Джек оказался прав. Их всех разместили в доме, поэтому о ночлеге на сеновале не могло быть и речи. Ему отвели комнату в левом крыле, где спали слуги-мужчины. Служанок же разместили как можно дальше от мужчин, на верхнем этаже противоположного крыла. Маркиз был рад, что ему как кучеру отвели отдельную комнату. При этом маркиз отметил, что хотя сэр Перси, по-видимому, не скупился на расходы, все вокруг было безвкусным, кричащим, аляповатым. Впрочем, у него хватило ума нанять дворецкого, который служил еще у прежних господ. Старые слуги, без сомнения, считали своего нового хозяина выскочкой.

Маркиз взял у дворецкого список гостей. Он знал имена одного или двух из них, но никогда не общался с ними лично, ибо никто из них не был членом элитарного Уайт-клуба. Не встречались они ему и в тех домах, которые он обычно посещал в Лондоне.

Маркиз должен был обедать вместе с домоправителем в его комнате. С точки зрения слуги, это была большая честь. Так как в доме было полно гостей, а после обеда ожидалось еще и прибытие новых, то все слуги были очень заняты. Ужин для старших слуг был накрыт ровно через час после обеда гостей. От своей матери маркиз еще с детства знал, как ведут себя в таких случаях слуги в их поместье: они рассаживались в комнате домоправителя за большим столом. В одном конце стола садился домоправитель, на другом — дворецкий. Камеристки и камердинеры господ рассаживались строго по ранжиру, в зависимости от титула их хозяев. Служанки герцогинь, маркиз и графинь садились по правую руку дворецкого. По правую руку домоправителя (а у них в Иглз это была женщина-экономка) обычно усаживался слуга самого почетного и важного гостя, а слева — его кучер. Остальные слуги рассаживались в соответствии с положением, занимаемым их хозяевами. Поэтому маркиз не удивился, обнаружив, что его место по левую руку от домоправителя. Пища была такой же обильной, вкусной и сытной, как та, которую подавали гостям. Им подали пять блюд. Прислуживали за столом младшие слуги и помощники. На стол подали также вина, и маркиз нашел, что все, без сомнения, из лучших припасов сэра Перси.

Маркиз совсем не удивился, когда разговор за столом переключился на те же сплетни, которые циркулировали и в лондонских гостиных. На сей раз слухи шли не сверху, а снизу. За столом говорили о последнем увлечении короля графиней Хертфорд. Затем один из слуг рассказал историю об одном дворянине, которого маркиз хорошо знал. Его видели взбирающимся по водосточной трубе одного из домов в фешенебельном районе Лондона. Внезапно домой вернулся муж его прелестницы и застал их обоих врасплох.

История вызвала дружный смех присутствовавших. Служанка леди Хорнклиф, с которой маркиз столкнулся всего лишь за несколько минут до начала ужина, тоже вступила в разговор:

— Не могу не сказать вам, что моя госпожа произвела настоящий фурор в Лондоне и подставила ножку не одной прославленной светской красавице!

— Да, она действительно хороша собой, — сказала экономка несколько натянутым тоном. — Хотя что касается меня, то я всегда хотела увидеть двух известных красавиц.

— Кого? — спросил камердинер.

— Одну зовут леди Блессингтон, — ответила экономка. — А вторую… мисс… э… Ман… Манроу. Да, Флер Манроу — так ее зовут. Я слышала, она настоящая красавица!

При имени Флер маркиз непроизвольно сжался. Вторая служанка добавила:

— Вы правы, мисс Филд, она очень хороша собой! И могу сказать вам последние новости, поскольку мы только что из Лондона, — еще до конца лета ее голову украсит подвенечный убор.

— Вы имеете в виду, что она собирается замуж за виконта Сэттингтона?

— Конечно, — ответила служанка. — Из нее получится замечательная герцогиня. Но у него будет хлопот полон рот, когда он на ней женится. Впрочем, это было бы с любым избранником.

— Почему ты так говоришь? — возразила мисс Филд. — Ведь, в конце концов, она только молодая девушка.

— Молода-то молода, да не по годам зрелая и хорошо знает, что почем, — отвечала служанка.

— Что ты имеешь в виду? — спросил кто-то за столом.

— Говорят, — ответила служанка с напускной скромностью, что ей еще не было семнадцати, а в их доме творились хорошенькие дела!

