XVIII, 7
Однажды Цзы Лу, следуя за Учителем из царства Чу в царство Цай, сильно отстал от него. По дороге он встретил старца с тяпкой на плече. Цзы Лу спросил:
– Вы не видели моего Учителя?
Старец ответил:
– Свои четыре конечности он не утруждает, да и пять видов злаков друг от друга не отличит – какой же это Учитель!
Закончив говорить, начал полоть тяпкой.
Цзы Лу же, почтительно прижав руки к груди, стоял в стороне. Старец все же оставил Цзы Лу у себя дома на ночлег. Он зарезал курицу, приготовил желтый рис, позвал двух сыновей участвовать в трапезе и накормил Цзы Лу. На следующий день Цзы Лу нагнал Конфуция и рассказал о случившемся.
Учитель сказал:
– Это отшельник.
И отправил Цзы Лу обратно, чтобы тот встретился со старцем. Цзы Лу пришел к нему, но тот уже покинул дом. Цзы Лу пришлось вернуться ни с чем. Конфуций сказал:
– Все же неразумно отказываться от службы. Ведь нормы отношений между старшими и младшими отменить невозможно. Так как же можно отменить справедливые принципы отношений между правителем и чиновниками? Тот, кто хочет остаться чистым, нарушает эти принципы отношений между правителем и чиновниками. Благородный муж идет на службу, дабы выполнить свой долг, а о том, что его Дао неосуществимо, он знает заранее.
XIX, 23
Как-то Шусунь Ушу, будучи при дворе, сказал в беседе сановникам:
– Цзы Гун в мудрости своей превосходит Чжунни (т. е. Конфуция).
Цзыфу Цзинбо рассказал об этом Цзы Гуну. Цзы Гун сказал:
– Возьмем для сравнения стену, что окружает дом и двор. Стена моего дома – людям по плечо, и всякий прохожий может увидеть, что есть в доме стоящего. А вот стена дома Учителя достигает многих жэней, и тот кто не нашел ворот, чтобы войти, не увидит ни величавости храма предков и ни богатства построек. И лишь немногим суждено отыскать эти ворота. Поэтому нет ничего удивительного в словах этого господина!
Шусунь Ушу был аристократом из царства Лу. Здесь он выражает мнение определенной части людей, что на самом деле Цзы Гун – ученик Конфуция заметно превосходит своего учителя. Жэнь – мера длины, равна приблизительно 25,6 м.
XIX, 24
Шусунь Ушу злословил в отношении Чжунни. Цзы Гун сказал:
– Не стоит делать этого! Невозможно очернить Чжунни. Достоинства других людей подобны холмам и курганам, на них можно взобраться. Чжунни подобен солнцу и луне, а до них даже подняться невозможно. Пожелай кто-либо отвергнуть солнце и луну, разве это смогло бы повредить солнцу и луне? Такой человек лишь покажет, что не умеет соразмерять свои силы
XIX, 25
Чэнь Цзыцинь спросил Цзы Гуна:
– Не из почтения ли к Чжунни Вы считаете, что он Вас превосходит?
Цзы Гун ответил:
– Вам нужно быть осторожнее в своих словах. За одно слово благородного мужа могут счесть мудрецом или глупцом. С Учителем никто не может сравниться, как невозможно по лестнице вскарабкаться на Небо. Если бы Учитель получил в управление государство или удел, то, как говорят, начни он ставить людей на ноги – все встали бы на ноги, начни вести людей по Дао – все пошли бы. Если бы умиротворял бы людей – к нему пришли бы издалека. Если бы побуждал их к труду – то люди стали бы жить в согласии и гармонии. При жизни его прославляли, а после кончины оплакивают. Так разве можно сравниться с Учителем?
Радости Конфуция
И все же Конфуций не был именно абстрактным любителем и поклонником древности – для него важны были души тех людей, который жили в этой древности. Он любил не абстрактное время, а поклонялся конкретным духам прошлого, у которых молил об удаче.
