Тимша недоуменно посмотрел на забытую одежду.

«Ах да… мое барахло…»

Под обвивавшим чресла полотенцем, к несказанному тимшиному облегчению, отыскались трусы. «Ну, хоть голым задом не сверкал», — хмыкнул Шабанов, одеваясь.

Нияз, тем временем, подошел к забытому кофейнику, поднес к губам чашку.

— Савсэм кофе остыл, — сообщил он. — Скажу Диляре, другой заваривать нада.

«Еще и кофе!» Шабанов представил, как усядется рядом с Дилярой… кровь моментально взбурлила.

«Да что это со мной? — расстроенно подумал он. — Словно девки живой никогда не видывал». Перед внутренним взором стремительно пронеслись образы умбских девиц, жестковато-холодная улыбка Лары, наивно распахнутые глаза Оли… «Таких не видывал… — честно признал Тимша. — О таких песни поют, из-за них царства рушат! Й-эх! Лучше бы и не встречал — не по Сеньке шапка… и неча душу травить!»

— Не хочу я кофе, — ответил он готовому позвать дочь Ниязу. — Ждут меня, опаздываю уж.

— Нет, так нет, — согласился Нияз. — Другой раз пить будем. С коньяком. Знаешь, какой у меня коньяк есть? Настоящий «Юбилейный»! Брат в гости приезжал — бочонок привез.

«Это что, шутка?» Тимша подозрительно глянул на Нияза — смуглая физиономия светилась неподдельным энтузиазмом.

— Видно будет… — неопределенно пробормотал Шабанов. Ты вроде подвезти обещал? Я ведь и на автобусе могу…

— Э-э, автобус-мавтобус! — Нияз похоже обиделся. — Какой-такой автобус? Хочешь ехать? Поехали!

Город за стеклами салона жил, будто ничего не произошло — деловито сновали прохожие, гудели моторами лезущие в крутой подъем троллейбусы… кучковались в подворотнях наркоманы, лихо «зажигали» детишки нуворишей, бесчинствовали отморозки.

— Слушай, Нияз, — решился задать Шабанов давно мучавший его вопрос. — Ты не обижайся, я не обидеть, понять хочу: почему ты меня домой повез? Я ж тебе не брат, не сват, не земляк. Другой на твоем месте и ждать не стал: рванул бы, только и видели!

Южанин с ответом не спешил. Лишь пальцы вминались в кожаную оплетку руля, да сощурились, как от встречного ветра, глаза.

— Я по-твоему савсэм нэ мужчина, да? — сквозь зубы прошипел Нияз наконец. — Ты мне как тогда сказал? «Ты здесь сиди, русский с русскими говорить будет». Я сидел, разговор ждал, а ты за мэня убивать стал. Хорошо убивал — быстро, я выйти нэ успел, все кончилось.

Нияз замолк, снова переживая недавние события. Стрелка спидометра медленно ползла к восьмидесяти.

— Уехать?.. Как уехать? — продолжил Нияз горячась. — Уехал, и не человек я тогда — шакал! Как женам в глаза смотреть? Дочери?

Взвыл мотор, «жигуленок» втиснулся в левый ряд. Серебристый «мерседес» испуганно шарахнулся в сторону, сидевшая за рулем дама что-то неслышно прокричала. Холеное лицо исказила злобная гримаса. Вслед Ниязу возмущенно мигнули фары.

— Ты за меня кровь лил, побратимом стал… — сказал Нияз тихо. — Отныне и до смерти.

«Эвон как…» Тимша вспомнил, куда они едут, почувствовал себя неуютно. Словно ему душу открыли, а он… грязными сапогами…

— Я ведь к скинхедам еду, — буркнул он. — Мы твоих земляков гоняем.

Нияз безразлично пожал плечами.

— Я испугаться должен? — желчно спросил он. — Правильно гоняете. Разве, в Россию одни честные ехали? Половина — жулье и воры. Их в Азербайджане гоняли — они здесь спрятались. А что и честным достается — сами виноваты, зачэм дерьмо рядом с собой терпим?

Шабанов оторопело воззрился на собеседника — всерьез говорит, или побратима новоявленного обидеть не хочет? Нияз не отрывал взгляда от дороги, на лице ни единой эмоции.

«А Игорю все равно — сутенерчик Ашот или тралмейстер Нияз. Нерусь? Мочить! … И Лариса такая же…» Последняя мысль царапнула, словно ржавым напильником по стеклу. Тимша поежился.

— Замерз, э? — тут же встрепенулся Нияз. — Сейчас, оборотов печке добавлю, согреешся.

Рука двинула рычажок на панели.

— Много крови вытекло, патаму мерзнешь, — пояснил Нияз. — Так всэгда бывает.

