— Ничего… еще не вечер… Понял? Еще не вечер!
Впервые он увидел приютивший его кров снаружи — крохотный, нищенски убогий, особенно рядом с желтеющими свежим деревом финскими домами.
У входа стояла готовая броситься на помощь Вылле — глазищи смотрят встревоженно, нижняя губка закушена, грудь бурно вздымается… заметная такая грудь… даже сквозь меховую одежку заметная!
Сергей, стараясь не опускать взгляд ниже девичьей шеи, взялся за служившую дверной ручкой ременную петлю.
— Хреново живем, — проворчал он, ударившись лбом о низкую притолоку. — Завтра, в лес пойдем. Вместе. Елки на избу рубить буду.
Вылле расцвела — русс тупу хочет! Для них!
— Наш олешка сильные! Елка быстро—быстро таскать будет! — радостно затараторила она, забравшись в вежу следом за Серегой. — Хорошо будет!
Вылле неожиданно подалась к Сереге, ткнулась в щеку теплыми, пахнущими молоком губами. Сергей мягко и нежно коснулся выбившейся из — под круглой шапочки-самшира темно — русой прядки.
«Ох, Вылле! — мысленно вздохнул он. — Как мало тебе надо для счастья… может ее с собой взять? В Умбу! Агафье радость — невестка красивая, работящая…»
Новый поворот мысли удивил его самого — какую избу рубить топора ни разу толком не державши? Куда с собой брать? Какая Умба? Он же мурманчанин!
Однако, в голове образ за образом вспыхивали Тимшины воспоминания. И топор плотницкий вовсе не чужд, и Умба — вот она, руку протяни.
Шабанов тряхнул головой, отгоняя наваждение… но в груди, заставляя учащенно биться сердце, разлилась незнакомая горячая волна… «Да что он забыл в Мурманске? Шлюх дискотечных? Рекламу прокладок? Банды уличные? Пропади оно! Разве что мать… так у нее Тимша есть!»
Рука, как-то сама собой, перебралась с волос на девичью шею, пальцы скользнули за ворот… Вылле ахнула и отскочила.
— Нельзя! — погрозила она пальчиком. — Надо монастырь идти, попа спрашивать!
Девушка приоткрыла дверь, выглянула наружу — не идет ли кто? — затем достала из-за пазухи висящий на кожаном ремешке деревянный крестик.
— Я в Monkenfjord была! В монастырь! Поп вода на голову лил, крест давал! — она снизила голос до таинственного шепота. — Сам Трифон давал! Святой человек!
«Трифон? Это который печенгский монастырь основал? По жизни с историей нелады — то не выучил, то вляпался…»
— Ну, раз поп, тогда конечно… — скрыв разочарование, согласился он. — Попы, они такие…
Посчитав, что опасность миновала, девушка приблизилась. Крестик снова нырнул за пазуху… костяная пуговка почему-то осталась незастегнутой… Вылле потупилась и очередной раз лукаво стрельнула глазками.
«Вот же евино племя! — мысленно хмыкнул Сергей. — Во все века одно и тоже!»
Хмыкнуть-то хмыкнул, но взгляд лопарки нагрел кровь аж до кипения. Шабанов задушенно покрутил шеей, распустил шнуровку ворота. Аромат девичьего тела кружил голову сильнее матулова настоя…
Скрипнула открываясь дверь, над очагом взметнулась туча искр, унеслась в дымовое отверстие-реппень. Девица всполошенно отскочила от Шабанова. Через порожек кряхтя переступил дед Матул. На пол грузно шмякнулась шитая из тюленьей шкуры киса — большая, пузатая и перепачканная кровью.
— Дикий олень далеко ушел! — не считая нужным здороваться, пожаловался лопарь. — Пришлось зайца бить. Много бегай, однако. Мало-мало три догонял — старею.
Вылле, пряча пылавшее румянцем лицо, юркнула к брошенной лопарем кисе.
— Завтра русска елка рубить будет, тупа строить! — не утерпев, похвасталась она. — Я помогать буду!
— «Русска!» — раздраженно передразнил лопарь. — Имя забыл, а тупа строит! Глупый девка! Пойди воды принеси.
Вылле обиженно надулась, но перечить не посмела. Вскоре мужчины остались наедине.
— Зачем тупа строить? — особой радости в голосе лопаря не чувствовалось. — Вылле за себя брать хочешь?
— Мерзнуть не хочу, — покривил душой Сергей. — Холодная у тебя вежа.
Матул демонстративно стянул печок, повесил на веревку. — Хороший вежа! — упрямо возразил он. — У других лопарей хуже. Разве я стадчик — в тупе жить?