Не случайно Конфуций первой же фразой «Лунь Юй» подчеркивает «Изучать и своевременно повторять изученное (в другой трактовке «и претворять в жизнь» – А.М.) – не в этом ли радость?» Обычно эта сентенция понимается как стремление изучать древность, заветы предков и первоправителей, «Канон песнопений» и «Канон перемен».
Но возможно к этому следует прибавить еще и изучение методов и смыслов древних магических учения?
Эта фраза, произнесенная великим наставником, справедливо считается одной из центральных идей его проповеди – живя внутри традиции, постоянно обращаться к ней, «повторять изученное». Она многократно цитировалась и комментировалась, и, несмотря на некоторые разночтения, все комментаторы сходились на том, что Конфуций призывает обращаться к уже сказанному или свершенному великими мудрецами. Чжу Си в XIII в, на чьи комментарии и на чье понимание опирались все дальнейшие переводчики, также считал, что понятие «учиться» здесь равносильно понятию «подражать».
Первый переводчик «Лунь юя» на русский язык П.С. Попов (1910), опираясь на средневековый комментарий Чжу Си, дает здесь абсолютно традиционную трактовку, вошедшую с небольшими вариациями в большинство последующих переводов: «учиться и упражняться». Грамматически этот перевод абсолютно точен, но где-то внутри фразы существует некий ускользающий контекст, который может явится определяющим для всей проповеди Конфуция. Учится – чему? Упражняться – в чем? Ведь в этой первой фразе – суть всего учения, возможно, разгадка тайны многовековой устойчивости учения Конфуция. Если Конфуция воспринимать как некоего абстрактного мудреца, занимающегося праздными экзистенциальными рассуждениями, характерными для западной философии, то такое понимание будет, безусловно, верным. Но, как можно видеть из всего контекста жизни Кун-цзы, он был человеком абсолютно конкретных действий и ясно сформулированных мыслей. Поразительным образом, Конфуций очень утилитарен, прагматичен в своей мудрости, и в этом, думается, заключена одна из причин «долгожительства» конфуцианства вообще. И значит, перед нами – не просто общее рассуждение, а вполне конкретный совет или указание.
Кажется, существует еще один смысл, который подразумевал Конфуций и который значительно точнее соответствует мистико-магическому настрою конфуциевой проповеди. Он связан с тем понятием, которое обычно переводиться как призыв Конфуция «повторять изученное» (си). Иероглиф си в древних текстах в основном действительно обозначал «повторять». Но не только «изученное», а повторять второй раз моление или вопрошение к духам в практике медиумов. Семантически иероглиф си восходил к другому значению «птица, летающая много раз», изображаясь в виде двух «крыльев» сверху и графемы «солнце» снизу. Повторение вопрошения к духам делалось для того, чтобы уточнить предсказание духов, и считается, что гадатели обычно дважды повторяли свой вопрос, например, во время предсказаний на основе методики «Канона перемен» («И цзин»). В частности, именно в этом смысле и используется иероглиф си в «Каноне перемен», причем существует предположение, что для предсказания результата происходящего события использовалось три вопроса или три гексаграммы. Это и было «повторять вопрошение к духам». Даже сегодня многие китайские гадатели, соблюдая древние традиции, считают, что у духов следует вопрошать по крайней мере дважды.
И тогда все фраза Конфуция приобретает совсем иное звучание: «Изучать [сказанное духами] и вопрошать у них вновь – не в этом ли радость». Это – сентенция вполне достойная древнего мистика, очевидно, ни в малой степени не выбивающаяся из общего контекста той эпохи.
Дополнительный ключ к первой фразе мы можем встретить буквально через несколько абзацев. Один из лучших учеников Конфуция Цзэн-цзы говорит: «Я ежедневно трижды вопрошаю себя: отдал ли все свои душевные и физические силы тому, кому советовал в делах? Не был ли в обращении с другом неискренен? Повторял ли то, что передано?» (I, 4). Речь здесь идет именно о повторном вопрошении (си) того, что передано самой традицией (чжуань).