— Ну, ну, рассказывай, что она там вытворяла, — сказал другой женский голос просительным тоном.

— Да, там был один красавчик. Особенно он был хорош верхом на лошади. Но ее мамаша не пришла бы в восторг, узнай она, чем эта парочка занималась в лесу!

Маркиз встал, чувствуя, что не может больше слушать. Обращаясь к экономке, он сказал:

— Прошу извинить, но у меня сильная головная боль. Пойду прилягу.

— Ах, какая жалость, мистер Лайон! — ответила та сочувственно. — Конечно, идите прилягте. Надеюсь, утром вы будете чувствовать себя получше.

— Уверен в этом, — ответил маркиз. — И большое спасибо за все.

Он направился к двери. Дворецкий сделал ему дружеский жест рукой. Когда он вышел из комнаты, то услышал, как кто-то сказал за дверью:

— Вот действительно приятный человек, и такой красавец!

Он заторопился прочь и, найдя ближайшую дверь, вышел на улицу. У него действительно болела голова, но не только… Опять заныло сердце. В ушах его все еще звучала слова, сказанные о Флер. Как он мог оказаться таким дураком? Откуда эта самоуверенность, что его нельзя провести? Как он мог обмануться ее девичьей невинностью и скромностью? И ее красотой, которая казалась ему воплощением целомудрия и чистоты?

Опять в нем поднялась почти фанатичная волна ненависти ко всем женщинам и к тому, что он был так подло и вероломно обманут. Чтобы найти выход обуревавшим его чувствам, он стремительно направился в сторону сада, темневшего невдалеке. Луна уже была высоко в небе, звезды заполнили весь свод. И эта красота ночного неба подействовала на него благотворно. Он почувствовал себя лучше, ярость постепенно утихала.

Чарльз был прав. Время все лечит. Пройдет время, и он забудет Флер. Но никогда больше он не поверит ни одной женщине. Никогда он больше не даст себя обмануть этому ореолу невинности, который, оказывается, изнутри весь перепачкан грязью и имеет отнюдь не товарный вид.

Ночь, звезды, деревья — все это мало-помалу привнесло в его душу некое подобие умиротворенности. Назад он пошел другим путем, пробираясь сквозь заросли кустарников и деревьев, пока не вышел на аллею в саду. Очевидно, и на этот роскошный парк тоже была истрачена уйма денег. Он вышел к искусственному водопаду, сооруженному на гранитной скале. Вода низвергалась потоками вниз среди экзотических растений и цветущих кустарников, пока не вливалась в небольшое озеро, окруженное цветами. Из освещенных окон дома доносилась музыка. Он подумал, что, видимо, Лаэла развлекается вовсю. И правильно! Ведь когда она переедет в деревню и станет жить самостоятельно, вряд ли сможет часто посещать балы или позволить себе купить красивый наряд для этого. Наверное, для нее было бы лучше уговорить Эйврил Хорнклиф проявить благоразумие и разрешить ей взять брата с собой.

Он шел в сторону дома, стараясь держаться в тени больших кустов рододендрона, которые окаймляли лужайку. В центре ее, как он заметил, располагался фонтан. В лунном свете струи воды, падающие в бассейн, искрились и мерцали, образуя фантастическое зрелище. Он стоял в тени деревьев, созерцая эту красоту, когда вдруг услышал женский голос:

— Нет! Пожалуйста… нет!

— Ну, не будь же дурочкой! — отвечал мужской голос, — Все вы девчонки любите это, и я хочу поцеловать тебя!

— Нет! Пожалуйста… нет. Конечно, я должна… мне надо домой!

— Не раньше чем я тебя поцелую!

Маркиз выглянул из-за кустов и понял, что не ошибся. Это была Лаэла, изо всех сил отбивавшаяся от тучного господина средних лет, который одной рукой крепко держал ее за запястье. Другой рукой он обхватил ее за плечи, стараясь притянуть девушку к себе поближе.

— О, пожалуйста… пожалуйста… — молила Лаэла. — Я не хочу, не хочу, чтобы вы… меня целовали!

— Будь умницей! — отвечал мужчина. — Я научу тебя целоваться, и тебе понравится это! — Мужчина говорил хриплым голосом, словно ему было тяжело дышать.