Ричард Матесон
Какое бесстыдство!
Автомобили резко затормозили и стали, послышались ругань и проклятия. Пешеходы с испуганными возгласами бросились врассыпную.
Огромный металлический шар появился прямо из воздуха посреди перекрестка.
— Что такое? — пробормотал регулировщик, сходя со своего бетонного пятачка.
— Вот это да! — воскликнула какая-то секретарша, глядя на улицу из окна третьего этажа. — Что же это такое?
Возбужденная толпа зевак приблизилась к шару.
Открылась круглая дверь. Из люка выпрыгнул мужчина. Он с любопытством огляделся.
— Что это такое? — проворчал регулировщик, доставая блокнот. Нарываетесь на неприятности, а?
Мужчина улыбнулся. Те, кто стоял поближе к нему, услышали:
— Я профессор Роберт Уэйд. Прибыл сюда из 1954 года.
— Похоже, похоже, — буркнул полицейский. — Прежде всего уберите отсюда свое изобретение.
— Но это невозможно, — сказал мужчина. — Во всяком случае, сейчас.
— Невозможно? — Регулировщик направился к шару и толкнул его. Тот не шелохнулся. Полицейский пнул его и охнул.
— Не надо, — проговорил пришелец. — Это бесполезно.
Полицейский сердито открыл дверь и заглянул внутрь шара. Он издал какой-то ужасный звук и попятился.
— Что? Что? — вскричал он не своим голосом.
— В чем дело? — спросил профессор.
Лицо полицейского было угрюмым и возмущенным. Зубы стучали.
— Если вы… — начал профессор.
— Молчать, грязный пес! — взревел полицейский. Профессор испуганно попятился. Полицейский заглянул внутрь шара и извлек оотуда несколько предметов.
Что тут началось!
Женщины отвернулись с возгласами омерзения. Мужчины, разинув рты, вытаращили глаза, будто паралитики. Маленькие дети украдкой норовили подобраться поближе. Молодым девушкам стало дурно, некоторые лишились чувств. Полицейский торопливо спрятал предметы под китель и придерживал их дрожавшей рукой. Другой он ухватил профессора за плечо.
— Паразит! — проревел он. — Свинья!
— Смерть ему! — в один голос закричали несколько возмущенных дам.
— Какое бесстыдство! — проговорил какой-то священник, краснея до корней волос.
Профессора потащили по улице. Он упирался и причитал, но гвалт толпы заглушал его жалобы. Со всех сторон на него сыпались удары — зонтиками, тростями и свернутыми в трубочку журналами.
— Мерзавец! — кричала толпа. — Распутник! Какая мерзость! Отвратительно!
Но в переулках, в венозных барах, биллиардных за улыбками и издевательствами прятались дикие фантазии. По городу быстро разнесся слух.
Профессора отвели в тюрьму. У шара поставили двух полицейских. Они с любопытством заглядывали внутрь.
Главный комиссар Каслмолд рассматривал неприличные фотографии, когда зазвонил видеотелефон.
Он вздрогнул, щелкнув вставными челюстями, быстро собрал снимки и бросил их в ящик стола. Придав физиономии официальное выражение, он включил связь. На экране появился капитан Рэнкер.
— Комиссар, — почтительно проговорил он, — простите, что прерываю ваши размышления…
— Ну, что там стряслось? — нетерпеливо и резко спросил Каслмолд.
— У нас новый арестант. Говорит, что прибыл к нам на машине времени из 1954 года.
Капитан воровато огляделся.
— Что вы там ищете? — проворчал комиссар. Капитан сунул руку в стол, вытащил три предмета и положил их так, чтобы Каслмолду было хорошо видно. Глаза комиссара чуть не выскочили из орбит.
— О-о-о! Откуда это?
— Они были у арестованного.
Каслмолд прямо ел эти штуки глазами. У него началось легкое головокружение.
— Я сейчас приеду, — выдавил наконец комиссар. Он отключил связь, подумал секунду, снова включил. Капитан Рэнкер отдернул руку со стола.
— Ничего не трогать. Понятно?
— Да, сэр, — испуганно ответил капитан, заливаясь краской. Каслмолд усмехнулся и снова выключил связь. Потом он похотливо крякнул и выскочил из-за стола.
— Ха! — крикнул он. — Ха-ха!
Шаги. Грузный надзиратель отпер дверь.
— Вставай, ты! — презрительно прорычал он. Профессор Уэйд поднялся, возмущенно глядя на тюремщика, и вышел из камеры.
