Мы уже давно практиковали подобные упражнения круга воина и стали настолько осторожны, что было непросто застать друг друга врасплох. Я знал, что Учитель хочет, чтобы я неожиданным ударом погрузил Славика в бессознательное состояние, и прикидывал, удастся ли мне это сделать.
Треск веток, ломающихся под ногами моего напарника, усилился, и среди переплетения сучьев появилось белесое пятно, приближающееся к нам.
Славик был одет в старое, уже ставшее желто-серым кимоно, но в сумраке леса оно казалось белым одеянием призрака. Наконец мои глаза смогли различить очертания его литой атлетической фигуры, и волна радости от встречи с другом поднялась в моей душе. Я лихорадочно соображал, как подстроить напарнику очередную каверзу, так чтобы он не разгадал моих намерений.
Судьба благоприятствовала мне. Славик был так счастлив, что ухитрился сбежать с работы в лес на тренировку, он с таким жаром объяснял это нам, что он ослабил внутренний контроль. Учитель подыгрывал мне, как, впрочем, в аналогичных ситуациях он подыгрывал и Славику, готовя нападение на меня, и мы вовлекли моего напарника в оживленную беседу.
– Я положу тебе каши, – сказал я и, взяв в одну руку миску, а в другую ложку, самым естественным движением потянулся к завернутому в газеты котелку с еще теплой кашей, стоящему за спиной моего друга.
Я внутренне почувствовал, что Славик подсознательно отметил мое движение, отозвавшись на него чуть заметным напряжением мышц, но позвякивание ложки о миску и запах каши, поднимающийся из котелка, расслабили его. Учитель о чем-то спросил Славика, и я, выбрав момент, когда тот отвлекся, собираясь ответить на вопрос, мягко уронил ложку в гущу каши, так, чтобы она, не звякнув о борта, вонзилась в нее, как нож, и осталась стоять. Аккуратно держа на весу наполненную миску, чтобы ценный продукт не вывалился на землю, я нанес короткий резкий удар ребром ладони сбоку по точке фэн-чи на шее моего партнера. Если подобный удар в расположенную рядом точку фэн-фу нередко приводит к смертельному исходу, удар в фэн-чи не опасен для жизни. Он отключает человека, как выключатель электрическую лампочку.
Голова Славика рефлекторным движением дернулась вперед и вниз в направлении, противоположном направлению удара, и его тело стало мягко заваливаться набок.
Оттащив от костра тело моего напарника, я приготовился наблюдать технику оживления звуком в исполнении Учителя.
Ли сел, поджав под себя ноги, с правой стороны от Славика на расстоянии вытянутой руки от его солнечного сплетения, слегка развернув туловище в направлении лица моего напарника таким образом, чтобы звук, вырывающийся из его горла, прямиком ударил по уху, в районе которого был нанесен удар.
– Обрати внимание на некоторые нюансы, – негромким голосом сказал Учитель. – Зона, на которую ты будешь воздействовать при помощи звука, выбирается в зависимости от того, в какую область был нанесен отключающий удар. Если была поражена область сердца, тебе нужно сесть на расстоянии вытянутой руки от этой зоны и воздействовать звуком именно на нее. При ударах в голову звук надо направлять в первую очередь в область уха со стороны полученного удара, за исключением тех случаев, когда удар пришелся непосредственно в ухо.
При поражении ушей следует располагаться ближе к пострадавшему – сидя у его изголовья на расстоянии ладони или двух от его головы и наклоняясь к самой переносице. Крик должен быть направлен в точку между бровями. Начнем с обычного крика «пай».
Два раза глубоко вдохнув и выдохнув, Учитель издал два коротких крика:
– Пай, пай!
Веки Славика задрожали, и Ли выдал новый пронзительный и продолжительный, зовущий звук:
– Пай-а-а-а-ай!
Мой напарник открыл глаза, и я поразился их выражению. Его взор был неосмысленным и чистым, как взгляд новорожденного младенца. Такой взгляд свойствен людям, приходящим в себя после глубокого обморока, когда они, еще не понимая, кто они и где находятся, ощупывают глазами окружающий мир, упорядочивая информацию, поступающую в их мозг.
Подобный прием, называемый «взгляд младенца», используется в некоторых медитативных практиках Спокойных. В подобных медитациях ученик осваивает «девственный взгляд» на мир, не замутненный наложением на этот мир сформированной в процессе существования модели мира. В этот краткий момент мир воспринимается таким, какой он есть, и лишь затем неизбежно подключается работа мозга.
