Ты уже знаешь, в какой я был беде и как меня принц Антон выручил. И полюбил я моего принца, да и жалко мне его было: уж очень в большом пренебрежении его у нас держали. Принцу просто в три погибели приходилось складываться, а то — чуть нос поднимет — сейчас его либо невеста, нынешняя правительница, либо покойная государыня Анна Ивановна, либо герцог Бирон щелкнут. Скучно жилось принцу, ну, а кровь молодая, горячая бурлит, своего требует…

Не в одном приключении я помогал ему! Бывало, все спят, во дворце тишина, а мы с ним в карете куда-нибудь закатимся. Только гулящие немки да француженки мало ему по душе приходились: принц — человек с мечтанием в душе!

И случилось однажды так, что встретил принц Антон Ольгу Пашенную. И так она ему по душе пришлась, что принц и днем, и ночью бредил ею. Обещал меня озолотить, ежели я предоставлю ее. В другое время, хотя бы теперь, мне это было бы все равно, что плюнуть, а тогда между принцем и герцогом Бироном поднялась большая вражда, а потому приходилось дело делать осторожно, из-за угла. Пробовали мы Оленьку вечером подстеречь — никуда девушка не ходит по темноте! Два раза совсем настигали ее в глухом переулочке днем, да народ не ко времени подбегал. Тогда я решил завербовать жениха. Если жених к нам в компанию пойдет, тогда быть Оленьке у принца! Да не тут-то было!

Я Столбина не раз видел и все к нему присматривался. Он-то меня не замечал, а я его словно на ладони вижу. И показался он мне смирным, робким, мягким. Узнал я, что у него по службе нелады. Вот однажды вызвал я его в кабачок, да и стал там на него наседать. И умудрило меня — никогда я этого себе не прощу! — сказать Столбину, кто именно на его невесту зарится. Тут эта канцелярская голь совсем на стену полезла. Оказалось, что кабинет-министр Волынский в нем участие принимает. Дело плохое! Если Волынский скажет хоть слово Бирону, то моего принца съедят. Опять говорю: теперь я упрямца либо в застенке сгноил бы, либо просто через верного человека убрал бы. А тогда надо было наверняка бить — промахнешься, и сам погибнешь, да и принца погубишь! И вот удалось мне наладить дело так, что сам Столбин добровольно за границу уехал. Один благоприятель, которому принц в Австрии хорошее дельце устроил, для вида пригласил Столбина секретарем к своему помощнику. Тот и завез Столбина в глухую французскую деревню, да и пустил его там в поле. Как нам было известно, Столбин французского языка не знал, а потому не выбраться ему было оттуда.

Только и это нам не помогло. Принцев камердинер, немец Ганс, поджег дом Пашенной, чтобы красотку выманить. Но сбежался народ, пришлось им улепетывать, старуха с перепугу умерла, а Оленька неизвестно куда скрылась. И, как я ее ни искал, так до сих пор не знаю, где она и что с ней.

В том молодце, который показался тебе непохожим на купца, я по голосу заподозрил Столбина. Когда он на меня оглянулся, в его глазах был испуг. Да и чем больше я вспоминаю, тем больше вижу, что это он самый и есть. Конечно, если бы он попался мне теперь, когда Бирон свергнут, я его тут же сцапал бы. Но тогда это было опасно.

Теперь я раскинул умом. Во-первых, в Петербурге ходят на свободе два человека — Столбин и его невеста, которые ненавидят принца, желают ему всякого зла, да и всегда могут в случае чего к ногам правительницы кинуться. Ну, а Анна Леопольдовна с муженьком крутенько обращается! Во-вторых, как мог Столбин из Франции сюда пробраться, где он укрывается, переряживается? Надо тебе сказать, что во Франции живет немало русских, и все они хлопочут там за царевну Елизавету. Принц говорил мне, что наш министр Остерман пронюхал, что французский посол находится в большой дружбе с русскими беглецами. Значит, ясно, что Столбин прибыл сюда с французским посольством, что его ряженье производится не без ведома посла. Мало того, я навел справки и узнал, что есть в Питере какой-то купец Алексеев, по описанию в точности похожий на купца, виденного нами у Мироныча в кабаке. И торгует тот купец французскими мазями да притираниями. Смекни: купец, похожий на Столбина, торгует французским товаром, какого здесь ни в одной лавке нет. Мало того, этот самый Алексеев был у одного офицера и расспрашивал там о судьбе прежних жильцов того дома, где жил офицер. А на месте того дома как раз стоял сгоревший дом Пашенных! И этот ряженый купец пробирается в те края, где проживает царевна Елизавета! Мало того, с того вечера, когда ты его выслеживал, о купце Алексееве ни слуху, ни духу нет. Мало и этого, полиция осторожненько справки навела, и оказалось, что нигде в Питере такого купца на жительстве не имеется. Много Алексеевых, да все не те…

