Танки наступают в болотах

Эшелоны 2-й танковой армии по железным дорогам двинулись из Румынии на север, под Ковель, на 1-й Белорусский фронт. В первых числах июля 107-я танковая бригада ночью выгрузилась на станции Маневичи, рассредоточилась в большом лесу. Горизонт на востоке был озарен пламенем далекого пожара. Как нам рассказали железнодорожники, это фашистская авиация ожесточенно бомбила город Сарны.

Должен отметить, что вплоть до начала наступления к Висле в расположение нашей и, насколько мне было известно, соседних танковых и мотострелковых бригад не упала ни одна вражеская бомба. Видимо, гитлеровское командование не знало о переброске танковых частей в район Маневичей.

В лесу стояла до нас кавалерийская дивизия. Мы нашли обжитые уже места — добротные, хорошо замаскированные землянки, различные подсобные помещения. Быстро обжились, приступили к занятиям. На первом же из них командир роты капитан Карпенко сказал так:

— Привыкли мы с вами к высоким, открытым местам, где лес только островками. Здесь, в Полесье, сами видите, чащобы на сто верст, болото на болоте, дороги считанные. Местность не для танков, а воевать нужно. Будем учиться. Времени у нас в обрез, так что засучивайте рукава, товарищи механики-водители…

Сам он первым «засучил рукава», первым сел в танк. Алексей Иванович Карпенко внутренним своим складом очень напоминал первого моего комиссара — Лемицкого. Так же прост, доступен, умен и требователен — и к себе, и к подчиненным. Кстати говоря, именно Карпенко завел со мною разговор о вступлении в партию и дал мне партийную рекомендацию.

Как я уже говорил, танки мы сдали еще в Румынии, На всю бригаду осталась только одна тридцатьчетверка, находившаяся в распоряжении ремонтников. В свое время с нее сняли башню и переоборудовали под тягач. Ее хозяином был старший механик-регулировщик бригады старшина Иван Сорокин — рослый, плечистый, большой умница и мастер на все руки. К этому времени он имел уже несколько правительственных наград, в том числе орден Красного Знамени.

Сорокин раздобыл где-то две трофейные авиационные пушки, смонтировал их на башенном кругу тягача, приспособил для стрельбы по воздушным целям. Уже в ходе наступления к Висле он сбил из этих спаренных пушек фашистский бомбардировщик, за что был награжден орденом Отечественной войны.

На тягаче Сорокина мы приступили к первым тренировкам в вождении танка по лесам и болотам. Перед каждым экипажем командование поставило, в частности, и такую задачу: научиться вытаскивать засевший в болоте танк своими силами, не надеясь на помощь других машин. Главным подспорьем в этой трудной работе были толстые дубовые бревна. В походе они крепились на бортовой броне. Когда машина завязнет в тонком месте, экипаж специальными «пауками» крепит бревно к обеим гусеницам поперек танка. Механик-водитель включает мотор, гусеницы ползут, затаскивая бревно под днище машины, создавая ей таким образом дополнительную площадь опоры. Затем крепится второе бревно и тоже уходит под днище. Танк как бы перекатывается по болоту на бревнах-катках. Простой этот способ оказался весьма эффективным, и мы пользовались им до конца войны.

В бою на лесисто-болотистой местности механику-водителю часто приходится валить танком деревья. Тут тоже есть свои тонкости. Бить дерево надо только лобовой броней и ни в коем случае нельзя гусеницей. Иначе сломаешь «ленивец», который служит для гусеницы направляющим. Сваливая толстые деревья на большой скорости, механик-водитель в момент удара должен выключить главный фрикцион. Если не успеет, может полететь коробка передач, ее шестерни, вал и прочее. При ударе толстое дерево, как правило, разламывается на три части, причем верхушка падает в сторону удара, на танк. Поэтому люки надо держать закрытыми.

Особенности вождения танка по лесисто-болотистой местности мы продолжали осваивать на новых тридцатьчетверках, прибывавших из тыла. Эшелоны с танками подавались на станцию Маневичи по ночам. Машины принимали и отводили в расположение бригады самые опытные механики-водители — Николай Ярославцев, Михаил Вислобоков, Алексей Антясов, я и некоторые другие товарищи.