Матул замолк, сел у очага, озябшие пальцы окунулись в горячий воздух. Шабанов умостился напротив.
Прав лопарь — какая тупа, если скоро бежать придется? С Вылле, или без нее… хорошо бы напоследок Пекке «красного петуха» подпустить!
Прятать эмоций Сергей так и не научился. Лопарь заглянул в лицо, нахмурился.
— Мало на сосне висел? Еще хочешь? Русс рядом с Пеккой тупа строить будет? Х-ха! — Матул наклонился над очагом, не по-старчески крепкая ладонь вцепилась в плечо, встряхнула, словно пытаясь разбудить. — Что у финна в душа, когда о руссах говорят? Vanhanvihan — застарелая злоба. Финн со шведом ссорится, с норвегом воюет — нет vanhanvihan. Для руссов слово! Род Пекки на Колокол-река жил. Где отцы-деды Пекки? Нет его, руссы резали. Ушел Пекка с Колокол-река, сюда на Овлуй пришел. Хутор строил, род собрал — сто домов по реке. Где теперь сыны Пекки? Где род его? Нету. Снова русс приходил.
— Мало резали! — зло бросил Сергей. — Глядишь, некому терский берег зорить стало бы!
— У финнов vanhanvihan, у руссов тоже… — вздохнув, согласился лопарь. — Давно тянется, не тебе менять…
«Мы люди ма-аленькие! Да? Знай сверчок свой шесток? По одежке протягивай ножки? Слышал уже. Остохренело!»
— Дерьмо! — сердито бросил Шабанов.
Возражения — хлесткие, убедительные, чтоб даже до тупого лопаря дошли — уже просились на язык… Пронзительно-отчаянный девичий крик оборвал дискуссию.
«Вылле?» Болезненную слабость, минуту назад валившую с ног, выдуло студеным ноябрьским ветром. Шабанов, не помня себя, выметнулся из вежи. Руку увесисто оттягивал невесть когда подхваченный лопарский топорик. «Вылле!»
Крик повторился, чтобы оборваться на взлете. Тропа бросилась под ноги, понесла к прячущейся под обрывом реке…
На краю обрыва Сергей притормозил — осмотреться.
Река замерзла, лишь на стремнине остались узкие черные промоины. К одной из них тянулись цепочки следов. Взгляд скользнул вдоль тропы… в десятке метрах от него, у вмерзшего в лед валуна, пытался развязать штаны здоровенный швед. Прижатая к стылому камню девушка билась пойманной птицей, кулачки неистово колотили по обтянутым кожаной курткой плечам, рвали густые сальные космы насильника… Швед утробно хохотал…
Сергей прыгнул, распластался в воздухе…
Ветер скользнул вдоль земли, упруго толкнулся в грудь, чтобы хоть немного, но продлить мгновения полета. Почуявший опасность швед начал поворачиваться…
Поздно. Лезвие топора с хрустом проломило висок, застряло в черепе. В следующий миг плечо Сергея врезалось в конвульсивно вздрогнувшую тушу.
Шведа отбросило прочь. Разрубленная голова с деревянным стуком ударилась об лед.
— А вот и я! — пробормотал Сергей, пытаясь подняться на ноги.
— Олафа искать будут! — прошептала Вылле, с ужасом взирая на труп насильника. — Пекка тебя убьет! Нас с дедом тоже… До вечера не доживем!
Так далеко Сергей не загадывал — с десяток минут протянуть… Силы таяли вместе с уходящей яростью.
«Не отключиться бы, м-мать его!» — пронеслось в голове. — Не убьют, — прохрипел он, озираясь. — За что убивать? Выбитый из береговой осыпи булыжник подкатился к трупу.
За ним последовали еще два…
— Камень за пазухой? А три не хотите? — пробормотал Сергей, запихивая валуны под шитую с запасом — второй такой же кабан влезет! — одежду шведа.
«Та-ак… а теперь подпихнуть… до чего тяжел, сволота! Ничо, утопнешь, как миленький!» Тело с громким всплеском ушло под воду. Сергей задумчиво посмотрел на тянущийся от камня кровавый след, затем на расхристанную исцарапанную девушку… снял кушак.
— Держи!
Девушка недоуменно взялась за конец кушака, с надеждой воззрилась на Серегу. «Русс умный, сильный — знает, что делать надо!» — читалось на зареванной мордашке.
«Только бы послушалась!..»
— Лезь в воду! Быстро!
— Зачем? — пролепетала Вылле. Глаза испуганно округлились.