— Направо! — скомандовал надзиратель. Уэйд повернул направо.
— Лучше бы я дома остался, — пробормотал он.
— Молчать, сладострастный пес!
— О! Довольно! — воскликнул Уэйд. — Вы тут все с ума посходили. Нашли…
— Молчать! — взревел надзиратель. — Не сметь произносить в моей чистой тюрьме грязные слова!
Уэйд посмотрел на надзирателя.
— Это уже слишком.
Его провели в комнату с табличкой «Капитан Рэнкер, начальник контрольной полиции». Когда Уэйд вошел, капитан торопливо поднялся из-за стола, на котором под белой салфеткой лежали те самые три вещицы. Пронзительные глаза уставились на Уэйда.
— Садитесь, — сказал капитан.
— Садитесь, — повторил как эхо комиссар. Капитан извинился. Комиссар ухмыльнулся.
— Садитесь, — повторил Каслмолд. Профессор сел и взглянул на капитана.
— Может быть, вы мне объясните…
— Молчать! — рявкнул Рэнкер.
Уэйд сердито хлопнул ладонью по подлокотнику кресла.
— Я не буду молчать! Мне уже надоело слушать всю эту дурацкую чепуху. Вы заглянули в мою машину времени, нашли там эти предметы и… — Он сдернул белую салфетку. Комиссар и капитан ахнули и подскочили, словно Уэйд оголил зады их собственных жен.
— Ради бога! — гневно проговорил он. — В чем дело? Это же продукты. Продукты! Просто продукты!
Услышав это трижды повторенное слово, оба офицера съежились, как будто на них обрушился шквал.
— Заткни свой грязный рот, — задыхаясь, проговорил капитан. Мы не намерены слушать похабщину.
— Похабщину? — удивленно переспросил Уэйд. — Я не ослышался?
Он взял в руки один из предметов.
— Это пачка галет. Вы хотите сказать, что это похабщина?
Капитан Рэнкер зажмурился. Его трясло. Старый комиссар, скривив побелевшие губы, не сводил с профессора хитрых маленьких глазок. Уэйд взял два других предмета.
— Банка ветчины! — возмущенно кричал он. — Фляжка кофе! Что же вы нашли похабного, черт побери, в ветчине и кофе?!
Профессор умолк, и в комнате наступила мертвая тишина. Наконец Каслмолд кивнул и многозначительно кашлянул.
— Капитан, — сказал он, — я хочу с глазу на глаз остаться с этим мерзавцем. Мне необходимо докопаться до сути этого безобразия.
Капитан посмотрел на комиссара, кивнул, и, ни слова ни говоря, вышел из кабинета.
— А теперь, — сказал комиссар, усаживаясь в кресло Рэнкера, скажите мне, как вас зовут?
В голосе его сквозили медоточивые нотки. Уэйд вздохнул и снова сел в кресло.
— Я прибыл из 1954 года в своей машине времени. На всякий случай я захватил с собой немного… продуктов. А теперь мне говорят, что я грязный пес. Ничего не понимаю.
Каслмолд скрестил руки на груди и медленно кивнул.
— М-м-м. Ну что ж, молодой человек. Я, пожалуй, поверю вам. Это возможно. Историки рассказывают о такой эпохе, когда…э-э… физиологическая поддержка организма осуществлялась через рот.
— Я рад, что хоть кто-то мне поверил, — сказал Уэйд. — Но расскажите мне, что тут у вас за положение с продуктами?
Комиссар слегка покраснел при последнем слове. А Уэйд опять удивился.
— Разве возможно, — спросил он, — чтобы слово… «продукты» стало неприличным?
Услышав это слово опять, Каслмолд убрал белую салфетку и уставился сальным взором на банку, пачку и фляжку. Он облизал пересохшие губы. Уэйд смотрел на комиссара, и в нем поднималось чувство, близкое к отвращению. Старый Каслмолд дрожащей рукой гладил пачку галет, как будто это была нога танцовщицы из кордебалета.
— Продукты, — произнес он со сладострастием. Потом быстро вернул салфетку на место. — П… ну что ж, — проговорил он.
Уэйд откинулся в кресле, чувствуя, как по телу разливается жар. Он потряс головой и поморщился.
— Невероятно, — пробормотал он. Чтобы не встречаться взглядом со старым комиссаром, Уэйд опустил голову. Затем он поднял глаза на Каслмолда и увидел, что тот опять заглядывает под тряпицу с трепетом юнца, впервые попавшего на стриптиз.