X, 5
Когда Конфуций нес ритуальную нефритовую табличку, то выглядел так, будто кланялся, подавленный ее значимостью. То поднимал ее высоко, словно приветствовал, то опускал вниз, словно делал подношение. Лица его постоянно менялось в трепете, он двигался мелкими шажками, наступая с пятки и не отрывая ног от пола. При поднесении подарков сохранял сдержанность. В частной же беседе был весел.
X, 15
Если он посылал кого-либо в другое царство с поручением, то дважды кланялся посланнику и лишь потом отпускал его.
X, 18
Когда правитель жаловал его кушаньем, то он всегда сначала расправлял циновку и после этого отведывал блюдо. Когда правитель жаловал его сырым мясом, то всегда отваривал его и прежде чем попробует сам, подносил предкам. Когда правитель жаловал живой скот, то прежде он откармливал его. На трапезе у правителя, дожидался, когда правитель принесет жертву предкам, и затем первым начинал есть.
X, 19
Когда Конфуций занемог, то сам правитель пришел проведать его. Конфуций отвернул голову от востока, накрылся парадной одеждой и поверх перекинул пояс.
Конфуций настолько ослаб, что не мог обрядиться в ритуальное платье, полагающееся для приема правителя, но ритуал все же исполнил, накрывшись платьем. При приеме правителя следовало смотреть в западную сторону.
X, 20
Когда правитель повелевал прибыть к себе, Конфуций отправлялся пешком., не дожидаясь, пока для него заложат повозку,
XI, 25
Цзы Лу собирался послать Цзы Гао управляющим в уезд Би. Учитель на это сказал:
– Это все равно, что погубить чужого сына.
Цзы Лу ответил:
– Там есть народ, которым надо управлять. Там есть алтари духов земли и злаков, которым надо приносит жертвы. Так стоило ли читать книги, чтобы научиться всему этому?
Учитель сказал:
– Вот поэтому я и презираю бойких на язык.
Цзы Лу, ученик Конфуция, в то время занимал высокую должность в клане аристократа Цзи и мог назначать управляющих уездами.
XI, 26
Цзы Лу, Цзэн Си, Жань Ю и Гунси Хуа сидели подле Учителя. И Учитель сказал:
– Я чуть постарше вас и потому не в счет. Вот вы все сетуете: «никто про нас знает!» Ну, а если бы кто узнал и взял на службу, что бы вы стали делать?
Цзылу ответил сразу же:
– Пусть это будет государство лишь в тысячу боевых колесниц. Оно зажато со всех сторон большими государствами, их войска угрожают вторжением, а тут еще неурожай и голод. Я же, взявшись за дело, за три года вселил бы в людей мужество и научил бы их морали и справедливости.
Учитель улыбнулся.
– Ну, а ты Цю, с чего бы начал?
Тот ответил:
– Пусть это будет небольшое государство – ли в шестьдёсят-семьдесят или даже в пятьдесят-шестьдесят. Если возьмусь за управление, то года за три сумею сделать народ богатым. Что же до обрядов и музыки, то здесь уж придется подождать, когда появится благородный муж.
– Ну, а ты, Чи, с чего бы начал?
Тот ответил:
– Не скажу, что бы я уже сейчас справился бы с таким делом. Поэтому хочется еще поучиться. Я бы желал, облачившись в парадное платье, быть младшим распорядителем при жертвоприношениях в храме предков или при приеме других правителей.
– А ты что скажешь, Дянь?
Когда замолкли звуки лютни, на которой он играл, Цзэн Си поднялся и ответил:
– А я хочу совсем не того, что эти трое.
– Так разве это плохо! –
сказал Учитель.
– Ведь каждый может высказать свое желание.
И Цзэн Си сказал так:
– В конце весны, в третьем месяце, когда все ходят в весенних одеждах, взять пять-шесть юношей, из тех, что уж носят шапки для взрослых, и шесть-семь отроков, омыться с ними в водах реки И, и, обсохнув на ветру у алтаря дождя, под песни возвратиться домой.
Учитель, глубоко вздохнув, сказал:
– Я хотел бы быть вместе с Данем.
Трое учеников удалились. А Цзэн Си, оставшись последним, спросил:
– Что вы скажете об их словах?
– Каждый высказал лишь свое желание, –
сказал Учитель,
– только и всего.
– Почему же вы, Учитель, улыбнулись, когда его говорил Ю?
– Страной управляют с помощью ритуалов, –
сказал Учитель,
– в его же словах не было уступчивости. Поэтому я и улыбнулся.
– А можно ли то, о чем говорил Цю, считать управлением государством?
– Отчего же страну в шестьдесят-семьдесят ли или даже в пятьдесят-шестьдесят ли не считать государством?
– А то, о чем говорил Чи, – можно ли это считать управлением государством?
– Храм предков и приемы при дворе – разве это не дела государства? Если есть там храм предков и союзы с князьями – значит, есть и свой князь. И если уж такой человек, как Чи, будет там лишь младшим распорядителем – то кто же тогда способен быть старшим?!
XV, 38
Учитель сказал:
– Когда ты на службе у правителя, думай прежде о своем деле, а потом уже о своем жалованье.
XVII, 1
Ян Хо хотел встретиться с Конфуцием, однако тот не являлся к нему. Тогда Ян Хо послал ему жареного поросенка. Но Конфуций отправился к нему с визитом, лишь узнав, что самого Ян Хо нет дома. Неожиданно они встретились на дороге. Ян Хо сказал:
– Подойди поближе, я хочу поговорить с тобой.
Конфуций подошел.
– Можно ли считать человеколюбивым того, кто наделен большими способностями и тем не менее спокойно взирает на хаос в государстве? –
спросил Ян Хо.
Конфуций промолчал.
– Нет, нельзя, –
ответил сам себе сказал Ян Хо и продолжил речь.
– Можно ли назвать умным того, кто стремится поступить на службу и тем не менее упускает возможность одну за другой?
Конфуций вновь промолчал.
– Нет, нельзя, –
ответил сам себе Ян Хо.
– Время уходит безвозвратно, оно не ждет.
Конфуций ответил:
– Верно сказано! Я согласен поступить на службу.
Ян Хо был управляющим делами – клана Цзи в царстве Лу. Янь Хо, совершив переворот, заключил в темницу своего господина Цзи Хуаньцзы и взял управление в свои руки. Конфуций ведет себя очень тонко: формально отказываясь, как и положено благородному мужу, он позволяет себя уговорить.
XIV, 22
Цзы Лу спросил о том, как служить государю. Учитель ответил:
– Не обманывай и увещевай его.
XIII, 3
Цзы Лу спросил:
– Правитель царства Вэй Чу-гун хочет пригласить Вас к участию в управлении его царством. С чего Вы начнете?
Учитель ответил:
– Прежде всего стоит упорядочить названия.
Цзы Лу спросил:
– Неужто Вы столь настойчивы в этой мысли?! Неужели непременно нужно упорядочение?
Учитель ответил:
– До чего же ты необразован! А вот благородный муж осторожно относится к тому, чего не понимает. Если названия не соответствуют своей сущности, то и со словами противоречат действительному положению вещей. Если слова противоречат итинному положению вещей, то и дела не будут исполняться. А когда дела не исполняются, то Правила и музыка оказываются недейственными. Если Правила и музыка недейственны, то наказания не будут справедливы. А когда наказания не справедливы, то народ не знает, как с пользой распорядиться силой своих рук и ног. Поэтому благородный муж, вводя названия, должен произносить их правильно, а то, что произносит, непременно осуществлять. В словах благородного мужа не должно быть даже крупицы неточности.