Ждать пришлось недолго. Пожилая, довольно неряшливая служанка швырнула поднос на стол. На нем лежал небольшой кусок отварной говядины и блюдо с плохо почищенной картошкой.

— И это все? — уставился Бен.

Рядом лежала буханка черствого хлеба и больше ничего. Бен и другие слуги выглядели такими расстроенными, что маркиз встал и сказал:

— Ладно, пойду посмотрю, что там можно достать. Когда он принес большую миску супа из зайчатины, от которой шел необыкновенно вкусный аромат, и огромный кусок свинины, то благодарности его друзей не было конца, и он подумал, что никогда раньше его гости не были так искренни в выражении своих чувств.

«Чарльз наверняка посмеялся бы над всем этим», — подумал он.

Закончив трапезу первым, он встал со словами:

— Пойду прогуляюсь и посмотрю лошадей, прежде чем лечь в кровать.

— Кровать! — воскликнул один из верховых. — Где ты видел кровать на сеновале? Маркиз замер.

— На сеновале? — переспросил он.

— Да, наше место на сеновале. Там мы и будем спать, — объяснил другой.

— Будем надеяться, что сена хватит на всех. А то последний раз, когда я ездил с ее светлостью, сена едва хватило чтобы прикрыть лодыжки!

Маркиз, не говоря ни слова, вышел. Он отправился на конюшню — убедиться, что лошади в полном порядке. Затем обошел вокруг постоялого двора. На пари или без пари но спать на сеновале он не собирался. Во всяком случае от своих слуг он этого никогда не требовал. Когда маркиз вернулся в гостиницу, Бена и его друзей уже нигде не было видно.

Он отвел хозяина в сторону:

— Я чувствую себя не совсем хорошо. Скорее всего простудился. У вас не найдется отдельной комнаты для меня? Разумеется, я заплачу за нее.

Хозяин уже намеревался сказать, что его место на сеновале с другими слугами, но, взглянув на него, передумал.

— Плати полгинеи, если у тебя есть, — сказал он. Маркиз достал монету из кармана и положил ее на стол.

— Я хочу хорошую комнату, — сказал он. — У вас, насколько я видел, их полно.

Некоторое время хозяин колебался. А затем позвал служанку и велел отвести маркиза наверх. Маркиз принес свой чемодан, который стоял у него под сиденьем, и пошел за служанкой. Они поднялись не на верхний этаж, как он предполагал, а на второй и прошли до конца коридора. Служанка, женщина средних лет, открыла дверь:

— Здесь тебе будет удобно. Хотя я и удивляюсь, что хозяин разрешил тебе поселиться в номере.

— Я привилегированная особа! — отшутился маркиз.

— О да! Это любая женщина подтвердит, стоит на тебя только взглянуть! Красавчик, да и только!

Грубоватый юмор служанки развеселил маркиза. Он оглядел комнату. Она была чистой и уютной, с удобной и опрятной кроватью.

— Спасибо, — поблагодарил он.

Вначале маркиз хотел дать служанке чаевые, но вовремя спохватился. Такой жест со стороны кучера может по меньшей мере показаться странным! Поэтому он еще раз одарил ее своей самой лучезарной улыбкой и без труда прочитал в ее глазах нескрываемое восхищение, когда она закрывала дверь. Служанка оставила на столе горящую свечу. Маркиз зажег еще одну.

Интересно, как отнесется Чарльз к тому, что вместо того, чтобы спать на сеновале с остальными слугами, он нежится в отдельном номере? Не посчитает ли он это нарушением условий пари?

«Не могу понять, зачем я согласился на это дурацкое пари» — подумал он в сердцах. И в ответ мысли его сразу же перекинулись на Флер. Он подошел к окну и отодвинул в сторону ситцевые занавески. Смеркалось. На небе зажглись первые звезды. Ему вспомнилось, как в это же время всего лишь два дня назад он целовал Флер в саду за ее домом. А потом она провожала его до калитки на улицу. До этого они провели более двух часов вместе в гостиной. Нет, никого он не встречал нежнее и прекраснее ее.

Маркиз целовал ее до тех пор, пока не начало стучать в висках, весь он пылал от страстного желания обладать ею. Когда они подошли к калитке, он опять обнял ее.

— Сколько это может продолжаться? — спросил он неистово. — Давай поженимся немедленно — завтра, и я покажу тебе, моя дорогая, что такое любовь!