Глаза Славика приняли осмысленное выражение. Он окончательно пришел в себя.
– Опять упражнения, – разочарованно и протяжно произнес он.
В его голосе прозвучала столь откровенная почти детская обида, и это было так забавно, что мы дружно расхохотались.
Славик сел. Я, в качестве утешительного приза, протянул ему миску с кашей, и Учитель начал подробно объяснять моему напарнику реанимационные техники, которые он недавно показывал мне.
Мы поотрабатывали технику крика, Славик проделал надлежащие манипуляции на бревнышке – нашем учебном пособии, а затем вновь настал мой черед стать подопытным кроликом.
Я развернулся спиной к Учителю и встал на колени, чтобы смягчить падение на землю. Хотя после нанесения отключающего удара тело падает мягко и расслабленно, лишний раз плюхаться на землю с высоты своего роста мне почему-то не хотелось.
Ли выполнил удушающий прием, и прежде, чем я потерял сознание, передо мной, как прожитая жизнь перед внутренним взором приговоренного к казни, промелькнуло воспоминание.
Мы с Лин отдыхали во времянке после упражнений. Голова моей возлюбленной лежала у меня на плече, и я, в наступившем продолжительном молчании, наслаждался ощущением ее присутствия, тяжестью ее тела, шелком ее волос на моей щеке.
– Знаешь, – неожиданно встрепенулся я. – Один знакомый недавно рассказал мне, что некоторые японцы во время полового акта затягивают на шее удавку и вроде бы от этого они испытывают какое-то небывалое сексуальное наслаждение. Мне это показалось немного странным. Трудно поверить, что, когда тебя душат, ты можешь сосредоточиться на сексе. Говорят, что бывают даже смертельные случаи удушения во время полового акта.
– Если все делать правильно, смертельные случаи исключены, – заметила Лин. – Ласкающее прикосновение вечности – это великое искусство, которое известно немногим.
– Ты говоришь об удушении? – удивился я. – Ты что, тоже проделывала подобные штучки?
– Подобные штучки? – передразнила меня кореянка. – Ты говоришь так, как будто бы речь шла об извращении. Можно подумать, что Учитель никогда не выполнял на тебе удушающие приемы.
– Но это же боевая техника. Это совсем другое дело, – возразил я.
– Дело в том, как и для чего ты применяешь удушающие техники, – сказала Лин. – Возьми, например, состояние внутреннего облака.
– Причем тут внутреннее облако? – удивился я. – Это особое медитативное состояние, связанное с внутренней улыбкой и формированием особых мыслеобразов циркуляции энергии по кругам фигуры восьми триграмм. Какое отношение внутреннее облако имеет к удушению?
– Самое прямое, – сказала кореянка. – Истинное наиболее глубокое состояние внутреннего облака постигается лишь после упражнений с удушением.
Я почувствовал, как во мне пробуждается интерес.
– Я не знал этого, – сказал я. – Учитель никогда об этом не упоминал. Ты можешь показать мне, как это делается?
Лин игриво потянулась.
– Даже не знаю, что тебе сказать, – задумчиво протянула она. – Я не уверена, готов ли ты к подобному откровению.
Кореянка явно поддразнивала меня.
Я опрокинул ее на спину и наклонился над ней, лаская ее лобок и груди.
– Надеюсь, я смогу тебя убедить, – тоном профессионального соблазнителя сказал я.
– Ладно, – улыбнулась Лин. – Но помни, ты сам напросился.
– Я готов принять на себя эту ответственность, – торжественно заявил я.
– Войди в состояние внутреннего облака, – предложила Лин.
Кореянка зажгла свечу и поставила ее на пол в углу времянки. Затем она достала блюдечко с несколькими конусами благовоний и тоже подожгла их. Лин накинула короткое черное шелковое кимоно, которое делало ее еще более соблазнительной и желанной. Мне казалось, что моя возлюбленная обладает самым совершенным женским телом на земле, но, как ни странно, ее кимоно возбуждало меня даже сильнее, чем обнаженное тело. Возможно, это было связано с тем, что фантазия всегда прекраснее действительности, или меня просто манило то, что скрыто от глаз, но, когда Лин двигалась и точеные округлости ее тела натягивали черный шелк, обрисовываясь под ним, как сюрреалистические творения гениального художника, мне казалось, что я всем своим существом откликаюсь на безмолвный призыв ее плоти.