Первое же знакомство с модернизированной машиной Т-34 принесло нам большое удовлетворение. Раньше у танка было четыре скорости, теперь — пять. Более удачно смонтирована коробка передач, переключение скоростей не требует больших физических усилий, что, естественно, облегчает управление и маневрирование машиной. Вместо 76-мм пушки установлена значительно более мощная 85-мм пушка. Усилена башенная и лобовая броня. Улучшена форма башни, она стала более обтекаемой. Для улучшения наблюдения за полем боя башня была оборудована командирской башенкой. Машина стала на 12–13 тонн тяжелей, но зато теперь ее броня и вооружение позволяют экипажу вести успешную борьбу с тяжелыми танками и самоходными установками противника. В новой тридцатьчетверке экипаж состоял уже из пяти человек. Если раньше командир машины исполнял одновременно обязанности стреляющего (наводчика орудия), то теперь, по новому штату, у нас прибавился стреляющий.

Получив машину, мы тут же сменили заводскую смазку, промыли фильтры грубой и тонкой очистки топлива, чтобы удалить металлическую пыль, которая всегда образуется при обкатке мотора на заводе. Да и вообще говоря, чтобы перейти на «ты» с новой машиной, механику-водителю приходится изрядно поработать. По собственному опыту знаю, что машина становится послушной, если ты думаешь и заботишься о ней как о живом организме. Кажется, я всю ее осмотрел досконально, а двинулись в поход — обнаружил две мелкие неисправности. Техник-лейтенант Орешкин тогда пошутил:

— Третьей не миновать. Зато уж потом машине износа не будет, до Берлина с ней дойдешь.

На самую малость ошибся Орешкин: моя тридцатьчетверка без отказа через все бои и походы прошла от Ковеля до Одера, где была подбита орудийным огнем.

18 июля войска 1-го Белорусского фронта, начавшие Люблинско-Брестскую наступательную операцию, прорвали оборону противника западнее Ковеля и вскоре вышли к реке Западный Буг, форсировали ее, создав плацдармы на левом берегу. Мы до самой реки двигались за боевыми порядками пехоты. Наш танк шел в батальоне головным. Уже на подходе к Западному Бугу едва не попали в аварию.

Ночь была очень темная, шли, разумеется, без огней, по хорошему шоссе, скорость километров 40 в час. На такой скорости противотанковая мина тебе не страшна. Как правило, она взрывается уже позади танка, когда он ее проскочит.

Идем, значит, с ветерком, тьма кромешная, шоссейная дорога чуть светлее окружающего ландшафта. И вдруг дорога словно оборвалась, впереди темный провал. Жму на рычаги, машина резко тормозит. В наступившей тишине слышу журчание воды, чувствую запах речной сырости. Заряжающий Воробьев за моей спиной ругается — от резкого торможения он набил себе шишку на лбу.

— Что случилось? — спрашивает лейтенант Погорелов.

Вылезаю по пояс из открытого люка. Танк буквально навис над чернеющим внизу обрывом. В темноте едва видны остатки взорванного деревянного моста. Включил я стоп-сигнал, сдал машину назад. Отираю со лба холодный пот, докладываю лейтенанту. Сзади подходят еще машины. Товарищи собрались у моего танка, подшучивают: ты, мол, везучий, чего, дескать, тормозил — прыгал бы сразу на ту сторону речки. А мне совсем не до шуток. Обрыв метров десять глубиной. Не притормози я вовремя — не только наш танк, но и другие, шедшие следом, могли оказаться там, на дне.

Командир батальона капитан Кульбякин послал разведчиков искать объезд. Нашли место, где берега пологие, переправились. Речка-то пустяковая, воробью по колено. Ну а я себе зарубку на будущее сделал: надо быть еще более внимательным.

К рассвету батальон вышел к Западному Бугу, переправился по понтонному мосту. Саперы навели его так ловко, что противнику трудно было обнаружить мост. Он весь под водой и обозначен только двумя рядами штырьков-поплавков. Когда ведешь танк по такому мосту, вода доходит чуть не до люка механика-водителя.