— Это то… чего я хочу! — прошептала она. — Но мы… должны… обождать… мы должны!

К этому разговору они возвращались снова и снова. И, поскольку слова были бесполезны, он опять начал целовать ее. Наконец она вырвалась из объятий и почти вытолкала его за калитку. Маркиз возвращался домой, опьяненный любовью. Он желал ее, желал страстно, как ни одну женщину до сих пор. А Флер, оказывается, выжидала, умрет герцог или поправится.

— Будь ты проклята! — вырвалось у него сквозь зубы. — Будь ты проклята! Проклята!

Вдруг он услышал, как рядом громко хлопнула дверь, в соседней комнате был отчетливо слышен звук шагов. Кто-то пробежал по комнате, бросился на кровать, и она заскрипела.

Маркиз отошел от окна. Он решил, что это какой-нибудь постоялец слишком много выпил и теперь не в состоянии раздеться, но надеялся, что его сосед, пьяный или трезвый не будет слишком шумным. Раздавшийся за стенкой звук насторожил его. Маркиз прислушался: за стенкой слышался плач. Кто-то рыдал отчаянно и горько, навзрыд. Маркиз снова прислушался. Нет, он не ошибался — так безутешно могла рыдать только женщина, на которую обрушилось какое-то несчастье. В этих слезах не было ничего истеричного, одно отчаяние и безмерное страдание. Поддавшись порыву, он открыл дверь и, сделав несколько шагов по коридору, очень тихо, чтобы никто не услышал, постучал в дверь соседней комнаты. Всхлипывания не прекратились, и он повернул ручку двери. Дверь открылась. Комната была почти такая, как и у него. На кровати лежала молодая женщина, содрогаясь от рыданий. Маркиз видел только ее затылок. Понимая, что женщина не услышала его шагов, маркиз слегка прикрыл дверь и подошел ближе к кровати.

— Я не могу помочь вам? — спросил он. Услышав голос, женщина вздрогнула, и рыдания прекратились.

— Кто вас так расстроил? — спросил маркиз участливо. Она подняла голову и испуганно уставилась на него. Ее ресницы были мокрыми. Огромные, во все лицо, глаза тоже блестели от слез. Обрамлявшие лицо пушистые волосы были такими светлыми, что при лунном свете казались серебристыми. Девушка приподнялась на одной руке, видимо с трудом различая маркиза сквозь пелену слез. Но вот зрение ее прояснилось и в глазах появилось удивление и любопытство.

— Кто… кто вы? — спросила она дрожащим голосом.

— Я живу в соседней комнате, — успокоил ее маркиз. — Я услышал, как вы плачете, и решил, что, может быть, смогу чем-нибудь помочь вашему горю. Что у вас стряслось?

— Нет, нет… никто не может… п-помочь мне. Н-но… м-мне жаль, что я вас… разбудила!

— Вовсе нет! — улыбнулся маркиз, слушая отрывистую, почти бессвязную речь. — Я еще не ложился спать.

Глядя на нее, он подумал, что прежде не видел женщины, которая выглядела бы так прелестно, когда плачет. Казалось, слезы только усиливали ее красоту и совсем не портили лица.

Она вытерла глаза ладошкой, как это обычно делают дети. Маркиз достал из кармана тонкий батистовый платок и протянул его девушке. Поднявшись, она села на кровати и, вытирая насухо глаза, сказала дрожащим голосом:

— Я… я… мне ж-жаль, что все… так п-получилось.

— Ничего страшного, — ответил маркиз. — Скажите мне, что вас волнует.

— Я… я… не знаю, что делать. Что мне делать? Она говорила, как он понял, скорее для себя, словно стараясь обдумать происшедшее.

— Я… я была так уверена, что она поймет и… Пит сможет жить вместе со мной, но теперь…

Из ее глаз снова хлынули слезы. Взяв платок в обе руки, она закрыла глаза.

Маркиз подвинул стул ближе к кровати и сел.

— Ну же! Перестаньте плакать! И расскажите мне, в чем дело. Всегда огорчительно видеть плачущей красивую женщину.

Девушка, а это была совсем юная девушка, опустила платок, посмотрела на него и сказала:

— Я… я знаю, кто вы… Вы новый кучер! Но… почему вы здесь?

Теперь и маркиз догадался, кто его собеседница. Он видел ее только со спины, когда она входила в гостиницу вслед за леди Хорнклиф.