За эти спрессованные мгновения Китаев успел познакомиться, договориться и полюбить страстную незнакомку Елену Шостак.
— Это ч… ч… что т… т… такое?! — заикаясь, с трудом выдавил Дедковский.
— Ничего страшного, командир, — нашелся Китаев, — тебе просто показалось.
— Присни-и-и-лось, — пропела улыбающаяся девица и юркнула за двери.
Слух о невероятной сексапильности наркоманки Светланы Тумаковской всего за неделю ее заключения в СИЗО облетел все камеры. Широкую известность и громкую популярность в уголовном мире ей принесло собственное необычное секс-шоу.
— Это цирк, — делился с сокамерниками Куня Сотник, пребывающий под следствием за изнасилование несовершеннолетней. — Такого я еще в жизни не видал. Думал, так себе, стриптиз покажет, задком повиляет, грудками потрясет, ну, в общем, такую себе, обычную порнуху посмотрим…
— Знаю, знаю, — перебил его мелкий фарцовщик Гена Ракоед, — я бы сразу догадался. Небось со своим мужиком разные позиции в натуре показывала.
— Дурак ты! Каким мужиком? Слушай и не перебивай, петух недорезанный!
Гена стиснул зубы, сжал кулаки, но в драку не полез, проглотив самое горькое тюремное оскорбление.
— Так вот, — продолжал Куня, — захожу к ней, представляюсь, вот, мол, я с корешами, с бутылкой и с баксами, как полагается. Она, как ни в чем не бывало, приглашает в дом, улыбается так заманчиво-загадочно, правда, сразу предупреждает: «Водки не надо. Спрячь и не открывай, а то мой Барсик будет нервничать».
Смотрю, в углу комнаты на коврике сидит здоровенный, черный, как смола, дог и каждое слово ловит. Смотрит прямо в глаза и воздух ноздрями втягивает, как пылесос. А хозяйка продолжает:
«Я сегодня покажу вам любовь с моим псом. Сколько она протянется, столько вы заплатите. Минута — доллар. Идет?»
Сели мы на диван у стены, прикидываем, что это будет, как и сколько.
А Светка уже из ванны выходит в таком укороченном халатике без пояса. И больше на ней ничего нет. Расстегивает нижнюю пуговичку, садится на край стула посреди комнаты, раздвигает ножки и зовет собаку:
«Барсик, ко мне, мой милый!»
Тот одним прыжком к ее ногам. Полизал губы, щеки, шею, грудь, потом ниже, ниже… Но недолго. Затем, как мужик, стал на задние лапы, передними обнял, морду положил на плечо и начал свою работу. Светка только стонет и ахает, поглаживает собаку и приговаривает:
«Не спеши, Барсик, не спеши… Еще, еще…» Сорок две минуты он ее пилял без передыху. Сам засекал, минута в минуту. Короче, заплатили мы сорок баксов, все, что имели, поблагодарили за гостеприимство и пошли. А Светка следом:
«Может, кто из вас так сможет? Верну деньги…»
Трижды судимый мелкий фарцовщик Семен Мусийчук особо враждебно относился к «гомикам», демонстрируя неприязнь и высокомерное презрение. Но и сам грешил, решая свои половые проблемы весьма и весьма необычным способом.
Отбывая свой срок, длиной в пять лет, на должности помощника повара хозяйственной обслуги СИЗО УВД, завел себе любовницу — кошку Мурку. Такую большую, пышную, с длинным хвостом, яркими зелеными глазами и пружинистыми белыми усами. Днем прятал ее в подсобных помещениях, закрывал в тесных каморках без крошки хлеба и капли воды. Мурка неистовствовала, скребла когтями двери и громко завывала, но дрожащий рокот вытяжного вентилятора приглушал ее кошачье негодование.
А вечерами Мусийчук забавлялся: намазывал густой сметаной свое мужское достоинство и пускал к нему изголодавшуюся кошку. Та быстро и старательно слизывала жирные сливки, доводя изобретательного «баландера» до желаемого оргазма.
Мусийчук сумел припрятать свой эротический досуг до последнего дня заточения. И только тогда раскололся и обменял Мурку на новенькие кроссовки у одного молодого узника по кличке «Чижик». Но, как оказалось, зря…
Никакого удовлетворения Чижик от Мурки не получил. Целый месяц мучил себя и бедную кошку, пока не выгнал ее из кухни.
Однако и в хозобслуге нельзя было содержать аморальную кошку. Она бегала за каждым зеком в туалет, залезала к ним под одеяло в поисках сметаны или еще чего-нибудь.
