И хотя именно она должна была исполнять епитимию, именно Стерлинг упал на колени к ее ногам. Лаура откинула голову, поскольку обжигающий жар его рта накрыл ее сосок через шелк ночной рубашки. Он стал сосать этот чувствительный бутон, а затем нежно подул на прилипающий шелк. Когда он перенес свое изысканное внимание на другую грудь, в теле Лауры запульсировало удовольствие, похожее на прикосновение к нервам бархатистой жидкости, и у нее подогнулись колени. Но Стерлинг был рядом, он поймал ее, не дал упасть. Обхватил ее мягкие ягодицы своими сильными руками. Опустил голову, на этот раз прижимаясь губами к темному треугольнику под шелковой тканью, что казалось шокирующим и привлекательным настолько, что невозможно было сопротивляться. Его язык сквозь влажную ткань пробовал на вкус ее тело, и она закричала, называя его по имени и сама едва узнавая собственный голос.

Когда Стерлинг поднял ее на руки и понес к кровати, Лаура схватилась за его плечи. Она думала, что он положит ее на постель, но он сунул руки ей под рубашку и подтащил за бедра к самому краю кровати. Он медленно задрал шелковую ткань, оставляя Лауру совершенно обнаженной и беззащитной. Но вместо смущения или испуга, Лаура только приободрилась. Он был ее мужем, и не было ничего запретного или греховного в том, что он хотел сделать с ней. Или в том, что хотела сделать она с ним.

Он был похож не на дьявола, а на языческого бога, стоящего между ее ног при свете камина, его поблескивающие глаза подернулись поволокой желания. А она сама слишком жаждала предложить себя в жертвы на алтарь его удовольствия. Но когда он снова упал на колени и прижался губами к тонким завиткам внизу ее живота, она поняла, теперь уже видя все в истинном свете и содрогнувшись от внезапной волны удовольствия, что сама является алтарем, и это ее удовольствия он хотел. И знал, где его найти.

Лаура выгнулась дугой на постели, когда обжигающее пламя его языка стало лизать ее все выше и выше. Может, он и был дьяволом, но его искусные губы давали ей ощутить вкус самих небес. Она извивалась, постанывала и тянула его за волосы, пока особенно дьявольский толчок его языка не заставил ее оказаться в настоящем раю. Стерлинг не попытался приглушить ее крик, напротив, он вызывал его снова и снова, просунув свои длинные, аристократические пальцы глубоко в ее тело.

Когда он поднялся на ноги, Лаура могла только смотреть на него снизу вверх. Потрясенная, ослабевшая и пресыщенная, и с до сих пор частым от желания дыханием. Она удивила и себя и его, первой начав расстегивать пуговицы на его брюках. Его напряженное мужское достоинство рывком вышло на свободу из кущи завитков цвета меда, снова изумив ее.

— Я знаю, что в моей комнате вчера было темно, но ведь ты не можешь предполагать?.. — Она покачала головой и недоверчиво моргнула. — У меня, конечно же, не могло быть… я не могла этого делать…

— Вы совершенно точно делали. И весьма умело, могу добавить. — Он судорожно втянул сквозь зубы воздух, когда ее пальцы прошлись по всей длине. — Но если вы не верите мне, думаю, есть только один способ вам это доказать.

И подкрепив свои слова действием, он обхватил руками ее ягодицы и приподнял так, чтобы они вдвоем могли видеть, как каждый дюйм его мужского естества погружается в нее. У Лауры перехватило дыхание, когда он заполнил ее до краев, сладкое томление прошлой ночи сделало ее очень чувствительной к каждому его движению. Она даже чувствовала, как ее сердце стало биться в такт с первобытной пульсацией в том месте, где соединялись их тела. Благопристойность требовала, чтобы она закрыла глаза, но она не могла отвести взгляда от его прекрасного лица, сейчас напряженного от желания и посеребренного блестящими капельками пота.

Его сильное тело подрагивало от напряжения, но он продолжал сдерживаться, пристально глядя ей в глаза.

— Кто я?

— Мой муж, — беспомощно прошептала она, поднимая руку, чтобы нежно коснуться его груди.

Он полностью вышел из нее, но сразу вернулся, войдя так глубоко, что она поняла — он всегда будет частью ее самой.

