сказать, – молвил Марко Данилыч. – Да расходов-то лишних много с тем местом будет.

Не ответила Марья Ивановна.

Напившись чаю, пошла она в отведенную ей комнату. Дуня за ней. Заперла она дверь на крючок и стремительно бросилась к гостье.

– Родная, святая душа!.. Как благодарить? Как рассказать, что теперь у меня на душе?.. Свет увидала я… – так в порывистых рыданьях говорила восторженная Дуня.

– Встань, дитя мое, встань, возлюбленная моя горлица! – тихо, с какой-то важностью в голосе, с какой-то торжественностью сказала Марья Ивановна. – Сядем поговорим.

Сели на диван. Обняв шею Дуни и с нежностью гладя ее по волосам, Марья Ивановна молвила ей полушепотом:

– Так ты уж и «Правила жизни» читаешь? Это хорошо… Все ли, однако, ты понимаешь?..

– Кажется, немножко понимаю, а впрочем, там много, что мне не по уму, – с простодушной, детской откровенностью и милой простотой отвечала Дуня, восторженно глядя на Марью Ивановну и горячо целуя ее руку. – И в других книжках тоже не всякое слово могу понимать… Неученая ведь я!.. А уж как рада я вам, Марья Ивановна!.. Вы ученая, умная – теперь вы мне все растолкуете.

– Какие еще ты книги читала, голубок ты мой беленький? – с нежной лаской спросила Марья Ивановна.

Дуня назвала несколько мистических книг.

– Откуда тебе Бог послал таких хороших книг? – с легким удивлением спросила Марья Ивановна.

– Тятенька на ярманке в прошлом году купил, – ответила Дуня.

– Эти книги теперь очень редки, – заметила Марья Ивановна. – Иные можно купить разве на вес золота, а пожалуй, и дороже. А иных и совсем нельзя отыскать. Сам Бог их послал тебе… Вижу перст Божий… Святый дух своею благостью, видимо, ведет тебя на путь истинного знания, к дверям истинной веры… Блюди же светильник, как мудрая дева, не угашай его в ожидании небесного жениха.

Замолчала Марья Ивановна… Дуня тоже ни словечка…

– Полон короб старых книг купил мне тогда тятенька, – после недолгого молчанья сказала Дуня. – Много было комедий и романов; те я сожгла.

– Покажи-ка мне свои книги, – сказала Марья Ивановна.

Целый ворох принесла Дуня. Марья Ивановна, севши к столу, стала пересматривать.

– Хорошие книги, хорошие, – говорила она, внимательно перебирая одну за другой. – Какие же ты из них прочитала?

– Все, – ответила Дуня, – все до одной.

– И все поняла? – спросила Марья Ивановна.

– Нет, не все, – немножко смутясь, ответила Дуня. – По вашим словам, я каждую книгу по многу раз перечитывала и до тех пор читала одну и ту же, пока не казалось мне, что я немножко начинаю понимать. А все-таки не знаю, правильно ли понимаю. Опять же в иных книжках есть иностранные слова, а я ведь неученая, не знаю, что они значат.

– Эти книги нельзя читать как попало. Надо знать, какую после какой читать, – сказала Марья Ивановна. – Иначе все в голове может перепутаться. Ну да я тебе растолкую, чего не понимаешь… Нарочно для того подольше у вас погощу.

– Голубушка!.. Марья Ивановна!.. – радостно вскрикнула Дуня. – Погостите подольше!.. Вы мне свет и радость! При вас я ровно из забытья вышла, ровно из мертвых встала… А без вас и день в тоске, и ночь в тоске – не глядела бы на вольный свет…

С восторгом и радостными слезами, сама себя не помня, горячо целовала Дуня руки у Марьи Ивановны.

Вечером того же дня Марко Данилыч при Дуне и при Дарье Сергевне говорил своей гостье:

– Осчастливили вы нас, матушка Марья Ивановна, своим драгоценным посещением. И подумать вы, сударыня, не можете, какую радость нам доставили!.. Такой праздник сделали, что и сказать не умею… Дунюшка-то моя, Дунюшка-то!.. Посмотрите-ка вы на нее, на мою голубушку!.. Ведь совсем другая стала при вас… Прежде от нее и голосу было не слыхать; и сама-то она ровно ничего не слышала, ровно ничего не видела, что вкруг нее делается…. А вы точно осияли ее: и тоску ее, и печаль как рукой сняли. Очень уж она полюбила вас… Как хотите, Марья Ивановна, гневайтесь, не гневайтесь, а уж я буду униженно и слезно просить вас, в ножки стану кланяться и не встану, покамест не получу вашего согласия. Погостите у нас подольше, порадуйте Дунюшку, авось при вас совсем спадет с нее тоска незнаемая… И Бог знает, с чего она напала на нее.

– Рада у вас погостить, Марко Данилыч, благодарна за доброе приглашение, – сказала Марья Ивановна. – Братья не воротились еще из воронежских деревень, очень-то торопиться пока мне еще нечего. Недельки две могу погостить.

– Ах, Марья Ивановна!.. Зачем же так мало? – вскликнула Дуня, сердечно ласкаясь к ней. – Много ли это две недели? Вы бы месяца три погостили, а то и побольше…

– Нельзя, мой друг, – улыбаясь и целуя Дуню, сказала Марья Ивановна. – Ведь у меня тоже дела, хозяйство… Особенно теперь, как Фатьянку купила. Везде нужен свой глаз. Кому ни поручи, все не так выйдет. Так ли, Марко Данилыч?

– Истинная правда, сударыня, – отозвался он. – Хозяйский глаз дороже всего… Чужой человек железным обручем свяжет и то лопается, а хозяин-от лычком подвяжет, так впрок пойдет.

Печально посмотрела Дуня на Марью Ивановну. Отцовский глаз уловил ее взгляд. Он сказал:

– А ведь у вас на новоселье-то, поди, не все еще в полном порядке?

– Какой еще порядок! – отвечала Марья Ивановна. – В полный порядок разве через год приведу. Еще много хлопот впереди…

– Еще, поди, и горницы-то не прибраны как надо, – продолжал расспросы Марко Данилыч. – Не спокойно, думаю, вам?

– Конечно, еще не все устроено, – сказала Марья Ивановна. – Какой еще покой! И печи не все сложены, и двери не все навешены, надо оштукатурить, обоями оклеить, полы выкрасить, мебель перевезти из Талызина. Много еще, много хлопот. Ну, да Бог милостив. Полегоньку да потихоньку, с Божьей помощью, как-нибудь устроюсь по времени.

– Так уж я стану просить вас, милостивая наша барышня, чтобы сделали вы нам великое одолжение и милость несказанную, и мне и Дунюшке, – говорил Смолокуров.

– О чем же это, Марко Данилыч? – спросила Марья Ивановна.

– Будьте милостивы, обещайте наперед, что нашу просьбу беспременно исполните… – вставши с места и низко кланяясь, сказал Марко Данилыч.

– Душой рада сделать что могу, но как же можно, не зная ничего, наперед обещать исполнить ваше желанье. Может быть, оно и не по силам мне будет? – говорила Марья Ивановна.