Шабанов непроизвольно пощупал распоротый бандитским ножом бок. Рану противно дергало, словно под кожей завелись черви и теперь дружно буравили норки.

— Я тебэ анэстэтик вколол, — невозмутимо бросил Нияз. — Сильно болеть не будэт.

Позади остался кинотеатр «Мурманск», автомобиль свернул налево, углубился в лабиринт девятиэтажек. Тимша автоматически подсказывал, куда сворачивать, мысли же занимало другое:

«Тех ли вообще лупцуем? Не басурмане по тротуару за людьми гонялись, и не они водителей на дороге «стригут»… хотя нерусей в криминале тоже более чем… Надо бы по-другому агнцев от козлищ отделять…»

— Здесь останови, дальше я пешком, — опомнился он, когда машина едва не проехала мимо знакомого дома.

Нияз подрулил к обочине, заглушил мотор. Молча. Шабанов тоже не знал, что нужно сказать — предлагать деньги казалось глупым, поблагодарить и уйти? Как же тогда побратимство? Вот же незадача… С другой стороны, а оно ему надо? Нияз-то вдвое старше, какой из него брат? И вообще, что это такое южное побратимство?

— Диляра через две недели замуж выходит, — неожиданно улыбнувшись сказал Нияз. — Без побратима какая свадьба? Обязательно тебя ждать буду. Самый почетный гость! Восемнадцатого числа в три часа дня роспись. Не придешь — свадьбу отменю, так и знай! Ты же не хочешь, чтобы Диляра плакала?

Успевшая намерзнуть в душе льдина мгновенно растаяла.

— Не хочу, — искренне ответил Шабанов. — Гурии плакать не должны. Никогда!

Ниязи протянул руку, широкая мозолистая ладонь еще помнила басовое гудение натянутых траловых тросов.

— И не только на свадьбу, — добавил он. — Заходи, когда хочешь: мой дом — твой дом!

Тимша внимательно посмотрел на открыто улыбающегося Нияза — сияет давешним кофейником. В следующий миг Тимша почувствовал, как неудержимо раздвигаются в улыбке его собственные губы. Словно и впрямь нашелся давно потерянный брат.

— Я приду. Обязательно приду! — пообещал он.

Давно захлопнулась автомобильная дверца, габаритные огни «пятерки» затерялись в сонме собратьев, а Тимша все стоял у обочины, поражаясь странности жизненных поворотов.

Ветер, как дворовый щен тряпку, приволок снежный заряд. Противоположный тротуар скрылся за густой мутной пеленой. Свет автомобильных фар бесследно растворялся в непроглядной мгле. Машины буксовали, надрывно ревели моторы, издалека донесся грубый хлопок столкновения… Тьма и сумятица…

«Точь в точь, как в моей башке… — иронично усмехнулся Тимша. Холодная четкость решений осталась у колес бандитского джипа. — Казалось, все беды от чужаков. Уйдут басурмане благодать настанет. Теперь думаешь, настанет ли?»

Череда автомобильных огней на миг иссякла. Тимша метнулся через дорогу. В спину скандально рявкнул клаксон. Шабанов не услышал.

«Кого теперь виноватить? Из кого душу вынимать?»

Узкий полузанесенный снегом проход меж домами, с трудом угадываемая тропинка… Знакомый подъезд неохотно проявился в снежной круговерти. Словно одолжение сделал. Притянутая тугой пружиной дверь сердито грюкнула за спиной, отрезав разбушевавшуюся природу. Батареи старательно гнали тепло, тусклая сороковаттная лампочка освещала пошарпанные стены, неистребимо воняло мочой и протухшими отбросами.

Тимша обстучал налипший на ботинки снег, неуверенно посмотрел на дверь лифта — куда спешить? Обдумать надо, что Игорю сказать, как убедить… Он развернулся к лестнице, под ноги с готовностью сунулись щербатые ступени.

«Не в басурманах дело… и даже не в ухарях обнаглевших. Ухари во все времена были, да с ними справлялись — кого в «холодную» иль под батоги — ума вложить. Самых буйных — на дальние рубежи, пусть татям удаль выказывают!»

Шабанов остановился на площадке между вторым и третьим этажами, оперся на узкий новостроечный подоконник. Нестерпимо потянуло закурить — серегино наследство…

Неожиданно вспомнилась обосновавшаяся в Кузомени семья Верманнов — глава откуда-то из неметчины, жена его наполовину русская, наполовину татарка, а сын, с которым на пару в зуйках ходил, со звериной лютью в драку бросался, если за волосы черные да глаза раскосые басурманином звали. Опять же карелы — те в русские не стремились, а каянь да шведов били наравне с поморами. Если не круче. Веками с русскими бок о бок! В Кеми и вовсе: не сразу и поймешь, к кому в гости попал — одинаково, как своего, приветят. Про лопарей и речи нет — сплошная родня!