Возобновление обстрела союзниками и энергичные действия генерала Пелисье, который, не щадя жизни своих солдат, старается использовать каждую благоприятную возможность, чтобы продвинуться в глубь обороны противника, сочетаются с полным прекращением операций на Черной. Подобные действия сразу же дают нам представление о характере Пелисье и подтверждают правильность установившейся за ним репутации настойчивого, упрямого, ни перед чем не останавливающегося человека. Перед ним было два пути: либо начать полевые операции, окружить Севастополь также и с Северной стороны, а затем с удвоенной силой возобновить осаду, имея в четыре раза больше шансов на скорую победу, либо продолжать ошибочную тактику последних восьми месяцев — упрямо штурмовать Южную сторону, разрушить ее до основания и выбить русских из крепости, которая, даже если противник ее оставит, все равно не сможет быть занята войсками союзников вследствие огня батарей Северной стороны.

В обоих полушариях не найдется ни одного здравомыслящего военного, который, узнав о назначении Пелисье командующим и о крупных подкреплениях, полученных союзниками, не ожидал бы, что Пелисье выберет первый путь. В особенности после того, как 25000 турок под командованием Омер-паши прибыли в Балаклаву, не было никаких сомнений, что союзники располагают достаточными силами, чтобы продолжать осаду, послать 15000 человек в Керчь и вместе с тем продвигаться вперед, ведя полевые операции с большим числом войск, чем русские могут противопоставить им для оказания сопротивления. Почему же союзники этого не сделали? Неужели у них все еще не хватает транспортных средств? А может быть они не верят, что сумеют провести военную кампанию в Крыму? Мы этого не знаем. Но одно ясно: если у Пелисье не было очень серьезных причин воздерживаться от полевых операций, то из одного лишь упрямства и своеволия он продолжает чрезвычайно ошибочный курс; при потерях, равных тем, которые вынуждена теперь нести его армия во время штурмов, он мог бы добиться в полевых операциях значительно больших результатов и более решающего успеха. Брать Южную сторону, даже не попытавшись окружить Северную, которая полностью господствует над Южной стороной, значит совершенно пренебрегать всеми правилами ведения войны, и если Пелисье собирается так поступить, он может погубить большую армию, которой командует.

Однако попытаемся по возможности найти оправдание каждому сомнительному поступку нового командующего. Может быть, операции на левом фланге атаки были неизбежны и вызывались сооружением русскими контрапрошей. А может быть нужно было вернуть русских на линии их первоначальных позиций, показать им путем нескольких сильных, сокрушительных ударов превосходство осаждающих, прежде чем рискнуть разделить армию на осадные и полевые войска. Но даже допуская все это, мы сейчас должны сказать, что дальше так продолжаться не может и любая новая серьезная попытка штурма города будет прямой ошибкой, если силы русской полевой армии предварительно не будут измотаны в бою при помощи всех войск, которые союзники могут бросить для осуществления этой задачи.

Написано Ф. Энгельсом около 12 июня 1855 г.

Напечатана в газете «New-York Daily Tribune» № 4429, 29 июня 1855 г. в качестве передовой и в «Neue Oder-Zeitung»№ 273, 15 июня 1855 г.

Печатается по тексту газеты «New-York Daily Tribune», сверенному с текстом «Neue Oder-Zeitung»

Перевод с английского

На русском языке публикуется впервые

Ф. ЭНГЕЛЬС

ВОЕННЫЕ ПЛАНЫ НАПОЛЕОНА

Французское правительство сочло нужным при посредстве парижской газеты «Gonstitutionnel»[172] вновь сообщить всему миру о том, как будет вестись война в ближайшие месяцы. Подобные exposes [изложения. Ред.] становятся теперь не только модными, по и периодическими, и хотя часто противоречат друг другу, все же дают неплохое представление о том, какие шансы на успех в данный момент имеются у французского правительства. Взятые вместе, они представляют собой коллекцию всех возможных планов военных кампаний Луи Бонапарта против России и как таковые заслуживают некоторого внимания, поскольку затрагивают судьбу Второй империи и возможность национального возрождения Франции.

Итак, похоже на то, что никакой «grande guerre» [ «большой войны». Ред.] не будет, 500000 австрийцев и 100000 французов так и не появятся на Висле и Днепре. Не произойдет также и всеобщего восстания тех «угнетенных национальностей», взоры которых постоянно обращаются на Запад. Венгерская, итальянская и польская армии не появятся по мановению волшебной палочки человека, уничтожившего Римскую республику[173]. Все это теперь в прошлом. Австрия выполнила свой долг по отношению к Западу. Пруссия выполнила свой долг. Весь мир выполнил свой долг. Все довольны друг другом. Нынешняя война вовсе не является большой войной. Она не преследует цели возродить славу прежних войн французов против русских, хотя Пелисье, кстати сказать, в одном из своих донесений утверждает обратное. Французские войска посылаются в Крым не для того, чтобы пожинать там славу побед; они просто несут там полицейскую службу. Требующий решения вопрос имеет чисто локальное значение — господство на Черном море — и решаться он будет там, на месте. Расширять рамки войны было бы безумием. Союзники «почтительно, но твердо» отразят всякую попытку русских оказать сопротивление на Черном море и его побережье; и когда это будет сделано, тогда, разумеется, они или русские, или обе стороны пойдут на мир.

Так оказалась развеянной еще одна бонапартистская иллюзия. Мечты о границе Франции по Рейну, о присоединении Бельгии и Савойи рассеялись, и их место заняла необычайно трезвая скромность. Мы ведем войну вовсе не для того, чтобы вернуть Франции подобающее ей положение в Европе. Отнюдь нет. Не воюем мы и за цивилизацию, как совсем еще недавно мы не раз утверждали. Мы слишком скромны, чтобы претендовать на столь важную миссию. Война ведется всего-навсего из-за толкования третьего пункта венского протокола! Вот каким языком говорит сейчас его императорское величество Наполеон III, милостью армии и благодаря терпимости Европы ставший императором французов.

Но что же все это означает? Нам говорят, что война ведется с целью решения вопроса чисто локального значения и может быть с успехом доведена до конца при помощи чисто локальных средств. Лишите только русских фактического господства на Черном море, и цель войны будет достигнута. Став хозяевами Черного моря и его побережья, удерживайте то, что захватили, и Россия очень скоро уступит. Таков самый последний из многочисленных планов кампании, составленных главной ставкой в Париже. Рассмотрим его более подробно.

Опишем положение дел в настоящий момент. Весь морской берег от Константинополя до Дуная, с одной стороны, и черкесское побережье, Анапа, Керчь, Балаклава до Евпатории, с другой, отняты у русских. Держатся пока только Кафа и Севастополь, причем Кафа находится в трудном положении, а Севастополь так расположен, что при возникновении серьезной угрозы его придется оставить. Более того, флот союзников бороздит воды внутреннего Азовского моря; их легкие суда Доходили до Таганрога и совершали нападения на все важные прибрежные пункты. Можно считать, что ни одного участка берега не осталось в руках русских, за исключением полосы от Перекопа до Дуная, то есть одной пятнадцатой того, что им принадлежало на этом побережье. Теперь предположим, что Кафа и Севастополь тоже пали и Крым оказался в руках союзников. Что же тогда? Россия, находясь в таком положении, мира не заключит, об этом она уже во всеуслышание заявила. Это было бы безумием с ее стороны. Это означало бы отказаться от сражения из-за того, что отброшен авангард, в тот самый момент, когда подходят главные силы. Что же смогут сделать союзники, добившись таких успехов ценой огромных жертв?