— Так это он и есть! — воскликнул Ванька.

— Да, это бесспорно так, — согласился Кривой. — Так вот, поручаю тебе переряженного Столбина. Теперь он наверное в другом виде покажется; но, ежели ты своего дела мастер, ты должен узнать его под всякой личиной. Прежде всего проследи за домом, где живет французский посол, затем следи за дворцом царевны. Постарайся сдружиться с дворниками, кучерами, лакеями, выведай все, что можешь, и каждый раз, как что-либо важное узнаешь, так мне докладывай. Одно плохо: ты только по-русски и умеешь говорить, а хорошо бы подпоить посольскую прислугу и разузнать от нее кое-что… Ну, да это я тебе вполне препоручаю. Для руководства скажу только следующее: до поры до времени никого без особой нужды за шиворот хватать не нужно; надо дать нашим забавникам разыграться как следует. Ведь если мы их сразу накроем, то не узнаешь, что собираются затеять ненакрытые, а последние самые опасные-то и есть.

— А как насчет столбинской невесты? — спросил Ванька.

— Да, было бы не худо разузнать, где она. Если это удастся тебе, то в нашей игре она окажется немалым козырем… Да ты так далеко не загадывай. Ты себе- похаживай да посматривай, а на всякий случай шепни то самое заклинание, которое рыбаки говорят, когда сети закидывают: "Ловись, рыбка, большая да маленькая". Попадется большая — слава Богу, а если хоть и одной маленькой, да много наловишь, тоже внакладе не останешься!

— "Ловись, ловись, рыбка!" — повторил Ванька, уходя от Кривого. — А только если бы тебя, друг Семен, поймать… Эх, большая ты рыбина, Семен Никанорыч!

VIII

ВО ТЬМЕ

По совету и даже настойчивой просьбе маркиза де ла Шетарди Столбин на первых порах должен был ограничиться лишь ролью переводчика Шмидта, воздерживаясь в то же время от попыток увидеться с царевной Елизаветой Петровной.

— Полно, дорогой мой! — сказал ему посол. — Разве можно в таких случаях идти напролом? Вы только все дело погубите и ровно ничего не добьетесь! А главное! — положение сложилось так, что все мы должны сидеть как можно тише и смирнее. До получения верительных грамот я не могу официально явиться ко двору, а, следовательно, лишен возможности посетить сам царевну, потому что это вызвало бы подозрения. Я имею самые верные сведения, что граф Линар,[54] о роли которого при правительнице вы, конечно, знаете, и без того настаивает, чтобы меня отозвали. Следовательно, мы должны замереть на время… Сейчас мы ничего сделать не можем. У царевны все еще нет твердой партии; последняя, может быть, только намечается. А единственный человек, который мог бы одним мановением руки совершить переворот — Миних — продал и нас, и царевну… Нет, нет! Раз уж за купцом Алексеевым стали следить, то переводчик Шмидт должен притаиться!

У Столбина сердце разрывалось при мысли, что он опять должен откладывать в долгий ящик розыски Оленьки. Ведь прошло уже почти полгода с тех пор, как с помощью Анны Николаевны Очкасовой он прибыл в Петербург под видом Шмидта. В это полугодие он не раз расхаживал по городу с коробом, продавая по крайне дешевой цене получаемые от Шетарди французские косметики. Это давало ему возможность пробираться в самые разнородные по общественному положению семьи, осторожно разузнавать там о настроениях, политических симпатиях и т. п., а кроме того, не вызывая подозрений, проникать и к царевне Елизавете. Помимо всего этого он мог попутно наводить справки о судьбе Оленьки Пашенной.