— Кто я, Лаура? Кому ты отдаешь всю себя? Кто берет тебя? — Яростная настойчивость отражалась на его лице, как будто все его настоящее и будущее зависело от ее ответа.

— Стерлинг, — проговорила она сквозь рыдания, впервые с начала их знакомства называя его по имени. Она отвернулась, из ее глаз потекли слезы. — О, Стерлинг…

Ее ногти впились в атласное покрывало, когда он стал двигаться в ней сильными и глубокими, безумными и нежными толчками, подводя ее к состоянию, где только он мог взять ее. Когда она достигла его, они оба уже наполовину обезумели от удовольствия. Когда Лауру накрыл пульсирующий поток экстаза, сметающий все на своем пути, Стерлинг замер, с хриплым криком откинул голову и влил свой нектар в священный сосуд ее матки.

Стерлинг лежал на боку, подперев рукой голову, смотрел на спящую жену и думал о том, как женщина может выглядеть одновременно такой невинной и такой игриво-соблазняющей. Она лежала на животе, поверх скомканных простыней, ее щека прижималась к подушке, а руки с полусогнутыми пальцами были закинуты за голову. Он накрыл ее покрывалом, защищая от холода, но гладкий атлас соскользнул, обнажая изящный изгиб спины и мягкую выпуклость кремово-белых ягодиц.

Он не мог винить ее за то, что она сдалась под натиском усталости. За последние две ночи она спала очень мало. Он был тому свидетелем.

Стерлинг покачал головой, не переставая удивляться, что она оказалась настолько смелой, что пошла на его поиски. Она могла быть изобретательной лгуньей во всем остальном, но в постели была совершенно бесхитростна. И в отличие от многих, более искушенных женщин, с которыми он водил знакомства, она не делала тайны из того, что ее страсть существует только для него.

Каким бы невыносимым он ни был.

Стерлинг скатился с кровати и натянул брюки. Он плеснул себе щедрую порцию бренди, но даже его обжигающий вкус не смог изгнать из его рта вкус Лауры.

С самого первого дня, когда он ступил на порог этого дома больше двадцати лет назад, Стерлинг Харлоу точно знал, кто он такой и чего от него ждут. Пока Лаура Фарли не пришла со своей кучей лжи и полуправды и не разрушила иллюзии, которые у него когда-либо были о самом себе. И сейчас он казался себе чужим даже больше, чем когда жил в Арден Менор и ничего о себе не помнил.

Впервые узнав о вероломстве Лауры, он думал, что может просто снова стать тем, кем он был до того, как она растопила ледяную стену вокруг его сердца. Но тот мужчина никогда бы не оказался таким дураком, чтобы позволить ей вернуться в его объятия. Или постель.

И он не стал бы вынуждать ее оставаться рядом с ним, просто потому, что не сможет вынести ее ухода. Вероятно, Диана была права. Вероятно, его предложение было вызвано не выгодой, а неким извращенным желанием отомстить. Но и оно не объясняло томительную нежность его прикосновений, когда он склонялся над постелью, чтобы убрать со щеки Лауры выбившуюся прядку.

Стерлинг ничего так не хотел, как просунуть руку под покрывало и снова ласкать ее до восхитительных стонов. Но вместо этого он поднял ее на руки вместе с покрывалом и понес к двери.

— М-м-м, — пробормотала Лаура, доверчиво обхватывая его за шею и даже не открывая глаз. — Куда ты меня несешь?

— В постель, — прошептал Стерлинг, прижимаясь губами к ее мягким волосам, пахнущим лавандой.

И поскольку Лаура, очевидно, не смогла найти аргументов против этого, она просто устроилась поуютнее у него на руках и прижалась щекой к его груди.

Лаура проснулась точно так же, как и предыдущим утром — одна, в своей собственной кровати и без единой нитки на теле.

Она села, прижав к груди простыню и задаваясь вопросом, не сходит ли она с ума. Встав на коленки, она высунула голову из-под полога. Несмотря на то, что кое-каким солнечным лучам удалось прорваться сквозь неприступную величественность огромных окон спальни, она выглядела лишь немногим уютнее, чем во время вчерашней непогоды.