Слухи о необычной тюремной кошке дошли и до руководства учреждения. И вскоре интендант капитан Гримайло вывез Мурку за город и выпустил возле животноводческой фермы, где содержались коровы и телки.
А Мусийчук, изрядно выпивши, еще несколько раз подходил к СИЗО и требовал вернуть ему его Мурку. И только тогда, когда узнал точный адрес ее нового места обитания, успокоился и уже не беспокоил Гримайло своей ревностью.
ТРАДИЦИИ ЗОНЫ
Старшина внутренней службы Марк Куперман слыл опытным кинологом, умело обучал и водил собак. При этом, в нарушение многочисленных правил, уставов и наставлений, любил крепко выпить и демонстрировать окружающим свои неистощимые способности к разным юморным проделкам. Неглупый, хитрый и жадный, он любил погулять за чужой счет. Всегда начинал с «пары капель», но остановиться не мог и на второй поллитровке, сопровождая свой загул отборной матерщиной, пошлыми анекдотами и шутками в натуре.
Его любимым развлечением была дрессировка крыс, недостатка которых в зоне никогда не было. Особого успеха он достиг с хорошо откормленной, здоровенной самкой по кличке «Катерина». Подпаивал ее самогонкой с валерьянкой, одевал на шею петлю и на длинном поводке водил по корпусу.
— Ищи! — показывал ей на постах, где несли службу новобранцы. — Бери след!… Взять его! Фас!…
Иногда даже сопровождал заключенных. Эффект от такого необычного конвоирования всегда оказывался поразительным. Зеки боялись «Катю» больше, чем самых крупных и свирепых псов. Ну, а женщины, те, вообще, летали по воздуху, завидев темно-серое, остромордое животное с длинным хвостом.
Как-то раз, при обыске в женской камере, корпусной никак не мог поднять с нар аферистку Зотову. Сварливая и наглая, желая спровоцировать небольшой «кипешь», совсем нагая лежала под одеялом и на все требования подняться и выйти из камеры отвечала трехколенными проклятиями, посылая всех прочь, далеко и надолго. И тут очень кстати вмешался Куперман:
— Добрый день вашей хате. Кто тут хозяйка? Подымайся, принимай гостей как полагается, а то мы и обидеться можем. Правда, Катя?
И посадил крысу на живот Зотовой.
— Не лапай! — процедила та, пытаясь смахнуть с себя некий груз.
Но нащупав нечто волосатое и живое, открыла глаза и, как ящерица, вздрогнула всем телом. Взлетела вверх, трахнулась головой о второй ярус металлических лежаков, выскочила из камеры в чем мать родила с визгом, напоминающим сирены «скорой помощи», милиции и пожарной охраны одновременно.
Унитаз тюремной камеры, куда вода стекает из обычного крана, и есть пресловутая современная параша. Это место предназначается и для мытья посуды, стирки белья да и всего остального, что связано с водой и телом. Но все эти помывки требуют особой собранности и аккуратности. Случайно упавший в унитаз предмет повседневного обихода представляет собой серьезную опасность для оплошавшего узника. Он тут же становится «законтаченным», так сказать, связанным со средой петухов и чертей — самыми униженными, чуть не прокаженными заключенными, дном уголовного мира.
Естественно, этого все панически боятся, не желая пополнять ряды «опущенных» и бесправных. Ну, а здесь уже поневоле напрашивается классическая аксиома, гласящая, что от трагического до комического всего один шаг.
В 198-й камере седьмого поста вместе с квартирными ворами, несовершеннолетними Колей, Павликом и Григорием, находился и взрослый зек Федор Пинежко. Его «подсадили» как старшего, для контроля и сдерживания непредсказуемых выбрыков малолеток. Такая «рассадка», в общем-то, обычна и даже обязательна для всех следственных изоляторов.
Пинежко впервые привлекался к уголовной ответственности за кражи государственного имущества и не имел достаточного опыта тюремной жизни, как, впрочем, и его подопечные. Но кое-что из воровских традиций они уже знали. Каждый понемногу. Так и сидели в ожидании суда, приговора либо амнистии, развлекаясь анекдотами, загадками и щелчками по лбу. Роковую нехватку соответствующих знаний они ощутили лишь тогда, когда у Николая упала в унитаз кружка, в которой для всех заваривался чай. Это насторожило сокамерников, но не остановило. Желание поскорее испить долгожданного чифиря, то есть низкосортного цейлонского чая, полученного на месячную отоварку, взяло верх. Кружку почистили мелом, хорошо промыли, высушили, залили водой и самодельным электрокипятильником приготовили чифирь. Изрядно взбодрив себя крепким, терпким напитком, повели нелицеприятную беседу.